Он обсуждал эту проблему с Джойей, когда та пришла в мастерскую проверить, как идут дела. Его сын, Илиан, внимательно слушал.

— Как только вы поднимете перекладину на опоры, разве нельзя будет выровнять её положение? — спросила Джойа.

— Нет, — сказал Сефт. — Она слишком тяжела, чтобы подвинуть её то туда, то сюда.

— А нельзя её верёвками?

— Возможно, придётся попробовать, но сотня человек, тянущих за верёвки, не сможет сделать крошечные поправки, сдвинуть гигантский камень не больше чем на толщину пальца.

В этот момент вмешался Илиан. Ему исполнилось уже тринадцать лет, и его детский дискант сменился ломающимся басом. Он многому научился и уже был умелым плотником, и Сефт гордился им, но, возможно, ему ещё было рано прерывать разговор взрослых о важном деле. Однако Сефт позволил ему говорить.

— Помнишь шипо-пазовые соединения, которые мы делали для деревянных перекладин в старом Монументе? — спросил Илиан.

— Да, но это было другое, — ответил Сефт. — Нам нужно было закрепить деревянные перекладины, чтобы они не соскользнули, например, при сильном ветре. Каменные перекладины слишком тяжелы, чтобы их сдвинул ветер или что-либо ещё. Когда мы их поднимем, они останутся там навсегда.

Илиан не унимался:

— Я думаю о том, как установить перекладину в идеально правильное положение, ровно на вершине опоры. Если бы на опорах были шипы, а в перекладинах — пазы, и те и другие тщательно выверены, то каждая перекладина просто сама собой встала бы на опору в нужном месте. По сути, она и не сможет лежать наверху, не соскользнув при этом на своё место.

— Ох, — выдохнул Сефт. Он задумался. — Это может сработать. — Он посмотрел на Илиана. — Дельная мысль.

— И мы можем вырезать шипы на опорах, пока они здесь, лежат, — сказал Илиан. — Это проще, чем потом, когда они будут стоять.

Сефт кивнул.

— Иди и расскажи об этом людям.

Илиан ушёл.

— Поразительно для того, кто почти ещё ребёнок, — сказала Джойа. — Ты, должно быть, гордишься им.

— Очень горжусь. — Сефт улыбнулся и кивнул. — Хотя больше всего я горжусь тем, каким было его детство. Его никогда не били. Никогда не называли дураком. Никто не подшучивал над ним зло. Он был счастливым ребёнком, а теперь становится счастливым взрослым.

— Не такое детство, как было у тебя.

— Верно, — сказал Сефт. — Не такое как у меня.

*

Пиа была удивлена и встревожена возвращением Шена. «Не стоило удивляться, что он пережил войну, — подумала она, — Это вполне в его духе. Наверняка удрал, как только запахло жареным».

Он перебрался в хижину Труна, деля её с Катч. Пиа гадала, каково Катч принять это.

Пшеница высоко стояла в полях, почти готовая к жатве, и Пиа делала косу, вставляя острые кремневые пластинки в изогнутую палку, готовясь к сбору урожая, а Олин наблюдал за ней. Она обсудила Шена с Даффом и Яной, когда те вернулись в дом на обед.

Дафф был в ярости.

— Как он смеет здесь показываться? Он был ближайшим союзником Большого Человека, виновного в гибели более половины мужчин Фермы!

— Полагаю, это его единственный дом, — сказала Яна. — Прошло около четырёх недель с момент панического бега. Возможно, он пытался найти другое место для жизни, но не смог.

— Никто бы его не принял, — предположил Дафф. — И мы не примем. Его нужно вышвырнуть.

— Давайте не будем вести себя как Трун, — твёрдо сказала Пиа.

Дафф тут же одумался. Он успокоился и сказал:

— Ты права. Те дни прошли. И всё же мы должны что-то сделать. Он хитрый и подлый, и мы не знаем, что он мог задумать.

— Неужели мы допустим возвращение старых порядков? — спросила Пиа. От этой мысли её пробрал холод.

— Я не знаю… — ответила Яна.

— Нам нужно узнать больше, — сказала Пиа. — Я поговорю с Катч. Я её племянница, она меня любит, она расскажет, что затевает Шен. Пойду после еды.

Катч и Шен были в большой прямоугольной хижине Труна. Шен сидел, скрестив ноги, и ел, судя по всему, жареного лебедя. Он тщательно обгладывал тёмное жирное мясо с костлявого остова. На нём была туника с длинными рукавами, должно быть, принадлежавшая Труну, единственному человеку на Ферме, у которого всегда было больше одной туники.

Когда Катч увидела Пию, она занервничала, возможно, опасаясь ссоры между Пией и Шеном. Шен продолжал есть, не обращая на Пию внимания, но по тому, как он сидел, она видела, что и он напрягся.

— Как ты? — обратилась Пиа к Катч.

— Я в порядке, — ответила та.

— Твоя пшеница хорошо созревает.

— Да.

Пшеница у всех созревала хорошо. Пиа вела пустой разговор, надеясь, что Катч расслабится.

Не отрываясь от еды, Шен сказал:

— Принеси мне воды, женщина.

Пиа смотрела, как Катч наполнила миску из кувшина и подала Шену. Он взял её, не поблагодарив.

«Это ужасно, — подумала Пиа. — Он просто вошёл и начал вести себя так, будто ничего не изменилось. Мы не можем этого допустить».

Она скрыла свою тревогу и сказала:

— Катч, ты, должно быть, рада, что Шен поможет тебе собрать урожай. Теперь твоя жизнь станет легче.

Катч издала неопределённый звук, а Шен нахмурился.

Пиа решила надавить.

— Шен, помимо помощи Катч, ты должен будешь работать с Лисс, моей соседкой, один или два дня в неделю.

Он бросил на неё взгляд, который говорил: «Ты, должно быть, шутишь».

Она настаивала:

— Мы все теперь так делаем, чтобы поддержать женщин, овдовевших из-за глупой войны Труна. Если все мы внесём свою лепту, то, возможно, никто не будет голодать этой зимой.

Шен посмотрел с презрением.

— Вижу, ты тут распоряжаешься, будто ты Большой Человек, — усмехнулся он. — Что ж, это кончилось. Женщины не могут отдавать приказы.

— Вот как?

— Ты и сама это знаешь.

— Так кто же, по-твоему, Шен, будет теперь отдавать приказы?

— Если ты этого не знаешь, то ты ещё глупее, чем большинство женщин.

Пиа поймала взгляд Катч и улыбнулась, но Катч тревожно отвела глаза. «Что ж, — подумала Пиа, — после стольких лет жизни с Труном ей, видимо, потребуется время, чтобы понять, что она не обязана быть рабыней любого мужчины, что вошёл в её дверь».

— Катч, если тебе что-нибудь понадобится, дай мне знать, хорошо? — сказала она.

Катч не ответила, но вышла за Пией. Как только они отошли на расстояние, где Шен не мог их слышать, Катч сказала:

— Скажи Даффу, он должен созвать собрание. Должен!

— Хорошо, — ответила Пиа, с тревогой отметив, что даже сейчас Катч считает, что собрание должен созывать мужчина.

Вечером она пересказала всю историю Даффу и Яне. Дафф хотел немедленно созвать собрание.

— Мы должны показать всем, что на Ферме всё изменилось раз и навсегда.

— Помедленнее, — сказала Яна. — Давай не будем торопиться. Не все хотят, чтобы им говорили, что всё изменилось навсегда.

— Ты же не думаешь, что женщины хотят видеть Шена в роли Большого Человека!

— Я бы хотела быть в этом более уверена.

— Я не могу поверить…

Яна прервала его:

— Дафф, тебя окружают непокорные женщины: Пиа, я, даже твоя тётя Уда. Подумай, сколько у нас из-за этого неприятностей. Но не все женщины такие, как мы. Некоторые просто хотят спокойной и понятной жизни. Нужно многое, чтобы заставить их взбунтоваться. Давай выясним, как обстоят дела и какие у них настроения.

Дафф нахмурился.

— Женщины-скотоводы не покорны, — возразил он. — Они такие же, как вы.

— Но у нас тут община земледельцев.

Дафф уступил.

— Хорошо.

Пиа решила действовать.

— Я прощупаю почву, — сказала она. Она посмотрела на небо. — Ещё немного светло. Зайду к Руа. Она мыслит независимо. Посмотрим, что она думает о Шене.

Пиа обошла поля, чтобы не топтать посевы, и подошла к дому Руа. Руа и её сын, Эрон, только что закончили ужинать. Руа приветливо встретила Пию.

— Как тебе работается с Лисс? — обратилась Пиа к Эрону.

— Нормально, — ответил Эрон, которому исполнилось тринадцать лет. — Она меня вкусно кормит.