Широко расставив ноги, он твердо стоял впереди остальных в голубом скафандре, покрытом пылью и обесцвеченном гротескными подпалинами. В одной руке он уверенно держал похожее на винтовку оружие, нацеленное на предводителя ганимейцев. Свободной рукой он махнул стоявшим позади людям, приказывая им выйти вперед. Жест был решительным и властным. Остальные послушались: одни встали слева или справа от него, другие отошли от основной группы, чтобы взять инопланетян на прицел с безопасных позиций посреди окружающих обломков. Он был выше остальных и крепче сложен, а на лице, скрывавшемся за забралом его шлема, застыл оскал белых зубов, резко контрастировавших с темными небритыми щеками и подбородком. В аудиозаписи послышалось что-то нечленораздельное. И хотя смысл слов был неясен, вызывающий и дерзкий тон не допускал разночтений.

– Тогда наши методы наблюдения уступали современным, – заметил Калазар. – Мы не знали их языка.

Лидер ганимейцев ответил им на собственном языке, очевидно надеясь развеять тревогу лунарианцев при помощи интонации и жестов. По мере продолжения диалога напряжение пошло на спад. В итоге великан от людей опустил оружие, а те, кто спрятался, начали выбираться из укрытий. Он жестом поманил ганимейцев за собой и, когда ряды позади него расступились, отвернулся и повел их ко внутреннему входу.

– Это был Кориэль, – сказал Гарут.

Хант уже понял это и сам. И по какой-то причине почувствовал заметное облегчение.

– Он все-таки смог! – выдохнул Данчеккер. – Вот еще один вопрос, над которым мы ломали голову: был ли Кориэль среди тех, кто в итоге достиг Земли. Теперь по крайней мере ясно, что шанс у него был. Вы не знаете, удалось это ему или нет?

В ответ Калазар показал другое изображение. Это был вид на поселение примерно из дюжины переносных строений незнакомой архитектуры, которые располагались у берега реки на фоне полутропического леса с туманными очертаниями далеких гор. По одну сторону городка находилось нечто вроде склада с рядами и штабелями ящиков, круглых коробок и других контейнеров. На переднем плане собралась толпа из двух-трех сотен фигур – человеческих фигур, одетых по большей части в простые, но вполне практичные рубахи и штаны. У многих имелось оружие, которое они носили либо на поясе, либо перекинув через плечо.

Впереди, сунув большие пальцы за пояс, стоял высокий, широкоплечий Кориэль с густыми черными волосами и неулыбчивым лицом. На шаг позади, слева и справа от него стояло по лейтенанту. Несколько человек в толпе поднимали руки в прощальном жесте.

Затем картинка начала отдаляться и клониться вбок. Поселок быстро сжался, затерявшись среди древесного ковра, который и сам вскоре померк, превратившись в расплывчатое пятно зелени в лоскутном одеяле цветов, которое обретало форму по мере того, как уменьшался масштаб и из-за краев картинки вливалось все больше окружающего пейзажа.

– Это последние кадры, снятые с корабля, перед тем как он покинул Землю и взял курс на Туриен, – объяснил Калазар.

Перед ними появилась знакомая береговая линия Красного моря, которая затем сжалась, влившись в рельеф Ближнего Востока – вполне узнаваемый, несмотря на перспективные искажения на периферии. Наконец появился и край самой планеты. На таком расстоянии ее кривизна уже была видна невооруженным глазом.

Долгое время они молча наблюдали за происходящим. Наконец тишину нарушило бормотание Данчеккера:

– Только представьте… весь человеческий род начался с этой крошечной группы людей. И после всех тягот, выпавших на их долю, они все же смогли завоевать мир. Какой же необыкновенной, должно быть, была их раса.

Это был один из тех редких случаев, когда Хант воочию видел растроганного Данчеккера. Он и сам разделял его чувства. Он мысленно вернулся к сценам лунарианской войны и сфабрикованным йевленцами картинам Земли, в панике несущейся к той же самой катастрофе. И все же их вымысел едва не воплотился в жизнь. Человеческая цивилизация подошла к краю пропасти – к самому краю. Если бы Земля в свое время не сменила курс, выдуманное будущее могло исполниться уже в ближайшие двадцать-тридцать лет. И тогда Чарли, Кориэль, «Горда», усилия туриенцев, злоключения горстки выживших, которые им только что показал Калазар, – и все, что им пришлось пережить после этого, – пропали бы впустую.

На ум пришли слова Веллингтона, которые тот произнес после битвы при Ватерлоо: «Мы были близки к поражению, чертовски близки к поражению – ближе, чем я когда-либо был в своей жизни».

Выслушав рассказ Пейси о случившемся на «Бруно», Джерол Пакард обратился с конфиденциальным запросом в ЦРУ для составления свода всей имеющейся у них информации о Сверенссене и, для полноты картины, о других членах делегации ООН, посетившей обратную сторону Луны. Днем позже Клиффорд Бенсон, служащий ЦРУ, отвечавший за выполнение этого запроса, резюмировал полученные сведения на закрытом совещании, местом которого был выбран кабинет Пакарда в Госдепартаменте США.

– Сверенссен вновь появился в Западной Европе в две тысячи девятом году и на тот момент уже имел устоявшийся круг социальных и финансовых контактов. Как именно это произошло – остается неясным. Мы не смогли обнаружить никаких достоверных следов его существования за все предшествующие десять лет – а точнее, до того самого момента, когда он якобы был убит в Эфиопии. – Бенсон указал на приколотую к настенной доске диаграмму с именами, фотографиями, названиями организаций и соединяющими их стрелками. – Его ближайшие соратники – франко-британо-швейцарский консорциум инвестиционных банкиров, который и сейчас в значительной степени контролируется теми же семьями, которые в девятнадцатом веке развернули сеть финансовых операций в Юго-Восточной Азии с целью отмывания доходов от продажи опиума в Китай. И вот что интересно: одно из самых видных имен с французской стороны консорциума принадлежит кровному родственнику Далданье. Более того, связь между этими двумя именами насчитывает три поколения.

– Эти люди довольно тесно связаны друг с другом, – заметил

Колдуэлл. – Не уверен, что стал бы уделять много внимания подобным обстоятельствам.

– Я бы тоже не стал, будь это единичный случай, – согласился Бенсон. – Но взгляните на остальные факты. – Он указал на другую часть схемы. – Британская и швейцарская стороны контролируют ощутимую долю мировых сделок в сфере драгоценных металлов, а лондонский рынок золота вкупе с подконтрольными ему горнодобывающими предприятиями служит для них связующим звеном с Южной Африкой. И взгляните, чье имя выделяется среди прочих на конце этой линии.

– А этот Ван Хелинк из того же клана, что и остальная когорта Сверенссена? – с сомнением в голосе спросила Лин.

– Именно, – подтвердил Бенсон. – Их несколько, и все связаны с разными аспектами одного и того же бизнеса. Это довольно сложная организация. – Он сделал секундную паузу, а затем продолжил: – Вплоть до начала века значительная доля средств, контролируемых Ван Хелинком, уходила на поддержание белого превосходства за счет мер, подрывающих экономическую и политическую стабильность черной Африки. Это отчасти объясняет отсутствие интереса к поддержке сопротивления кубинским и коммунистическим диверсиям, происходившим в семидесятые-девяностые годы. Чтобы удерживать свое положение военными методами, несмотря на торговые эмбарго, клан организовал торговлю оружием через посредников, которыми нередко выступали южноамериканские режимы.

– Значит, именно здесь в общую картину вписывается тот бразилец? – приподняв бровь, спросил Колдуэлл.

Бенсон кивнул.

– Среди прочих. Отец и дед Саракеза были видными фигурами в финансировании сырьевых товаров и в особенности нефти. Они, как и Ван Хелинки, связаны с движущими силами, стоящими за дестабилизацией Ближнего Востока в конце двадцатого века. Главной причиной тому была максимизация доходов от торговли нефтью, прежде чем мир переключится на ядерное топливо, что также объясняет массовые протесты против использования атомной энергии, организованные в те же годы. Побочным эффектом, сработавшим на руку Саракезам, стал рост спроса на центральноамериканскую нефть. – Бенсон пожал плечами и раскинул руки. – Дальше – больше, но, полагаю, суть вам ясна. В подобных эпизодах замешаны еще несколько человек из той же делегации. Все это одна большая семья, и во многих случаях буквально.