Нет причин позволять им без нужды рисковать собой. Кроме того, информация с Земли уже оказала нам неоценимую помощь и, возможно, еще сыграет роль в будущем. Иначе говоря, мы просто не можем позволить себе остаться без канала связи с «Маккласки», тем более в такой момент. Там от них будет куда больше пользы. Поэтому я бы предпочел отказать им в подобной просьбе… ради блага самих землян и всех остальных.

Взглянув в глаза Гарута, Калазар увидел ту же жесткость, которую заприметил в тот момент, когда Брогулио объявил об уничтожении «Шапирона». Его подозрения оправдались: миссия была для Гарута способом свести личные счеты. Он не хотел, чтобы в этом участвовали посторонние – даже Хант и его коллеги. Для ганимейца подобная реакция была весьма необычной. Он перевел взгляд на Шилохин и Исиана и понял, что те сами догадались о намерениях Гарута. Но не станут высказывать этого вслух, не желая порочить его честь и достоинство. Не станет этого делать и сам Калазар.

– Хорошо, – согласно кивнул он. – Я выполню вашу просьбу.

Советский военный самолет, вылетевший с Земли Франца-Иосифа, скользил надо льдом в направлении Северного полюса. Конфликт внутри Кремля, охвативший всю правящую иерархию СССР, был все еще далек от разрешения, а силы страны – поделены между фракциями. Чтобы свести риски к минимуму, полет пришлось организовать втайне. Пока Вериков сидел в задней части темного салона, зажатый между двумя вооруженными охранниками, а полдюжины офицеров дремали или вполголоса беседовали на окружавших его креслах, Николай Соброскин пристально глядел в темноту за окном и размышлял об удивительных событиях последних сорока восьми часов.

Как показал опыт Соброскина, инопланетяне плохо выдерживали допросы. Во всяком случае, инопланетянин по фамилии Вериков. Ведь именно им Вериков и был – членом агентурной сети, набранной из жителей Туриена, которые внешне не отличались от людей. Именно они вели наблюдение за Землей и на протяжении всей человеческой истории скрытно проникали на планету. Глобальное разоружение было спланированным актом, призванным подготовить планету к их превращению в правящую элиту при поддержке Йевлена, а Нильсу Сверенссену, который тоже входил в число йевленских агентов, предстояло стать верховным владыкой всей Земли. В конечном счете промышленность планеты будет свернута, а сама она станет игровой площадкой йевленской аристократии и отчасти будет отдана под обширные сельскохозяйственные угодья для их самых верных вассалов. Вопрос о том, как после такой деградации планета сможет поддерживать население, не задействованное в работе и оказании услуг, оставался без ответа.

Как только об этом стало известно, ценность Верикова заметно упала. Чтобы спасти собственную шкуру, он предложил Советам сотрудничество и в доказательство собственной лояльности раскрыл информацию о канале связи между Йевленом и агентами на Земле; этот канал располагался в доме Сверенссена в Коннектикуте и был установлен йевленскими техниками, нанятыми американской строительной компанией, которая сама играла роль фасада для деятельности йевленцев. Именно через эту линию связи Сверенссен передавал сведения о попытках туриенцев втайне выйти на контакт с Землей через обратную сторону Луны и получал инструкции для контроля над земной стороной диалога. Вериков, насколько мог судить Соброскин, ничего не знал об упомянутом Норманом Пейси американском канале. Отсюда Соброскин сделал вывод, что при всех ухищрениях йевленской системы наблюдения как минимум эту информацию удалось сохранить в тайне.

Соброскин решил, что первым шагом на пути к уничтожению йевленской сети должен стать разрыв связи в Коннектикуте, пока йевленцы еще не знают о ее обнаружении, а значит, находятся в уязвимом положении и не ждут атаки. Для такой операции, очевидно, требовалась помощь Вашингтона, а поскольку никто, даже Вериков, не знал полного размаха агентурной сети и списка ее возможных членов, выбор пал на Нормана Пейси. Соброскин связался с «Иваном» из советского посольства и, используя условленную систему из невинных на вид фраз, передал послание для Пейси. Спустя восемь часов в московский кабинет позвонили из Госдепартамента США и сообщили, что для группы приглашенных советских дипломатов забронированы номера в отеле, тем самым подтвердив, что американская сторона получила и поняла их сообщение.

Из интеркома в темноте над ними прозвучал голос пилота: «Пять минут до посадки». В салоне зажегся приглушенный свет, и Соброскин вместе с остальными офицерами принялись собирать пачки сигарет, бумаги и другие раскиданные вокруг предметы, а затем надели теплые арктические куртки, готовясь к холоду снаружи.

Спустя несколько минут самолет неторопливо вынырнул из ночного неба и опустился в центре тусклого пятна света, указывавшего на зону посадки американской научно-исследовательской базы и арктической метеостанции. Сбоку в тени стоял самолет американских ВВС; его двигатели работали, а перед судном сгрудилась небольшая компания из тепло одетых людей. Дверь в передней части салона открылась, и на землю опустился складной трап. Соброскин вместе с остальной советской делегацией спустился по ступенькам и быстро зашагал по льду; середину их группы занимал Вериков и двое сопровождавших его офицеров. Они ненадолго остановились перед дожидавшимися их американцами.

– Вот видите, прошло не так уж много времени, – сказал Соброскину Норман Пейси, когда двое обменялись рукопожатиями в толстых перчатках.

– Нам нужно многое обсудить, – заметил Соброскин. – Такое вам бы не привиделось и в самых смелых фантазиях.

– Увидим, – с улыбкой ответил Пейси. – Мы тоже не стояли на месте. Так что вас, возможно, тоже ждут сюрпризы.

Люди стали подниматься на борт; позади них взвыл двигатель советского самолета, и тот вновь растворился в ночи. Спустя полминуты американское судно оторвалось от земли и повернуло на север, чтобы через полюс и восточную Канаду проследовать до самого Вашингтона.

На «Маккласки» наступил поздний вечер. Базу окутала тишина. Фонари, равномерно расположенные вдоль ограждения, отбрасывали тусклые пятна оранжевого света на застывшие в мрачном молчании самолеты. Неподалеку от них стояли Хант, Лин и Данчеккер, не сводя глаз с созвездия Тельца.

Они уже доказывали, хитрили и возражали, что Земли йевленская проблема касается не меньше, чем остальных рас, и что если Гарут и Исиан рискуют собственными жизнями, то земляне по зову чести и справедливости просто обязаны разделить их судьбу. Но все уговоры оказались тщетными: Калазар был непреклонен в своем решении оставить перцептрон на Земле. Они не осмелились подкрепить свои аргументы обращением к вышестоящим инстанциям в лице ООН или американского правительства, поскольку не знали, кто из членов этих организаций мог работать на йевленцев. В итоге им ничего не оставалось, кроме как надеяться и ждать.

– Абсурд какой-то, – наконец, заметила Лин. – За всю свою историю они не сражались ни в одной войне, а теперь, как заправские коммандос, собираются штурмовать целую планету. Я и не думала, что ганимейцы на такое способны. Думаешь, Гарут двинулся умом или вроде того?

– Гарут просто хочет еще раз полетать на своем корабле, – пробормотал Хант и невесело хмыкнул. – Хотя, казалось бы, после двадцати пяти миллионов лет этих впечатлений ему должно было хватить на всю жизнь.

Хант подумал, что Гарут, возможно, хочет погибнуть вместе с «Шапироном», как подобает хрестоматийному капитану. Но вслух этого не сказал.

– Благородный жест, спору нет, – заметил Данчеккер. Он со вздохом покачал головой. – Но мне не по себе. Я не понимаю, зачем было оставлять здесь перцептрон. Лично мне это показалось простой отговоркой. Даже если нам нечего привнести с технической стороны, Гаруту и его друзьям мог бы пригодиться наш опыт, случись им ввязаться в неприятности.

– И что это за опыт? – спросила Лин.

– Мне казалось, это очевидно, – ответил Данчеккер. – Мы уже видели, насколько образ мышления ганимейцев отличается от человеческого. Может, йевленцы и умеют плести интриги и вводить противника в заблуждение, но в этих искусствах они не такие мастера, как, по-видимому, привыкли думать. Однако, чтобы распознать йевленские оплошности и обратить их себе на пользу, требуется человеческий ум.