– Так-так. Об этом мы уже знаем. Что-нибудь еще? На лице Джанет на секунду мелькнула улыбка.

– Он злится из-за того, что ты, похоже, не даешь ему спуска на совещаниях делегации. У меня сложилось впечатление, что он считает тебя каким-то злобным уродом. Ума не приложу, с какой стати.

– Да уж.

Она внезапно изменилась в лице.

– Было кое-что еще, не так давно… Точнее, прямо вчера. – Пейси ждал, не говоря ни слова. Джанет ненадолго задумалась. – Я была у него, в ванной. Как вдруг в номер зашел кто-то из делегации, в приподнятом настроении. Но это был не ты и не тот невысокий лысый русский, а кто-то незнакомый. В общем, он не мог знать, что я в ванной, и тут же заговорил. Нильс велел ему молчать и, судя по голосу, был очень зол, но незнакомец все же успел упомянуть, что скоро в дальнем космосе будет уничтожен какой-то объект. – Она на мгновение наморщила лоб, а затем покачала головой. – Больше ничего… во всяком случае, из того, что я помню.

Пейси недоверчиво смотрел на нее:

– Ты уверена, что он так и сказал? Джанет покачала головой.

– Прозвучало именно так… точно сказать не могу. Из крана шла вода и… – Она замолчала, не договорив.

– Других разговоров не помнишь?

– Нет… прости.

Пейси встал и медленно прошел к двери. Немного постояв, он развернулся, прошагал обратно и остановился перед Джанет, пристально глядя на пол.

– Видишь ли, мне кажется, ты не до конца понимаешь, во что ввязалась, – произнес он, сопроводив свои слова зловещими нотками. Джанет испуганно подняла глаза. – Выслушай меня внимательно. Крайне важно, чтобы ты больше ни с кем об этом не говорила. Поняла? Ни с кем! Если хочешь взяться за ум, то сейчас самое время. Больше ни слова из того, что ты мне рассказала. – Она молча покачала головой. – Я хочу, чтобы ты дала мне слово, – попросил он.

Она кивнула, а спустя пару секунд спросила:

– Значит ли это, что мне нельзя видеться с Нильсом?

Пейси прикусил губу. Возможность узнать больше была весьма соблазнительной, но можно ли ей доверять? Поразмыслив несколько секунд, он ответил:

– При условии, что не будешь рассказывать ему о том, что видела и что говорила. А если снова случится что-нибудь необычное, дай мне знать. Не играй в шпионские игры и не нарывайся на неприятности. Просто смотри в оба и слушай и, если заметишь что-то странное, сообщи мне и больше никому. И ничего не записывай. Ладно?

Она снова кивнула и попыталась улыбнуться, но ничего не вышло.

– Ладно, – согласилась она.

Пейси ненадолго задержал взгляд на Джанет, а затем развел руками, показывая, что разговор окончен.

– Думаю, пока что это все. Извини, но меня ждут кое-какие дела.

Джанет поднялась и быстро прошагала к двери. Она как раз собиралась закрыть ее за собой, когда Пейси добавил:

– И Джанет…

Она остановилась и обернулась.

– Бога ради, постарайся приходить на работу вовремя и лишний раз не раздражать этого твоего русского профессора.

– Хорошо.

После краткой натужной улыбки она удалилась.

Пейси уже давно заметил, что Соброскин, как и он сам, по-видимому, не входил в сложившуюся вокруг Сверенссена клику, и со временем все больше убеждался в том, что Николай ведет одиночную игру от имени Москвы и видит в политике ООН лишь средство для достижения собственных целей. Если это действительно так, он вряд ли будет в курсе информации, которую отчасти удалось подслушать Джанет. Не желая нарушать радиомолчание с Землей по туриенскому вопросу, он решил рискнуть и, положившись на интуицию, договорился позже тем же вечером встретиться с русским в кладовой, которая располагалась в не самой многолюдной части базы.

– Сказать наверняка конечно нельзя, но речь вполне может идти о «Шапироне», – сообщил Пейси. – Похоже, что среди туриенцев есть две фракции, которые не до конца честны друг с другом. Мы говорили с представителями одной из них – по-видимому, той, что заботится о благополучии корабля, но откуда нам знать, что на «Бруно» нет людей, которые поддерживают связь со второй фракцией? И что эта самая вторая фракция разделяет наше мнение?

Соброскин был предельно внимателен.

– Вы имеете в виду кодированные сигналы, – сказал он. Как и ожидалось, все отрицали, что имеют к ним хоть какое-то отношение.

– Да, – ответил Пейси. – Мы более чем уверены, что проблема не в нашей стороне, так что винили вас. Но теперь я готов признать, что мы могли заблуждаться на их счет. Допустим, что ООН задумала все это действо на «Бруно» как прикрытие, а сама ведет какую-то другую закулисную игру. Возможно, они намеренно ставили палки в колеса и нам, и вам, а сами у нас за спиной поддерживали контакт… не знаю, может, с одной из туриенских фракций, может, с другой, а может, и с обеими разом.

– Какую еще игру? – удивился Соброскин. Он явно находился в поиске новых идей и для этого, по-видимому, был готов поделиться парой собственных.

– Кто знает? Но больше всего меня беспокоит тот самый корабль. Если я ошибаюсь на его счет, значит, ошибаюсь, но мы не можем сидеть сложа руки и просто на это надеяться. Если есть причины считать, что кораблю грозит опасность, мы должны оповестить туриенцев. Возможно, они сумеют что-нибудь предпринять.

Он долго думал о том, чтобы рискнуть и все-таки позвонить на Аляску, но в итоге решил этого не делать.

Соброскин на время погрузился в размышления. Он знал, что кодированные сигналы – ответ на передачи со стороны СССР, но причин раскрывать эту информацию у него не было. Швед оказался замешан в очередном подозрительном происшествии, и Соброскину не терпелось узнать больше. Москва всецело стремится к хорошим отношениям с туриенцами, и нет ничего плохого в том, чтобы примкнуть к США и предупредить туриенцев доступными Пейси средствами. Если страхи американца окажутся беспочвенными, долговременного вреда от этого не будет, решил Соброскин. Так или иначе, времени на консультацию с Кремлем не оставалось.

– Я уважаю ваше доверие, – наконец произнес он. Его искренность не ускользнула от внимания Пейси. – Чего именно вы от меня хотите?

– Я хочу воспользоваться передатчиками «Бруно», чтобы отправить сигнал, – ответил Пейси. – По понятным причинам я не могу привлекать к этому делегацию, а значит, нам придется обратиться напрямую к Маллюску, чтобы он взял на себя техническую сторону вопроса. Он, конечно, та еще заноза, но доверять ему, думаю, можно. Однако если я приду к нему один, он может и не согласиться, зато вам, вероятно, не откажет.

Брови Соброскина приподнялись от удивления.

– Почему вы не обратились к той американке?

– Я думал об этом, но не уверен, что она достаточно надежна.

Она слишком близка со Сверенссеном. Он может быть опасен.

С Маллюском они встретились в зале управления главной антенной, когда вечерняя смена уже закончилась, а астрономы, забронировавшие ночное время, разошлись, чтобы выпить кофе. Профессор дал добро на их просьбу лишь после того, как Соброскин согласился дать расписку, в которой говорилось, что отправка сигнала была запрошена им официально, в качестве представителя советского правительства. Маллюск спрятал бумагу вместе с остальными личными документами. Затем он запер двери зала и при помощи главного экрана диспетчерской консоли ввел и передал надиктованное Пейси сообщение. Ни он, ни Соброскин так и не поняли, почему Пейси настоял на включении в сигнал своего собственного имени. О некоторых вещах он предпочел умолчать.

Явившись на командную палубу «Шапирона», Гарут застал своего старшего помощника Мончара в заметном волнении.

– Поле напряжений вокруг корабля испытывает влияние неизвестной нам силы, – сообщил тот в ответ на молчаливый вопрос командира. – Некое смещение извне накладывается на картину меридианных узлов, разрушая структуру геодезических многообразий. База пространственной решетки теряет устойчивость, и ЗОРАК не может в ней разобраться. Прямо сейчас он пытается пересчитать преобразования координат.