Мне становится сразу лучше. Тянусь к нему. Отдаюсь этому целительному поцелую.
И оказываюсь на спине, а дракон — надо мной, с потемневшими от страсти глазами.
— Остановись! — хрипло выдыхает он, резко отрываясь.
И смотрит. Так смотрит, что кажется, сейчас прожжет меня.
Я нехотя опускаю руки, чувствуя жар и дрожь по всему телу. Дракон становится мрачен, словно снова надевает маску.
— Спи! — приказывает он, и мои веки сами собой смыкаются.
Просыпаюсь одна. В комнате тихо, лишь за окном поют какие-то незнакомые птицы. Первое, что я чувствую, — непривычная легкость в теле. Головная боль отступила, тошноты нет. Но на душе... на душе скребут кошки.
Память набрасывается на меня, как голодный зверь. Вчерашний поцелуй. Его требовательный голос: «Поцелуй меня». Бешеный стук моего собственного сердца. Смелые, безумные фантазии, которые проносились в голове, когда его руки касались меня...
— Алена, что ты творила? — шепчу я вслух сама себе, закрывая лицо ладонями.
От стыда хочется провалиться сквозь землю.
Как теперь смотреть ему в глаза? Как вообще с ним разговаривать?
Я с громко хлопаю себя по лбу и с стоном утыкаюсь в подушку, пытаясь спрятаться от самой себя. Что это вообще было? Я... я сама не своя.
Внезапный стук в дверь заставляет меня вздрогнуть и затаить дыхание.
— Алена? — его голос за дверью низкий, без эмоций.
Я не успеваю ответить. Дверь открывается, и он входит.
Собранный. Суровый. Совершенно непохожий на того человека, чьи губы вчера жгли мои. Его взгляд скользит по мне, оценивающий, холодный.
— То, что схватило тебя за ногу, влияет на волю, — заявляет он без предисловий, как будто докладывает о погоде. — Делает податливым, управляемым.
Я молча сжимаю край одеяла, переваривая его слова. До моего затуманенного сознания смысл доходит не сразу.
— Да? — наконец выдавливаю я. Значит, дело в магии?
— Точно, — его глаза сужаются. Он делает шаг ближе к кровати. — Стала бы ты меня целовать? По своей воле?
Его вопрос обжигает, как пощечина. Он смотрит на меня пристально, пронзительно, словно пытаясь заглянуть в самые потаенные уголки моей души.
— Нет! — я резко качаю головой, почти слишком резко. — Конечно, нет!
Но даже пока я это говорю, по моей коже пробегает предательский озноб, намекая, что это не совсем правда. Нет, я не собираюсь открывать ему этого. Ни за что.
— Вот видишь... — он вздыхает, и в этом звуке — какая-то странная, непонятная мне нота. То ли разочарование, то ли облегчение. Он продолжает смотреть на меня, словно проверяя на прочность.
— Сейчас ты как?
— Лучше, — отвечаю я, стараясь, чтобы голос не дрожал. — Намного лучше.
Он прищуривается, словно не веря.
— Поцелуешь? — слышу я, и в его голосе слышу скорее вопрос, чем приказ.
Сердце предательски замирает, а потом начинает колотиться с новой силой. Нет. Нет-нет-нет.
— Я вполне могу справиться с возникшей... тягой, — говорю я, стараясь звучать уверенно, и отползаю от него дальше по кровати, к самому изголовью.
Дракон замирает на секунду, затем медленно, почти театрально вздыхает и поднимается.
День тянется медленно и неестественно спокойно, словно затишье перед бурей.
Я спускаюсь на завтрак, механически перебирая еду на тарелке — есть совсем не хочется, хотя физически я чувствую себя уже гораздо лучше. Большую часть дня я намеренно остаюсь в постели — отчасти поддерживая легенду о недомогании, отчасти потому, что мои мысли — настоящий хаос, в котором я сама с трудом разбираюсь.
Дерек появляется время от времени. Спрашивает о самочувствии короткими, деловыми фразами, приносит странные местные фрукты — и снова исчезает, погруженный в свои мысли.
Вечером он входит с особенно сосредоточенным, почти отрешенным выражением лица.
— Я нашел место, — заявляет он без предисловий, как будто продолжая мысленный разговор. — Старый храм пустынников. Часть ушла под землю, другую облагородили каскадом водопадов. Но вход... Они даже не стали его маскировать. Попасть туда — несложно.
Я смотрю на него, медленно переваривая информацию. В памяти всплывают обломки ночного кошмара: холодная бездна под ногами, жгучие щупальца магии...
— И что ты хочешь делать? — спрашиваю я с тревогой.
Я прекрасно помню, чем закончилась наша ночная вылазка. И сейчас мне страшно не только за себя, но и за него.
Богиня, ты будешь отвечать, если этот упрямый дракон не справится и этот мир погрузится в хаос из-за его самоуверенности?
— Мне нужно попасть туда сегодня и изучить, что уже подготовили. Понять, как все это ослабить, чтобы сорвать ритуал.
В голове сразу же всплывают ночного амфитеатра.
— А то, что мы нашли... как это связано?
— Думаю, — он хмурится, его взгляд становится отстраненным, будто он просчитывает варианты. — Пустынник заранее готовит девушек. Ослабляет волю, делает их... податливыми. Чтобы было проще соединить и вытянуть всю магию разом во время ритуала. Я с таким не сталкивался. — Он делает паузу, и в его глазах вспыхивает знакомое холодное пламя. — В крайнем случае, я просто разнесу их храм до основания.
От его слов по моей коже бегут мурашки. Он настроен настолько решительно и разрушительно, что мне становится страшно за всех — за него, за девушек, за себя.
— Тогда будут жертвы среди участниц, — осторожно произношу я.
Дракон морщится, словно от неприятного запаха.
— Это — в самом крайнем случае. Если не останется другого выхода, — тихо, но с железной твердостью произносит дракон.
В моем воображении тут же вспыхивает ослепительная вспышка, кадры из другого мира, ядерный гриб на экране... Меня буквально передергивает от такой перспективы.
Дракон тяжело вздыхает и опускается в кресло напротив. Внезапно его поза меняется, становится менее воинственной.
— Алена, — начинает он неожиданно мягче. — Тебе все же стоит выйти на сцену. Хоть стих продекламировать. — Он видит, как я напрягаюсь, и добавляет: — Если ты откажешься, ты не пройдешь конкурс, а значит, нас с тобой могут просто не пустить в храм на ритуал. Ты будешь вне игры. И тогда останется только атаковать.
Я не могу принять эту мысль, мне кажется, что я уже дошла до границы своей смелости.
Мысль о возвращении в тот амфитеатр, под эти пульсирующие своды, вызывает у меня ледяной ужас. Когда вечером приходит слуга с приглашением, я твердо отказываюсь.
Однако покой длится недолго. Вскоре в дверях возникает распорядитель. Господин Кривен. Его взгляд скользит по мне с преувеличенной, слащавой заботой.
— Дорогая моя, вы все еще нездоровы? Прислать лекаря? Мы не можем допустить, чтобы наша новая жемчужина померкла перед своим выходом.
— Выходом? — я не понимаю. Он про эту дурацкую самодеятельность? — Я... не уверена.
Аргумент дракона я помню, и проглатываю слова о том, что ноги моей на той сцене не будет.
— О, все будет хорошо! — он машет рукой, словно отмахиваясь от досадной помехи. — Распоряжение господина Джехана Лу. Вы будете выступать завтра вечером, в последней группе. Самые яркие звезды — напоследок.
Его тон медовый, но в глазах — сталь. Если я скажу «нет», ко мне в самом деле пришлют лекаря. А что он может обнаружить в моем организме? Остатки той темной магии? Следы чужого вмешательства?
Я не знаю, и рисковать нельзя.
Из глубины комнаты, из тени, бесшумно появляется Дерек.
Распорядитель отбора вздрагивает. Появление получилось внезапное.
— Она будет готова, господин Кривен, — его голос звучит как обжигающий лед. — Завтра. Вы получите свое представление. А сейчас — оставьте нас. Алена тяжело привыкает к климату Хорвея. Я обещал ее отцу, что с ней все будет в порядке, а сейчас это не так.
— Разумеется, до завтра, — Кривен удаляется, оставляя после себя шлейф тяжелых духов и ощущение неотвратимости.
Дверь закрывается. Я в отчаянии перевожу взгляд на Дерека. Мне страшно даже думать о приближении к тому месту. Завтрашний вечер видится мне не выступлением, а настоящим приговором.