— Хм. — Я прищурился. — Но как ты узнал, что я буду с Евой? И нарыл именно три билета?

Он расправил плечи, театрально кивнул и сказал с таким видом, будто объясняет очевидное:

— Потому что я, мать его, гений.

Я выругался сквозь зубы, но не смог не усмехнуться. Вот ублюдок.

Я смотрела на Илью и думала, что он совсем не похож на того, кого я ожидала увидеть.

Высокий, худощавый, с ухмылкой, будто весь мир — это бесконечный анекдот, который смешон только ему одному. Глаза серые, холодные, как сталь, но в них играло что-то живое, дерзкое. И от этого становилось не по себе.

Он двигался легко, лениво, словно знал: его не достанут. Даже рядом с Вадимом, который в любой момент мог вцепиться в глотку, Илья держался так, будто всё под контролем.

Я смотрела на Илью и думала, что он совсем не похож на того, кого я ожидала увидеть.

Высокий, худощавый, с ухмылкой, будто весь мир — это бесконечный анекдот, который смешон только ему одному. Глаза серые, холодные, как сталь, но в них играло что-то живое, дерзкое. И от этого становилось не по себе.

Он двигался легко, лениво, словно знал: его не достанут. Даже рядом с Вадимом, который в любой момент мог вцепиться в глотку, Илья держался так, будто всё под контролем.

Он посмотрел на меня чуть дольше, чем нужно, и ухмыльнулся шире. Будто ему нравилось проверять границы.

А потом он сказал про клуб. И внутри меня всё похолодело.

Закрытый клуб. Место, где богатые ублюдки покупают тела и ломают души. Место, куда ходят Фёдор и Савелий, каждую, мать его, пятницу.

Я слушала Илью и чувствовала, как ладони становятся липкими. Картины сами вставали перед глазами: смех, крики, чужие руки, кровь… то, что они могли делать там. И мысль: они могли утащить меня туда. Я могла оказаться частью этого.

— Ты врёшь, — выдохнула я, больше для себя, чем для них.

— Я никогда не вру, малышка, — Илья наклонился чуть ближе, и его голос стал ниже, резче. — Ты понятия не имеешь, насколько грязными бывают твои враги.

— Заткнись, — рявкнула я, но голос сорвался.

Вадим тут же оказался рядом, шагнул так, что его плечо заслонило меня от Ильи.

— Не трогай её.

Илья рассмеялся. Хрипло, будто всё происходящее его только веселило.

— Расслабься, я всего лишь сказал правду.

Я прикусила губу, чтобы не заорать. В голове билась только одна мысль: если они и правда там… я должна это увидеть. Я должна знать.

Вадим резко повернулся ко мне. Его глаза были тёмными, тяжёлыми, в них клубилась ярость, но под ней — ещё кое-что. Страх. За меня.

— Ева, — его голос был низкий, срывался на рычание, — ты уверена, что хочешь ехать?

Я вскинула подбородок, хотя внутри всё дрожало.

— Да. Я уверена.

Мы смотрели друг на друга несколько долгих секунд. Он стиснул зубы, будто хотел спорить, но понял — я не отступлю.

Илья хохотнул и хлопнул в ладони:

— Отлично. Раз оба согласны, тогда слушайте внимательно.

Он шагнул ближе, его ухмылка исчезла, а голос стал резким и серьёзным:

— В этом клубе нет случайных людей. Каждый там либо платит, либо принадлежит. И если хоть на секунду кто-то заподозрит, что мы чужие, нас раскроют и вышвырнут… если повезёт.

Я почувствовала, как у меня похолодели пальцы.

— Что значит «принадлежит»?

Илья скользнул по мне взглядом и усмехнулся криво:

— То и значит. Женщины туда попадают только как «сопровождение». Никто не поверит, что ты пришла сама по себе. Так что… — он кивнул на Вадима, — будешь его.

— Она и так моя, — прорычал Вадим, шагнув вперёд, будто готовый вцепиться ему в горло.

— Спокойно, бугай, — Илья поднял руки. — Я не спорю. Я говорю о правилах. В клубе ты ведёшь себя так, будто она твоя собственность. Понял? Ни шагу в сторону.

Я почувствовала, как жар поднимается к лицу. Собственность. Чёртово слово резануло, но я проглотила протест. Потому что понимала: если не сыграю роль, мы не пройдём.

— И что насчёт тебя? — Вадим прищурился.

Илья ухмыльнулся снова, достал из кармана третье приглашение и покрутил его в пальцах:

— У меня там своя история. Скажем так, кое-кто будет очень рад меня увидеть. И это наша карта.

Он посмотрел сначала на Вадима, потом на меня.

— Так что или мы играем по правилам — или нас раскроют к чёртям собачьим ещё на входе.

Слово ударило, как пощёчина. Собственность.

Я почувствовала, как меня подбрасывает внутри, как всё женское упрямство рвётся наружу. Я не вещь. Не игрушка. Не чей-то аксессуар.

Я уже открыла рот, чтобы сказать «чёрта с два», но Вадим опередил.

— Она может быть кем угодно, но никто, сука, даже пальцем её не тронет, — его голос был глухой, низкий, как раскат грозы.

Он смотрел на Илью так, будто в следующую секунду сломает ему челюсть.

Илья лишь фыркнул, будто это его развеселило.

— Да мне плевать, кто кого трогает, — отмахнулся он. — Главное, чтоб выглядело правдоподобно. Иначе мы даже в зал не войдём.

Вадим резко повернулся ко мне. Его ладонь легла мне на шею — не грубо, но жёстко, так, что я не могла отвернуться.

— Слушай внимательно, Ева. Там никто не имеет права даже взглянуть на тебя не так. Я не позволю. Если кто-то сунется — я ему переломаю руки. Если попытается больше — я снесу голову.

Я сглотнула. Его пальцы были горячими, сильными. И в этот момент я поверила каждому слову. Поверила, что он действительно способен разорвать любого, кто рискнёт приблизиться.

— Я… я знаю, — выдавила я, и вместо протеста прозвучало почти признание.

Он наклонился ближе, его дыхание обожгло мою щеку.

— Хорошо. Тогда играем по их правилам. Но запомни одно: ты моя. Не потому что я так сказал. Потому что так есть.

Я закрыла глаза на секунду, и внутри меня всё смешалось: протест, желание, страх, странное, почти болезненное чувство, что он прав.

А Илья, снова хмыкнул в стороне:

— Господи, как будто на свидание вас веду, а не в клуб для маньяков.

— Заткнись, — рявкнули мы с Вадимом одновременно.

Мы разъехались ближе к девяти вечера. Дорога тянулась длинной петлёй сквозь спящий город, и всё время казалось, что стрелки часов бегут быстрее, чем колёса машины.

К дому Ильи мы подъехали в темноте. Старый кирпичный особняк, окна которого светились жёлтым, будто внутри уже кипела жизнь.

Илья встретил нас на пороге, как хозяин бала. Улыбка до ушей, в руках бокал виски.

— Добро пожаловать в ад, друзья мои.

Вадим прошёл мимо, толкнув его плечом.

— Ты псих.

— Нет, — спокойно ответил Илья, закрывая за нами дверь. — Я просто люблю всё продумывать до мелочей.

Мы вошли в гостиную — и я замерла. На диване и креслах, на столе, даже на полу лежали аккуратные стопки одежды, коробки с масками, туфлями, перчатками. Всё — чёрное, глубокое, вызывающее. Не гардероб, а арсенал.

— Ты серьёзно готовился, — буркнул Вадим, разглядывая это.

— Конечно серьёзно, — Илья махнул рукой. — Думаешь, я стал бы рисковать своей шкурой ради вашего шоу? Нет, брат, я рискую только, когда уверен в деталях.

Он повернулся ко мне и улыбнулся уже мягче, почти дружелюбно:

— Не волнуйся, для тебя я тоже всё подобрал. Размер угадал на глаз, так что если не сядет — придётся импровизировать.

Я почувствовала, как уши вспыхнули жаром, но взгляд не отвела.

— Ты слишком много обо мне знаешь.

— Должен же кто-то знать, — ухмыльнулся он, наливая себе ещё виски.

Вадим зарычал, но Илья сделал вид, что не слышит.

Мы стояли у входа. Ночь была густая, липкая, будто сама пыталась удержать нас от этой двери. Клуб прятался за тёмными стенами старого здания — без вывески, без намёка, что внутри творится ад.

Ева рядом. В чёрном платье, что обтягивало её, как вторая кожа. Высокий разрез открывал ногу, и каждый грёбаный мужчина на улице свернул бы себе шею, глядя на неё. Маска — тонкое кружево, закрывающее половину лица, — делала её похожей на чужую, опасную. Не Ева, а соблазнительница, которой поклоняются и боятся.