— Вот тут, — её голос был ровный, но в нём звенела сталь, — всё рассказано.

Наши взгляды встретились, и в её глазах читалось не просто знание — там было что-то, что могло разнести мой мир в клочья.

— А теперь… — она сделала паузу, шагнула ближе, протягивая тетрадь, — переходим к финальной части.

" Сегодня, выходя от Фёдора, столкнулась с парнем. Ему лет двадцать, не больше. Темноволосый, смуглый, глаза дерзкие, но тёплые. Я врезалась в него, он сказал: «Аккуратнее, девушка». Я извинилась, он улыбнулся. Обменялись парой фраз — ничего важного, но почему-то его взгляд зацепил. Странно… всё это было слишком живо для случайной встречи. "

" Через неделю мы встретились снова. Случайно — как и в прошлый раз. Он улыбнулся, сказал, что я красивая, и что хочет увидеть меня ещё. Я ответила, что замужем и слишком стара для него. Ему двадцать. Но его это не остановило. Он продолжал искать встречи "

" Каждый раз, когда мы случайно сталкивались, я ловила себя на том, что думаю о нём. Почти так же, как когда-то о Фёдоре. Это было неправильно… но и слишком живо, чтобы просто отмахнуться.

В тот день я спросила Фёдора, кто он. И, хоть он и не должен был, он ответил. Его слова застряли во мне, как игла. А потом он задал вопрос, которого я боялась:

— Что ты к нему чувствуешь?

Я долго молчала. И всё же сказала правду:

— Возможно, то же самое, что и к тебе.

И это стало началом моего конца "

*…Через неделю.

" Сегодня я переспала с двумя мужчинами.

Да, в один день. И нет, я не чувствую вины.

Я чувствую, как кровь по венам бежит быстрее, чем когда-либо.

Я чувствую себя живой. Желанной. Настоящей.

Они смотрели на меня так, будто я единственная женщина в мире.

Прикосновения — жадные, почти жёсткие, но в них было то, чего мне так не хватало все эти годы: желание, которое не надо было просить.

Они брали меня, как что-то ценное, как будто боялись потерять, и в то же время — как будто им принадлежало моё тело, мой голос, мой каждый вздох.

Я никогда не считала себя красивой, но в ту ночь они заставили меня поверить в это.

Каждое их слово, каждый взгляд прожигал меня насквозь.

Они хотели меня, и я… я хотела их обоих. Одинаково. Без разбора.

То, что я к ним чувствую, не описать словами. Это как два противоположных огня, между которыми я горю и не хочу спасения.

Но главное даже не это. Главное — то, что они чувствуют ко мне.

А я знаю: ради этого чувства я готова пойти куда угодно… даже к своему концу."

…Прошёл год и шесть месяцев.

" Они развращают меня. Переделывают под себя.

Я уже не та женщина, что смотрела на себя в зеркало два года назад.

Тогда я была ещё женой Виктора, холодной, сдержанной, со взглядом, в котором пряталось больше, чем я могла себе позволить показать.

Сейчас — я другая.

Я не могу отвернуться. Не могу уйти.

Они — как наркотик, который пустил корни под кожу.

Стоит мне провести без них пару дней, и я уже ловлю себя на том, что ищу их лица в толпе, их голоса в шуме города.

Я думаю о них, когда засыпаю рядом с мужем. Думаю о том, как они берут меня, как будто я их собственность.

Все наши тайные встречи, все вечеринки, на которые я сбегала, пока Виктор думал, что я у подруги или на благотворительном приёме…

Каждая ночь, проведённая с ними, развращала меня чуть больше, стирала всё то, что во мне было правильным.

Я уже не понимала, хорошо это или плохо.

Мне было всё равно.

Мне не нужно было ничего, кроме них.

Ни семьи, ни репутации, ни будущего — только они двое. И я знала, что рано или поздно это уничтожит меня."

" Дорогой дневник,

Сегодня я поняла одну простую, но страшную истину — я живу среди монстров.

Не мужчин. Не просто хищников. А людей, для которых нет границ, нет морали, нет человеческого.

Они переступят через кого угодно. Через меня. Через любого, кто встанет на их пути.

И я вдруг поняла — я не исключение, я просто красивая фигурка в их игре.

Они не любят меня. Они меня контролируют.

Каждый мой шаг. Каждый вдох. Каждую секунду моего дня.

Виктор сказал Александру не выпускать меня из поля зрения.

И этим подписал ему приговор.

Я видела их взгляды, эти холодные, пустые глаза — им не понравилось, что у меня есть кто-то, кто может быть на моей стороне.

И они сделали то, что делают всегда — уничтожили.

Всё произошло быстро.

Слишком быстро.

Подстава. Ловушка. Виктор вызвал полицию, и теперь, возможно, его посадят.

Этот человек не виноват ни в чём.

Он просто оказался рядом со мной.

И это стало его ошибкой.

Я понимаю, что сама привела его к краю.

Я — магнит для беды.

Я — их игрушка. Их кукла, которую можно дергать за ниточки, манипулировать, закрывать в золотой клетке, пока они решают, что со мной делать.

Александр был лучшим охранником, что у меня когда-либо был.

Тихий, внимательный.

Возможно… мой единственный компаньон в этом проклятом доме.

Он смотрел на меня так, как никто не смотрел — не как на собственность.

А как на женщину. На человека.

И теперь его нет.

И я впервые боюсь так сильно, что руки дрожат, пока я пишу это.

Потому что знаю — если они смогли сделать это с ним, они могут сделать это и со мной.

И никто даже не узнает."

Я подняла взгляд от страниц и увидела его лицо.

Вадим стоял, опершись ладонями о край стола, и просто… молчал.

Его глаза бегали по строчкам, потом — на меня, потом снова на дневник.

Впервые за всё время я увидела в нём не холод, не ярость, а что-то другое — шок. И, возможно… растерянность.

— Вадим… — тихо позвала я, но он не отозвался.

Он перелистнул страницу, но пальцы дрожали, и я знала — он читает, но в голове его сейчас что-то ломается.

Его губы чуть приоткрылись, словно он собирался что-то сказать… но не смог.

— Ты… — начал он, но замолчал, будто слова застряли где-то в горле.

Я видела, как напряглись мышцы на его челюсти, как он тяжело сглотнул.

Это был не тот Вадим, который привык держать всё под контролем.

Сейчас он выглядел так, будто кто-то выбил из-под него землю.

— Я не знаю, что… — наконец произнёс он и резко выдохнул, отводя взгляд в сторону. — Чёрт…

Я медленно потянулась к дневнику, к той части, где между страницами что-то шуршало.

— Это ещё не всё, — сказала я тихо, и мой голос прозвучал почти чужим.

Вадим перевёл на меня взгляд, в котором смешалось всё — настороженность, злость, любопытство.

Я достала сложенный пополам лист и развернула его.

Нет… не лист. Фотографию.

Его глаза сузились, когда он понял, что видит.

На снимке — мама.

Молодая, красивая, с улыбкой, которая всегда казалась мне неприступной.

Рядом — Астахов. Не такой, как сейчас: моложе, с мягче очерченными чертами, но уже с тем внимательным, опасным взглядом, который прожигает насквозь.

И ещё один — Савелий Троицкий. Молодой, слишком молодой, с хищной ухмылкой, и его рука лежала на талии моей матери так, будто он имел на это право.

Их поза… она была слишком близкой, слишком интимной.

Слишком такой, о которой нельзя просто сказать «друзья».

Я подняла глаза на Вадима.

Он не мигая смотрел на фото, и я почти слышала, как в его голове перемешиваются догадки, воспоминания и подозрения.