Ева дёрнулась в моих руках, будто в неё вонзили нож.

И тут рядом с ним заговорил Фёдор. Его голос был ровный, холодный, как лёд.

— Мы возьмём её вместе.

Мир сузился до этих слов.

Я почувствовал, как у Евы вырвался тихий, едва слышный всхлип — и прижал её к себе ещё сильнее, накрыв губы её губами в поцелуе, чтобы заглушить её крик.

Я оторвался от её губ, держал её лицо ладонями, чувствуя, как она дрожит вся, до костей. Глаза красные, слёзы под маской блестят. Я наклонился к самому её уху:

— Пошли отсюда. — Голос у меня был хриплый, рваный от злости. — Нам там больше делать нечего.

Она кивнула, глотнула слёзы и прижалась ко мне ближе, будто боялась, что ноги её не выдержат.

Мы двинулись к выходу, не оборачиваясь.

И прямо у дверей мы наткнулись на Илью.

— Ты где, блядь, был?! — я схватил его за плечо, в голосе звенела ярость. — Мы тут чуть не сгорели к хуям!

Илья даже бровью не повёл. Стряхнул мою руку, усмехнулся так, будто только что вышел с дружеской пьянки.

— Решал вопросы.

— Какие нахуй вопросы?! — я едва не заорал, Ева вздрогнула у меня под боком.

— Те, которые тебе знать не обязательно, — он затушил сигарету об дверной косяк, посмотрел на нас внимательно. — Ну что? Можем идти. Я тут закончил.

Я выдохнул, так и не сбросив злость, и обнял Еву крепче. Она молчала, но её пальцы мёртвой хваткой вцепились в мою руку.

Мы сели в машину. Я хлопнул дверью так, что стекло едва не треснуло, завёл двигатель, но не тронулся — ждал, пока Илья устроится сзади.

Ева сидела рядом. Тихая, будто выжженная изнутри. Маска уже в руке, по щеке размазалась чёрная тушь, и от этого она выглядела ещё больнее.

Я хотел что-то сказать, но вдруг заметил, как её взгляд метнулся в сторону. Глаза расширились. Она вся дёрнулась, будто её кто-то ударил током.

— Ева… — начал я, но не успел.

Она рывком распахнула дверь и выскочила наружу.

— Блядь! — я рванулся за ней, но она уже бежала. Каблуки скользили по асфальту, платье путалось в ногах, а она неслась, будто в этом бегстве было всё её дыхание.

И только когда я выскочил из машины и побежал следом, я понял, на кого она бросилась.

Сердце ударилось в грудь так, что на секунду мир замер

Я увидела её.

В нескольких шагах от нас, прямо у припаркованной машины. Маска уже снята, волосы растрёпаны, на губах — та же самая самодовольная улыбка.

Кира.

Моя подруга. Та, которой я доверяла больше, чем себе. Та, что предала меня, продала, выбросила, как мусор.

Я даже не помню, как распахнула дверь и выскочила из машины. Мир сузился до одного лица. Моё дыхание сбилось, сердце стучало в ушах, кровь кипела. Я неслась к ней, и во мне не осталось ни страха, ни сомнений. Только ярость.

Она как раз открывала дверцу, собираясь сесть внутрь, когда я влетела в неё. Схватила за волосы, рванула так, что она вскрикнула, и с силой ударила её лицом об стекло.

Глухой звук удара. Треск. Кира завизжала, кровь хлынула из носа и разбитой губы, стекло пошло паутиной трещин.

— Сука! — я заорала ей прямо в ухо, тряся её за волосы, чувствуя, как она дёргается. — Ты, блядь, продавала меня им?! Ты, тварь, сдавала им всё?!

Она забилась под моей рукой, захлёбываясь визгом:

— Ай! Больно! Блядь, отпусти! — Кира орала так, что прохожие начали оборачиваться, но ей было плевать. Она не поняла даже, кто держал её. Для неё я была просто безликой яростью.

— Кто ты, сука?! — завизжала она, дёргаясь в разные стороны, пока я сжимала её волосы так, что клочья уже оставались у меня в ладони. — Отпусти, больно, блядь, очень!

Её голос был пронзительным, истеричным, совершенно не похожим на ту самоуверенную, ухмыляющуюся "подругу", что только что лебезила перед Савелием. Сейчас она была обычной жалкой крысой, пойманной в капкан.

Я рванула её сильнее, ударила лицом о стекло ещё раз. Кровь брызнула, Кира завизжала громче, почти захлёбываясь воплями:

— А-а-а! Помогите! Кто-нибудь! Она меня убивает!

Я впилась ей прямо в ухо, зашипела так, что сама себя не узнала:

— Это я, Ева, тварь. Твоя лучшая подруга. Узнала теперь?

Её тело дёрнулось так, будто её пронзил ток. И я впервые увидела в её глазах — не наглость, не насмешку. Настоящий ужас.

Вдруг чьи-то руки резко вцепились в меня сзади, с силой оторвали от Киры. Я взвыла, брыкаясь, когтями цепляясь за воздух, но хватка была железной.

— Ева! — рявкнул Вадим прямо в ухо, и его голос пробился сквозь мой визг. — Если ты сейчас не перестанешь — охранники выйдут. И тогда нас рассекретят к хуям!

Я замерла. Дыхание рваное, грудь ходит ходуном. Кровь стучала в висках, ладони липкие от чужой крови. Но слова дошли. Я застыла, позволив ему удерживать меня, и только рыдания рвались наружу.

Илья оказался рядом в тот же миг. Хмыкнул, наклонился к Кире, которая уже сползла по двери вниз. Лицо всё в крови, губы разодраны, глаза закатились.

— Ну и нахуй она так быстро сдулась? — усмехнулся он, оглядывая её. — Ладно, вопрос другой. А эту куда?

Я дрожала, стиснув зубы. Хотела снова кинуться на неё, но Вадим держал меня крепко, не отпуская ни на сантиметр.

Он посмотрел на Илью, коротко и холодно:

— С собой.

— С собой? — брови Ильи чуть поползли вверх.

— У меня есть план. — Вадим рывком поднял Киру за плечи, как мешок, и втолкнул в машину. — Она расскажет нам всё. И Еве. И её отцу. А потом… — его голос стал ещё ниже, и даже у меня по коже пошли мурашки, — потом будем действовать.

Я вцепилась в спинку сиденья, слёзы текли, не останавливаясь.

— Я её убью, Вадим. Своими руками.

Он обернулся, впился в мой взгляд стальным, яростным взглядом:

— Не сейчас, малышка. Сначала пусть эта тварь откроет рот.

Он захлопнул дверцу, и мы рванули прочь от клуба.

Машина летела по ночным улицам, а внутри царила гробовая тишина. Только хрип и редкие стоны Киры, которая валялась на заднем сиденье, обмякшая, как тряпка. Я смотрела вперёд, сжав зубы так, что челюсть сводило. Пусть хрипит. Пусть стонет. Пусть умирает. Мне плевать.

Я чувствовала, как сердце колотится где-то в горле, руки дрожат, ногти впиваются в ладони. Адреналин так и хлестал по венам. Хотелось бежать, орать, разрывать на куски всё вокруг.

И когда машина остановилась у ворот, я первой вылетела наружу. Не дожидаясь, пока Вадим откроет дверь, не глядя на охрану. Просто рванула в дом.

— Папа! — мой крик взорвал тишину особняка. Голос был срывающийся, дикий. — Папа!

Первой появилась Тамара Васильевна. В халате, со встревоженным лицом, она бросилась ко мне.

— Ева? Господи, Ева, что случилось? Что ты орёшь?

Я даже не услышала её. Меня трясло. Я металась по холлу, задыхаясь от злости и слёз.

И тут в дверях появился отец. Быстрый, собранный, но глаза… глаза выдали. В них был страх. Настоящий страх.

— Ева! — он подошёл ко мне, схватил за плечи. — Что произошло?

Сзади уже вбежали охранники, сбивчиво переглядываясь. Они понимали: если я кричу так, значит, дело серьёзное.

Отец только успел задать свой вопрос, как в холл вошёл Вадим. На руках он тащил Киру. Бросил её, как мешок, прямо на мраморный пол. Она застонала, скатилась на бок, кровь размазалась по щеке.

Отец остолбенел. Его лицо исказилось — смесь шока, недоверия, ярости.

— Кира?.. — голос сорвался. — Что… что с ней вы сделали?

Я горько усмехнулась, в горле ком, глаза жгут от слёз.

— Что мы сделали?.. — я шагнула ближе, указав на неё рукой. — Нет, папа. Вопрос не к нам.

Он перевёл взгляд на меня. В глазах — непонимание, страх.

Я рассмеялась — горько, почти истерично.

— Вижу, узнал её, да? Твоя любовница.

Отец дёрнулся, будто я его ударила. Лицо побледнело, губы сжались.

— Ева… — выдохнул он. — Ты…