Он приближался медленно.

С каждым шагом я слышала, как гулко бьётся моё сердце, и почти физически ощущала, как в комнате становится теснее. Не потому что она маленькая — потому что он заполнял собой всё пространство.

Я сделала шаг назад и наткнулась на стену.

Холодная, шершаво-гладкая под ладонями, она обожгла меня сильнее, чем если бы была раскалённой.

Отступать было больше некуда.

— Я предупреждал, — сказал он тихо.

Его голос… Я ненавижу то, что он делает со мной. Как может один только тембр заставить дрожать пальцы?

— Ты… не можешь… — слова запутались в горле, и от этого я разозлилась ещё сильнее.

— Не могу? — он усмехнулся, медленно поднимая руку. — Всё, что ты делаешь, я разрешаю. Всё, что ты имеешь, принадлежит мне. И ты тоже.

Его пальцы коснулись моей шеи, скользнули вверх, задержались на горле. Лёгкое, почти ленивое давление — и моё дыхание стало неглубоким.

Он не душил, нет. Это было хуже. Он держал меня так, будто проверял, насколько я готова подчиниться.

Я чувствовала, как горит кожа под его ладонью.

Как в груди поднимается не страх — что-то другое, неприятное, опасное.

— Ты не понимаешь, — его глаза были как сталь, холодные и тяжёлые. — Твоё сопротивление только делает тебя слабее.

— Это не твоё дело, — выдохнула я, но это прозвучало слишком тихо, почти жалко.

— Моё, — он наклонился, и я почувствовала его дыхание у самого уха. — Всё твоё — моё.

Он медленно скользнул рукой вниз, по ключице, обвёл пальцами моё плечо, потом — талию.

Касание было лёгким, но внутри меня всё сжалось. Я ненавидела, что он знает, как на меня влияют такие прикосновения.

— Скажи, что ты моя, — тихо произнёс он, большим пальцем приоткрыв мои губы.

Я встретила его взгляд.

— Никогда.

— Тогда я заставлю.

Он резко подтянул меня ближе. Моё бедро упёрлось в его ногу, и я почувствовала его тепло через тонкую ткань платья.

Всё тело напряглось, но не от желания вырваться — от того, что я знала, как легко он может забрать у меня контроль.

— Ты не уйдёшь от меня, — сказал он почти ласково, но я знала: в этом нет нежности.

Мир вокруг исчез.

Остались только его пальцы на моей коже, его дыхание, и мой собственный предательский пульс, который стучал всё быстрее.

Я ненавидела себя за то, что в этот момент думала не о побеге, а о том, как было бы, если бы он…

Чёрт.

Я зажмурилась, чтобы не видеть этого взгляда.

Но он уже знал, что выиграл.

Музыка била по вискам, глухо и мощно, словно сердце клуба било в такт моему собственному, только в тысячу раз громче.

Алкоголь уже приятно жёг внутри, размазывая острые углы мыслей, которые сегодня особенно не давали покоя.

Я пришла сюда именно за этим — за тем, чтобы затопить себя изнутри, утопить боль в янтарной жидкости и не думать.

Девчонки визжали от смеха и тащили друг друга на танцпол, растворяясь в толпе движущихся тел.

Только Кира осталась рядом.

Она всегда была той, кто держит меня на плаву, когда остальные с головой ныряют в хаос. Лучшей из нас, хотя сама она этого никогда не признает.

— Ты уже перебрала, — Кира поставила передо мной стакан с водой, глядя строго. — Пей.

— Я в норме, — я обхватила бокал с остатками коктейля. — Не начинай.

Она вздохнула, но осталась рядом. Не ушла танцевать, хотя я знала, как она любит это.

Кира умела ждать, пока я сама выговорюсь или просто посижу в тишине… если тишиной можно назвать клуб.

— Иди танцуй, — я качнула головой в сторону танцпола, где уже мелькали силуэты наших девчонок. Я же знаю, как ты это любишь.

— Точно нет, — Кира мотнула головой, чуть нахмурившись. — Не хочу оставлять тебя одну.

— Со мной всё нормально, — я попыталась улыбнуться, но вышло как-то криво. — Правда.

Она задержала на мне взгляд ещё пару секунд, будто взвешивая, стоит ли верить, потом нехотя взяла свой бокал и всё же пошла к остальным.

Я осталась одна за столиком.

Музыка стала ещё громче, или это алкоголь усилил восприятие. Свет мигал, резал глаза, но я не отрывалась от стакана.

Один коктейль сменял другой, и с каждой новой порцией тепло внутри разрасталось, вытесняя всё, что я не хотела чувствовать.

Смех подруг сливался с гулом басов, лица расплывались в дымке. Где-то рядом официант поставил на стол очередной бокал, и я даже не помнила, заказывала ли его. Но выпила, не задумываясь.

Чувствовала, как моё тело стало чуть тяжелее, движения — плавнее, мысли — вязкими, как мёд. И это было хорошо. Это было именно то, зачем я сюда пришла.

Я развалилась на спинке дивана, позволяя музыке стучать в рёбра и гнать кровь быстрее. Толпа вокруг сливалась в одно пьяное, потное месиво, чьи крики и смех растворялись в басах. Всё было шумно, слишком ярко и слишком тесно. Но в какой-то момент пространство изменилось.

Словно кто-то сжал этот клуб в кулак и оставил внутри только меня.

Я почувствовала это до кожи. Не взгляд — захват. Он был холодным и горячим одновременно, тянул, как стальная петля на горле. Я знала: стоит обернуться — и от этого уже не оторваться.

Медленно, будто боясь спугнуть хищника, я повернула голову.

У самого края бара, в тени, стоял мужчина. Высокий, широкоплечий. Чёрная куртка сливалась с полумраком, кепка закрывала глаза, оставляя лишь острые линии лица. Подбородок, губы — резкие, резаные, как нож.

Я не видела его глаз. Но знала: он смотрит прямо на меня. Не мигая. Не отводя.

И в этом было что-то неправильное, слишком личное, слишком собственническое.

Воздух в клубе вдруг стал холоднее. Волна мурашек прокатилась по спине, сердце сорвалось с ритма.

— Ева! — визг и смех подруг вырвали меня из оцепенения.

Кира и остальные влетели к столику, шумные, раскрасневшиеся, с блёстками на щеках и каплями пота на висках. Они говорили все сразу, смеялись, хватали бокалы, кто-то толкнул меня в плечо, пролив каплю коктейля на руку.

Я машинально вытерла её салфеткой и снова повернулась туда, к бару.

Но его уже не было.

Пустое место. Только несколько парней спорили с барменом, а тёмная фигура в кепке исчезла, будто её и не было.

— Ева, ты бы видела своё лицо, когда мы тебя звали! — Лена бухнулась рядом, хватанула мой бокал, сделала глоток и скривилась. — Фу, да что за пойло ты пьёшь?

— Моё, — выдохнула я, выхватывая стакан обратно. — Не трогай.

— Ну и ну, — Лена прищурилась и склонилась ко мне. — Ты сегодня прямо ледяная королева. Может, согреешься и покажешь всем, кто здесь главная?

— Ага, — подхватила Аня, улыбаясь слишком уж заговорщицки. — Давай, выйди и станцуй на столе. Тут же твоя вотчина, не?

— Чего? — я подняла на них мутный взгляд, в котором уже плавали пузырьки алкоголя.

— Ну, — Лена ткнула пальцем в ближайший высокий столик, — залезь и покажи, что у нас самая красивая, самая богатая и вообще... не боится ничего.

Я рассмеялась. Это был тот самый пьяный смех, после которого любое «а давай» кажется гениальной идеей.

— Да почему бы и нет?

Подруги завизжали, кто-то хлопнул в ладоши, и прежде чем я успела передумать, уже поднялась, ухватившись за край столешницы.

Платье задралось выше колена, каблук едва не соскользнул, но я удержалась и выпрямилась, вскинув руки, как будто передо мной сцена, а не кучка удивлённых посетителей клуба.

Музыка гремела, смех девчонок подзадоривал. Я чувствовала на себе десятки взглядов и, честно говоря, в тот момент это было приятно.

— Девушка, — строгий женский голос прорезал шум клуба, — немедленно слезьте со стола.

Я медленно повернула голову. Передо мной стояла официантка — лет двадцать пять, может чуть старше. Чёрная униформа, собранные в пучок волосы, на виске прилипшая от жары прядь. В руках поднос, а на лице — эта дежурная «вежливость», за которой всегда прячется раздражение.