Внутри уже зудит предвкушение. Сегодня ночью я наконец сделаю то, что должен был сделать давно.

Я иду по коридору в сторону кабинета Лазарева, и каждый шаг отдаётся в груди тяжёлым, предательски размеренным стуком.

Дом тихий. Даже Беда у бассейна теперь где-то исчезла.

Кабинет — массивная дверь, тёмное дерево, латунная ручка.

Раньше этот замок был как стена, теперь — просто преграда, которую я знаю, как открыть.

Щёлк. Замок сдаётся, будто сам понимает, что время пришло.

Внутри пахнет кожей, бумагой и чем-то сухим, дорогим — запах, который всегда напоминал мне о контроле Виктора.

Шторы задвинуты, свет падает полосами, и от этого комната кажется ещё более закрытой.

Подхожу к столу. Провожу пальцами по крышке — отполированное дерево, ни пылинки. Лазарев никогда не оставляет лишнего на виду.

Но я знаю, что всё, что мне нужно, не на виду.

Я обхожу стол, опускаюсь в кресло Лазарева.

Экран компьютера оживает после пары нажатий клавиш, встречая меня чёрным фоном и строгим запросом пароля.

Улыбка сама проскальзывает на губах — Виктор слишком уверен, что его система неприступна.

Две минуты — и защита падает.

Вставляю флешку, индикатор загорается красным.

Достаю телефон, набираю Илью.

— Можешь перекачивать, — говорю тихо. — Надеюсь, там будет что-то про Сашу.

— Есть. Процесс уже пошёл, — голос Ильи ровный, но я слышу, что он чего-то недоговаривает.

— Говори, — роняю, глядя, как полоска прогресса медленно заполняется.

— Когда я вырубал камеры, наткнулся на один фрагмент. Не смог не заметить.

— И? — у меня уже в груди неприятный холод.

— Запись с коридора у твоей спальни. Она… выходит от тебя. Волосы растрёпанные, на ней только футболка. И не твоя, судя по размеру. Знаешь, Морозов, теперь я понял, почему ты тогда перенёс нашу ночную операцию. На сегодня.

Я замираю, сжимая мышку так, что пластик хрустит. В голове тут же всплывает воспоминание — горячая вода, её мокрые руки, её стон у меня под ухом.

— Вадим… — Илья протягивает моё имя с осторожностью. — Я это удалю. Полностью. Но ты же понимаешь, что если бы Лазарев увидел…

— Удали, — говорю жёстко, не давая ему договорить.

— Уже в процессе, — отвечает Илья.

Я провожу рукой по лицу, стараясь стереть из головы её взгляд, когда она стояла напротив меня в душе, и тот чёртов смех у бассейна.

— И удали сегодня бассейн, — бросаю в трубку.

— Уже, брат, — он выдыхает, но в его голосе сквозит то самое «но», которое я терпеть не могу. — Но она играет с тобой в опасную игру. И ты уже в ней по уши.

— Это не твоё дело, — роняю в ответ, но сам знаю, что он прав.

— Моё, — отрезает он. — Не забывай, зачем ты здесь. Увлечёшься — и похоронишь всё. Себя заодно.

Слова Ильи бьют в голову, как выстрелы. Коротко. Точно. Без промаха.

Надо не забывать, для чего я здесь.

Моя цель. Чёткая, холодная, без эмоций.

Не Ева. Не её стон, не её дерзкие улыбки и взгляд, который будто раздевает меня до костей.

А Лазарев. И то, что он сделал.

Всё остальное — шум, от которого нужно отгородиться, иначе утону.

Я сжимаю кулаки, чувствуя, как ногти впиваются в ладони. Нужно держать дистанцию. Нужно.

Но, чёрт, эта девчонка делает её невозможной.

— Всё, — голос Ильи возвращает меня в реальность. — Перекачено. Можешь вытаскивать флешку и убираться оттуда.

Я выдёргиваю её, сразу прячу во внутренний карман.

— Завтра ночью встречаемся на нашем месте, — продолжает он. — Передашь мне лично.

— Понял, — коротко отвечаю, уже вставая из кресла.

— И, Вадим, — Илья чуть понижает голос, будто мы не одни на линии, — не вздумай облажаться за эти сутки.

— Не облажаюсь, — роняю в ответ, хотя сам не до конца уверен, что говорю правду.

Я отключаюсь, кладу телефон в карман и ещё пару секунд стою, глядя на чёрный экран компьютера Лазарева.

Я облажался.

За эти три дня — столько раз, что сбился со счёта.

Как урод. Как предатель. Как придурок, который забыл о цели ради того, чтобы снова услышать её смех или увидеть, как она прикусывает губу.

И самое мерзкое — я даже не пытаюсь это исправить.

Потому что, чёрт возьми, я сексуально зависим от этой женщины.

От её взглядов, когда она думает, что я не замечаю.

От того, как она проходит мимо, задевая плечом, и этот лёгкий контакт прожигает кожу.

От её дерзости, которая доводит до бешенства и в то же время… заводит сильнее, чем всё, что я знал раньше.

Те слова Ильи вылетели из моей головы в ту же секунду, как только я увидел её голой.

Всё — цель, план, осторожность — растворилось, как дым.

Передо мной была она, без одежды, без масок.

Капли воды скатывались по её телу, задерживаясь там, где мне хотелось провести языком.

Она стояла, не прикрываясь, будто знала, что победила ещё до начала этой войны.

Я мог бы отвести взгляд.

Мог бы развернуться и уйти, напомнив себе, что я здесь по делу, а не за этим.

Но, чёрт возьми… я остался.

Потому что она — это мой самый опасный наркотик. И я уже глубоко в дозе.

Мы трахались…

Я даже не знаю, сколько раз.

В моей комнате — так, что кровать глухо билась о стену.

В ванне, когда пар застилал всё вокруг, и я тянул её за волосы, пока она стонала моё имя.

В её комнате, возле окна, где за стеклом шёл дождь, а она выгибалась так, будто хотела, чтобы весь чёртов мир видел, как я её беру.

В машине, на заднем сиденье, в спешке, в полумраке, когда я вжимал её в кожаное сиденье и плевал на то, что кто-то может пройти мимо.

Каждый раз — как последний.

Каждый раз — будто мы срывали с друг друга остатки самообладания, и я понятия не имел, кто кого убьёт первым: я её… или она меня.

Но всё хорошее когда-то заканчивается.

Верно?

Солнце ещё не встало полностью, но слабый серый свет уже пробивается сквозь неплотно задернутые шторы, вырезая его силуэт из теней.

Я просыпаюсь не сразу. Сначала чувствую тепло. Тёплое, плотное, уверенное — оно держит меня, будто я всё ещё где-то в безопасности. Хотя… вряд ли рядом с ним можно назвать это безопасностью.

Поворачиваю голову, и он — прямо передо мной.

Вадим.

Голый. Спокойный. Красивый до такой степени, что это уже почти преступление. Даже спящий он выглядит так, будто контролирует всё вокруг. Чёрт, даже меня во сне.

Глаза сами скользят вниз. Линия плеч, грудь, на которой хочется провести пальцами, чтобы убедиться, что всё это не сон. Пресс — ровный, как будто выточенный руками скульптора. И ниже…

Я сглатываю.

Его член, частично прикрытый смятой простынёй, всё ещё нагло заявляет о себе, и в животе тут же сжимается что-то предательское.

Может, я больная.

Может, мне реально нужен психиатр, а не очередной заход в его объятия.

Но моё тело плевать хотело на мораль. Пальцы сами тянутся, почти касаются его бедра, чувствуя гладкую, тёплую кожу.

Его ресницы дрогнули, и в следующий миг тяжёлый, тёмный взгляд впивается в меня.

Он не говорит «доброе утро».

Вадим вообще никогда не говорит очевидных вещей.

— Решила воспользоваться беззащитным? — его голос хриплый, сонный… и от этого ещё более опасный.

— Ты не беззащитный, — отвечаю тихо, но пальцы так и не убираю с его бедра. — И ты это знаешь.

Он перехватывает мою руку, проводит её ниже, туда, где и без моих прикосновений он уже становится твёрдым. Я чувствую, как жар поднимается к лицу, но отвести взгляд не могу.

— Вот и проблема, Беда, — он приближает лицо к моему так, что наши дыхания смешиваются. — Ты думаешь, что играешь со мной. Но каждое твоё касание — это вызов. И я, сука, его принимаю.

— Принимай, — выдыхаю я, и это, наверное, моя самая опасная ошибка за последние двадцать четыре часа.

Он одним движением опрокидывает меня на спину, нависая сверху. Простыня соскальзывает, открывая нас обоих, и я понимаю — утро ещё не успело начаться, а я уже не выйду из этой постели на своих ногах.