Слёзы потекли по её лицу, размазывая кровь, сопли, всё вместе. Она выглядела жалкой, как сломанная собака, которую загнали в угол.

— Помочь?! — голос Евы треснул, как хлыст. — Ты помогала, когда продавала меня? Когда рассказывала им, где я, с кем я, что я делаю?! Это твоя помощь?!!

Кира захныкала ещё громче, тряслась всем телом.

— Я… я не знала, что они… что они так далеко зайдут… Я думала… просто информация… что они следят за твоим отцом, за его делами… Я… я не знала!

Виктор наклонился чуть вперёд, и его взгляд был хуже любого удара.

— Ты знала всё. И ты продолжала. — Его голос был тихий, почти спокойный. — Потому что тебе нужны были их деньги.

Кира задрожала, закрыла уши ладонями, словно пыталась спрятаться от слов.

— Я не хотела… Я не хотела предавать Еву…

Я рыкнул, сдерживая желание вышибить ей зубы:

— Но предала.

Виктор сделал шаг ближе. Тяжёлый, выверенный, как приговор. Его тень легла на неё, и Кира втянула голову в плечи, будто ребёнок, пойманный за кражей.

— Что именно ты им сливала? — голос холодный, ровный, без эмоций. От этого страшнее. — Каждую мелочь. Каждое слово.

Кира судорожно сглотнула, всхлипнула.

— Всё… — прошептала она. — Где Ева, с кем встречается, куда ездит. С кем у тебя, Виктор, переговоры… какие документы подписываешь, какие компании проверяешь… Я… я даже фоткала бумаги иногда, когда бывала у вас дома…

В комнате повисла тишина. Словно стены не выдержали и перестали дышать.

Виктор прищурился.

— Бумаги? Какие, сука, бумаги?

Она закрыла лицо руками, но отвечать пришлось.

— Контракты… отчёты по финансам… пару раз я передала им данные по тендерам. Они просили всё, что связано с тобой.— голос её упал до шёпота.

— Твари, — прошипела Ева, и я едва удержал её за руку, чтобы она снова не набросилась.

— Как глубоко ты в их игре? — Виктор склонился ниже, его лицо было в нескольких сантиметрах от её разбитой морды. — Ты спала с ними?

Кира всхлипнула, захлебнулась и резко замотала головой.

— Нет! Клянусь! Я… я видела их в клубе, но никогда… Я им не нужна. Я просто их собака на побегушках. Я только приносила информацию!

Тишина рухнула, как бетонная плита. Никто не двигался, даже воздух будто застыл.

Кира всхлипнула, сжалась и почти шёпотом добавила:

— Но… больше всего они интересовались Евой.

Все головы повернулись к ней. Ева напряглась в моих руках, будто готовилась ударить снова.

— Что значит «интересовались»? — Виктор произнёс каждое слово медленно, будто выдавливал яд.

Кира судорожно вдохнула, глаза бегали, и, наконец, вывалила:

— Они всегда говорили только о ней. Что Ева — не просто игрушка, что она особенная… что её надо «разделить». Что вдвоём они сделают её полностью своей. Они… они фантазировали о том, как будут ломать её… — её голос сорвался, но она продолжила, давясь собственными словами, — как заставят ненавидеть тебя, Виктор. Как будут смотреть тебе в глаза, когда она носить их ребёнка будет…

Ева вскрикнула — не громко, а так, будто её вырвали изнутри. Я тут же прижал её к себе, чувствуя, как она мелко дрожит.

— Мрази, — выдохнул я, и в груди закипела такая злость, что пальцы сами сжались в кулаки.

Виктор побледнел так, что казалось — в нём больше нет крови. Он смотрел прямо на Киру, и его голос, когда он заговорил, был ледяным, смертельным:

— Повтори.

— Они… они помешаны на ней, — Кира закрыла лицо руками, но продолжала сипеть сквозь пальцы. — Они называли её «главным трофеем». Смеялись, что всё остальное — бизнес, деньги, месть, это второстепенно. Но Ева… Ева должна быть их. Целиком. До конца.

— Это всё… всё, что я могу сказать… клянусь… — Кира всхлипывала, голос хрипел, она дрожала, будто ждала удара. — Больше ничего…

Тишина тянулась вязкой, липкой паузой. Виктор смотрел на неё так, что воздух в комнате будто резало лезвием. Наконец, он медленно выдохнул и отстранился.

— Ладно, — его голос был всё ещё глухим, но уже собранным. — Давайте вызову семейного врача. Пусть её посмотрит. Если сдохнет на моём диване — грязи будет ещё больше.

Он достал телефон, но я заметил, что его пальцы тряслись.

А Ева… она не слышала уже никого. Сидела, будто каменная, глядя куда-то мимо нас всех. На её лице застыла такая смесь боли и холодной ярости, что мне самому стало не по себе.

И вдруг она повернула голову. Её глаза встретились с моими и с отцом одновременно. Тёмные, блестящие, опасные.

— Кажется, у меня есть план, — сказала она ровно.

Виктор нахмурился, я напрягся.

— Но… — Ева усмехнулась горько, как будто уже знала, что будет дальше, — не думаю, что он вам понравится.

Я влетела в кабинет, даже не постучав. Дверь ударилась о стену, грохнула так, что на секунду всё встало. Я едва дышала. Слёзы текли по лицу, по щекам, по губам — солёные, липкие. Меня трясло так, будто внутри сломалось что-то важное.

Фёдор поднял взгляд. Его холодные глаза уткнулись в меня, и на лице мелькнула тень удивления.

— Ева? — голос низкий, настороженный. — Что за…

— Пожалуйста! — я захлебнулась, будто слова рвали мне горло. — Пожалуйста, Фёдор, это срочно.

Он скользнул взглядом на мужчину, что сидел напротив, но, не моргнув, бросил:

— Потом.

— Но я… — начал тот, но замолчал, встретив ледяной взгляд. Поднялся, раздражённо выдохнул и вышел, хлопнув дверью так, что стены дрогнули.

И вот мы остались вдвоём.

Фёдор откинулся в кресле, сложил руки на груди, глядя прямо в меня. Не мигая. Его спокойствие только сильнее выворачивало меня изнутри.

— Ну? — тихо сказал он. — Что могло довести тебя до такого состояния?

Я шагнула вперёд, почти пошатываясь.

— Я больше не могу, — выдавила я, и голос сорвался на крик. — Я не знаю, кому верить. Я не знаю, что делать!

Он склонил голову, будто изучал меня под микроскопом.

— Кому ты перестала верить, Ева?

Я закрыла лицо ладонями, всхлипнула так, что меня согнуло.

— Всем! — крикнула я. — Отцу. Вадиму. Себе, блядь! Я… я не понимаю, что реально, а что ложь! Я не понимаю, кто играет мной, а кто рядом по-настоящему!

Фёдор встал. Его шаги были медленные, выверенные. Он подошёл ближе, и я почувствовала запах его дорогого парфюма, холодного, как сталь. Он осторожно коснулся моего подбородка, заставив поднять голову.

— Тсс… — сказал он. — Ты слишком умная девочка, чтобы верить всем подряд.

— Я знаю, — выдохнула я, голос дрожал, но я смотрела ему прямо в глаза. — Я знаю всю правду.

Фёдор замер. Его пальцы всё ещё держали мой подбородок, но взгляд на секунду стал остекленевшим, холодным, как будто я ударила его ножом в сердце.

— Какую, Ева? — его голос был ниже шёпота.

Я резко всхлипнула, и слова рвались наружу, как будто я слишком долго держала их внутри:

— Что вы с Савелием вместе хотите меня. Что следили за мной. Что следили за моим отцом.

Фёдор перестал дышать. На его лице мелькнула тень… шок? Нет, скорее недоверия. Он открыл рот:

— Ева… ты…

— Не надо, — перебила я, вцепившись пальцами в его рукав, будто боялась, что он исчезнет. — Я всё поняла.

Я всхлипнула снова, горло саднило, но слова звучали так искренне, что я почти сама могла поверить.

— Я хочу быть с вами. С вами обоими.

Фёдор застыл. Глаза сузились, дыхание стало тяжелее, будто он пытался разобраться — правда это или игра.

Я шагнула ближе, так, что теперь сама смотрела снизу вверх, почти касаясь его груди.

— Вы, Фёдор… вы такой чуткий. Такой внимательный. — Голос мой сорвался на шёпот. — Мне так хорошо с вами. А Савелий… он… он меня очень привлекал внешне. Всегда. Просто я никому не говорила.

Я видела, как в его глазах что-то дрогнуло. Неожиданная смесь удивления и животного интереса.

Фёдор склонился ближе, его голос был хриплым, низким, почти опасным: