Я бросил телефон на тумбочку и опустился обратно на кровать. Ева зашевелилась, тихо потянулась и открыла глаза. Глаза красные, опухшие, но всё равно, блядь, самые живые из всего, что я видел.

— Что случилось? — её голос хриплый, сонный. — С кем ты разговаривал?

Я выдохнул, сжал переносицу и ответил коротко:

— Это был Илья.

— Илья? — она приподнялась на локте, волосы падают на лицо. — Это кто?

— Мой… скажем так, хакер, — скривился я. — Чёртов мозг всей этой операции. Если есть дерьмо, он найдёт, где оно закопано.

Ева нахмурилась, обхватила колени руками, будто ей стало холодно.

— И что он хочет?

Я посмотрел на неё и поймал себя на том, что впервые не хочу врать.

— Он нары́л что-то на Фёдора и Савелия. Хочет встретиться. Сегодня. В восемь.

Она вздрогнула, будто эти имена сами по себе били током.

— А ты пойдёшь?

Я ухмыльнулся так, что зубы сжались до боли.

— Чёрт возьми, да. Если это мой шанс разорвать им глотки — я не упущу.

Она резко вскинула голову, глаза полыхнули упрямством:

— Я с тобой.

Я всмотрелся в неё, и уголки губ сами дёрнулись в усмешке. Вот так, без страха, с распухшими от слёз глазами, но с таким стальным голосом, что у меня внутри что-то щёлкнуло.

— Знаешь, малышка, — я хрипло рассмеялся, качая головой, — не ожидал от тебя ничего другого.

Её подбородок дрогнул, но взгляд остался твёрдым. Ни истерики, ни просьб, ни жалости к себе. Только это упрямое «я с тобой».

Я провёл рукой по лицу, чувствуя, как скребёт щетина, и посмотрел на неё сверху вниз:

— Ладно. Но учти, это не прогулка. Там будет кровь, грязь и, возможно, смерть.

— Думаешь, я этого не знаю? — она дернула плечами.

Я выдохнул, провёл рукой по волосам и неожиданно сам для себя сказал:

— Как насчёт мороженого?

Она моргнула, будто я ляпнул что-то совсем безумное.

— Что?

— Кафе за углом. Возьмём по стаканчику. Хоть на час почувствуем себя нормальными людьми, — скривился я. — Если это вообще ещё про нас.

Её губы дрогнули, и вдруг мелькнула настоящая улыбка, такая редкая, что у меня внутри сжалось.

— Я только за.

Через час мы уже сидели за столиком у окна. Уютное место, музыка на фоне, люди вокруг смеются, будто у них не рушится мир. Ева ела мороженое, сосредоточенно, медленно, как ребёнок, впервые выбравшийся на свободу.

Я смотрел, и у меня внутри закипало что-то тёмное. Она провела языком по ложке, потом облизала губы, оставив на них тонкий след. И всё, к чёрту.

— Не надо тебе есть так мороженое, — рыкнул я, наклонившись ближе.

Она подняла брови, глаза блеснули с хитринкой:

— А как я его ем?

Я сжал челюсти, уставившись на неё, не в силах отвести взгляд.

— Сексуально. Слишком, блядь, сексуально.

Она замерла на секунду, потом медленно облизала ложку, будто нарочно, и уголки её губ дрогнули в дерзкой улыбке.

— Вот так?

Я ударил кулаком по столу так, что несколько человек обернулись.

— Хватит. — Я потянулся, сжал её запястье, пальцы у меня дрожали от злости и желания. — Ты играешь с огнём, малышка.

Она не отвела глаз, даже дыхание не сбилось. Только тихо сказала:

— Может, я устала бояться огня.

Я отпустил её запястье, но пальцы ещё долго ныли от того, как сильно я держал. Она облизала губы, будто нарочно, и откинулась назад, продолжая смотреть прямо в меня.

Я понял — если мы останемся тут ещё хоть пять минут, я сорвусь к чёрту на глазах у всей этой публики.

Мы молча доели, расплатились и вышли. Вечер опустился быстро, небо темнело, в воздухе пахло сыростью и грозой.

Ева шла рядом, не отставая, но и не прижимаясь. Слишком упрямая, слишком гордая. Я чувствовал её тепло рядом и злился, потому что хотелось прижать к себе, а не было права. Не здесь. Не сейчас.

Когда мы сели в машину, она повернулась ко мне. Свет фонаря выхватил её лицо из темноты — бледное, но с этой новой жёсткостью, которой раньше не было.

— Ты уверен, что нужно туда ехать?

Я завёл двигатель, глядя только вперёд.

— Да. Если Илья сказал, что это важно — значит, так и есть.

— И что будет дальше? — её голос дрогнул.

Я усмехнулся хрипло, выруливая на дорогу.

— Дальше начнётся охота. И я, чёрт возьми, не собираюсь быть добычей.

Она молчала, глядя в окно. В отражении стекла я видел её профиль и сжатые губы.

Я протянул руку, положил ладонь на её колено. Она дёрнулась, но не убрала.

— Расслабься, малышка. Я рядом.

Машина летела по пустым улицам, и чем ближе было время встречи, тем сильнее внутри меня копилось предчувствие. Восемь вечера. Илья. Секрет, который может перевернуть всю игру.

Мы приехали на старое место — полуразваленный ангар на окраине города. Здесь мы с Ильёй встречались не раз: тихо, без свидетелей, только тьма и запах ржавчины.

Илья уже ждал. Курил, прислонившись к капоту своей тачки, в свете фонаря выглядел хмурым, но расслабленным. Как всегда.

Когда мы подошли ближе, он бросил взгляд на Еву и тут же выплюнул дым, едва не захохотав.

— Да ладно, — протянул он с ухмылкой, — ты что, реально и её взял с собой?

Я сузил глаза, шагнул вперёд.

— Закрой рот, Илья.

Он поднял руки в притворной обороне, ухмылка только шире.

— Спокойно, брат. Я ж ничего… просто удивился. Обычно ты никого так близко не подпускаешь.

Ева напряглась рядом, но не отвела взгляда. Смотрела на него прямо, и это его, похоже, даже чуть смутило.

Илья выпрямился, стряхнул с куртки пепел и вдруг развернулся к Еве. Его ухмылка стала мягче, почти вежливой.

— Приятно познакомиться, — сказал он, протягивая руку. — Я Илья. Верный друг этого бугая. А ты… Ева, как я полагаю?

Она слегка замялась, но всё же протянула ладонь. Его пальцы сомкнулись на её руке — уверенно, но без наглости.

— Да, — коротко ответила она, глядя прямо ему в глаза.

— Ну что ж, — Илья усмехнулся и отпустил её руку. — Должен признать, смелая девчонка. Обычно рядом с Вадимом народ либо молчит, либо дрожит.

Я рыкнул, шагнув ближе:

— Хватит цирка, Илья. Не тяни. Что ты нашёл?

Он посмотрел на меня, потом на неё, и ухмылка исчезла. Взгляд стал серьёзным, тяжёлым.

— Ладно. Тогда слушайте оба.

Илья сунул руки в карманы, посмотрел то на меня, то на Еву и хмыкнул:

— Ваши два дружка ещё большие извращенцы, чем вы думали.

Ева нахмурилась, приподняв брови:

— В смысле?

— В прямом, — он усмехнулся, но без лёгкости, больше как человек, которому самому противно от сказанного. — Я нары́л, что каждую пятницу они ходят в один закрытый клуб. Не для обычных людей.

Я скрестил руки на груди, прищурился:

— И что там?

Илья наклонился чуть ближе, голос стал ниже, почти шёпотом, но от этого ещё мерзее:

— Как вы думаете, что там делают? Это место, где богатенькие ублюдки покупают не только тела, но и страх. Там нет правил. Деньги решают всё. И Фёдор с Савелием там — постоянные гости.

Ева побледнела, но удержала взгляд.

— Ты хочешь сказать…

— Хочу сказать, — перебил Илья, глядя ей прямо в глаза, — что эти ублюдки не просто грязные дельцы. Они садисты. Они кайфуют от того, что ломают людей. И я говорю не про бизнес-игры, а про совсем другое.

Я сжал кулаки так, что костяшки побелели.

— Адрес.

Илья ухмыльнулся, покачал головой.

— Нет, друг, туда просто так не попасть. Только по приглашению. Клуб не для случайных гостей.

Я уже собирался рвануть его за грудки, как он лениво добавил:

— Но как хорошо, что у меня их три. — Он достал из внутреннего кармана конверт и потряс, как фокусник. — Не спрашивайте, где я взял.

Ева замерла, смотря на белый картон, будто в руках у него был ключ в ад.

Я сузил глаза:

— Ты тоже поедешь.

Илья ухмыльнулся ещё шире, пряча билеты обратно.

— Конечно. У меня там маленькое дельце. Старые счёты, так сказать.