– Наша старая курица нашла себе нового птенца.

Йим посмотрел на смеющегося мужчину. Он был грубым и крепким, с кустистой бородой и темным клубком сальных волос. Под ногтями его больших рук виднелась грязь, а грубая одежда была основательно испачкана. По бокам от него стояли двое таких же мужчин. Он презрительно уставился на Йим.

– Ну что, девчонка, – сказал он. – Мы с товарищами пашем с рассвета. Чем ты заслужила ужин?

В комнате воцарилась тишина. Хонус молчал, но Йим краем глаза заметила, что он покраснел под своими татуировками.

– Кто может сказать, чего заслуживает человек? – ровно ответила Йим.

– Значит, ты любишь загадки, – сказал пахарь. Он наклонился через стол, чтобы взять сыр, лежащий перед Йимом. – Что ж, я отвечу на твою. Человек заслуживает того, что у него есть силы взять.

– Значит, ты следуешь путем Пожирателя?

Пахарь потянул за шнурок на шее и достал круглый кулон.

– Времена меняются, девочка. Когда жрецы Пожирателя посещают нас, они обедают с хозяином.

– Эти черные вороны! – сказала Эмджа. – Их почитают только из страха.

– Тебе следует усвоить урок нашего хозяина, – сказал пахарь. – Мир почитает силу. Это знак милости Пожирателя. Не так ли, девица? Ты путешествовала. В любой стране сильного человека уважают? Смеешь ли ты отрицать, что он заслуживает того, что дает ему его сила?

Все взгляды устремились на Йим, и она поняла, что должна ответить.

– Я уже слышала эту речь, – сказала она. – Она напоминает мне об одной деревне к северу от Лювейна, построенной на берегу большого озера. Рыночный город находится на противоположном берегу, и путь вокруг озера очень труден. К тому же дворянин взимает пошлину со всех, кто проезжает по этому пути. Несколько лет назад один предприимчивый парень построил лодку, чтобы переправлять жителей деревни на рынок. Поездка была легкой и короткой. А плата за проезд была меньше, чем дворянская пошлина.

– Говори по существу! – сказал пахарь.

– Да, – ответила Йим. – Дворянин отправил за границу людей, которые говорили очень похоже на тебя. Они заходили в таверны и говорили: «Как вы можете терпеть этого лодочника? Когда дует ветер, один борт лодки намокает от брызг. А этот властолюбец заставляет всех оставаться на месте. Почему сильный мужчина должен терпеть такое обращение? Он должен поступить так, как лучше для него, и сесть подальше от ветра. Если кто-то находится на этом месте, пусть отойдет в сторону».

Йим посмотрел на пахаря.

– Разве это не твое утверждение?

– Да.

– Со временем многие на пароме согласились с вами, – сказала Йим. – Однажды поднялся сильный ветер. Самые крупные люди на борту лодки, думая только о собственном комфорте, перебрались на более сухую сторону. И кто мог их остановить? Они были сильны.

Йим обратился к пахарю.

– Разве это не было их правом?

– Да, – ответил тот. – Клянусь Пожирателем, так и было.

– Так лодка потеряла равновесие, – сказала Йим. – Она опрокинулась. Все, кто был на борту, утонули. А дворянин? Он увеличил свою пошлину.

Пахарь нахмурился и отвернулся.

Эмджа рассмеялась.

– Йим тебя раскусила!

Кухарка обвела взглядом стол и увидела, что выражает общее мнение.

– Мне кажется, – сказал пожилой мужчина, – что Кармаматус заслуживает большего уважения, чем некоторые ей оказывают.

Он злобно посмотрел на пахаря.

– Возможно, если ее Сарф отрубит для нее голову или две, она добьется этого.

– Ты заблуждаешься относительно работы Равновесия, – сказала Йим, – если думаешь, что отрубание голов – это средство. Весы Карм не благоволят таким поступкам. Только добро уравновешивает зло.

– Теперь я понимаю, почему ты Носитель, – сказал пожилой мужчина. Он повернулся к пахарю. – Ты должен быть благодарен Карм за то, что она сделал такой мудрый выбор.

Лицо пахаря потемнело. Он и его товарищи быстро допили свой эль и вышли из комнаты. Йим сосредоточилась на последнем блюде, скромно избегая взглядов своих слушателей. Она не замечала, как Хонус смотрит на нее, как и другие обедающие, которые избегали глаз свирепого мужчины. Поэтому никто не заметил его удивления. Когда Йим в конце концов посмотрел в его сторону, выражение его лица снова стало безучастным. Увидев, что тот закончил трапезу, Йим заговорила.

– Эмджа, мы с моим Сарфом проделали долгий путь и должны отдохнуть.

С этими словами она поднялась и склонила голову.

– Карм видит гостеприимство твоего хозяина и твою милость.

Хонус повел их обратно в хижину рабочих. В длинном, похожем на туннель помещении не было ни лампы, ни огня. Единственным освещением были сумерки, проникающие через незастекленные окна. В тусклом помещении Йим разглядел пахаря и двух его товарищей, сидящих на поддоне. Каким-то образом они раздобыли большой кувшин эля и передавали его из рук в руки. Заметив агрессивную повозку Хонуса, они отошли в дальний конец здания.

– Мы будем спать с ними? – прошептала Йим.

Хонус кивнул.

– Не мне говорить об этом за ужином, – прошептал он, – но как твой Сарф, я буду тебя защищать. Спи спокойно.

Йим сняла сандалии и опустилась на солому. Она быстро села прямо.

– Фу! Как же воняет эта подстилка! Лучше бы я спала на улице.

– Ты привыкнешь. Радуйся, что сейчас весна. Зима убила вшей.

Йим наклонилась к Хонусу и прошептала:

– Я думала, жизнь Носителя будет менее тяжелой.

– Она редко бывает легкой.

– Я узнала это за ужином, – ответила Йим.

– Тот пахарь задал тебе нелегкую задачу, но ты хорошо справилась.

– Теперь я понимаю, зачем Носителям Сарфы. Я бы побоялась говорить без тебя.

– Та притча, которую ты рассказала... Я никогда ее не слышал.

– Я ее придумала. Разве это плохо?

– Нет. Это была история, достойная Теодуса. Более того, она говорила о мудрости. А теперь поспи. Я присмотрю за тобой.

Йим легла и постаралась не обращать внимания на запах старой соломы, грязи и несвежего пота. Усталость помогала ей в этом. Когда она задремала, то увидела, что Хонус сидит прямо, не сводя глаз с темнеющей комнаты.

Йим проснулась от звуков, издаваемых пахарем и его товарищами, еще не оправившимися от ночной попойки, стонущими и проклинающими рассвет. Она взглянула на Хонуса и обнаружила, что он лежит в той же позе, что и тогда, когда она заснула. Йим задумалась, спал ли он вообще.

– Уже пора завтракать? – сонно спросила она.

– В большинстве поместий слуг не кормят до середины утра, – ответил Хонус. – К этому времени мы уже должны уйти.

Йим потянулась и надела сандалии.

– Тогда давай уйдем сейчас.

Хонус приготовился, пока Йим умывалась. Они уже направились к дороге, когда из усадьбы вышла Эмджа.

– Йим! Подожди! – на поспешила к ним и протянула Йим буханку хлеба. – Для твоего путешествия, Кармаматус. Пусть твой Сарф внимательно следит за тобой. Настали темные времена.

Эмджа поклонилась и скрылась в доме, прежде чем Йим успела поблагодарить ее.

Йим отломила кусок от еще теплого каравая и протянула его Хонусу. Затем она взяла кусок себе. Хлеб был белым, с ароматом меда и сухофруктов. Его насыщенный вкус контрастировал с грубым коричневым хлебом, который они ели за ужином.

– Думаю, это испекли для хозяйского стола, – сказала Йим.

– Это не еда для слуг, – согласился Хонус.

Йим и Хонус шли, пока завтракали, потому что утро было еще слишком холодным, чтобы сидеть с комфортом. Когда солнце поднялось выше, воздух потеплел. Вскоре дорога стала заполняться транспортом. Путешественники, поклонявшиеся Карм, были вежливы. Последователи Пожирателя были грубы. Другие отводили глаза, боясь выдать свои убеждения. Таким образом, по тому, как ее встречали на дороге, Йим могла судить о верованиях местных жителей. День шел своим чередом, и враждебность преобладала.

Во второй половине дня один молодой человек плюнул в Йим, проходя мимо. Хонус вздрогнул от неожиданности и схватился за рукоять меча. Он увидел, что Йим спокойно вытирает рукавом плевок со щеки. Ее спокойствие послужило примером, и Хонус выпустил меч. Только когда он повернулся лицом вперед, Йим позволила себе вздрогнуть. Ей не хотелось вызывать беспокойство Хонуса, ведь она желала и дальше оставаться его Носителем. Йим легче переносила ненависть врагов Карм, когда вспоминала о своем прежнем положении. Как рабыня, ее чувства не имели значения. В трактире мужчины дерзко бросали взгляды и свободно распускали руки, когда Хонус отсутствовал. Даже Кара высказывала унизительные предположения. Плевок был менее болезненным, чем подобное обращение, и его легче было смыть.