Йим зашла в воду, намочив при этом половину своей туники. Хонус молча наблюдал, как она с трудом поднимается на каменный пирс. Ему показалось, что она избегает дальнейшего разговора. Мне не нужно ее понимать, сказал себе Хонус. Она не представляет угрозы. Все, что ей нужно, – это нести мой мешок. Несмотря на полдень, он нашел тень и попытался отдохнуть. Ночное испытание вымотало его, и вскоре он погрузился в сон. Последние его мысли были о загадочной женщине, которая сидела на пирсе и купала раненую ногу.

Яун не был склонен к самоанализу, и, когда он ехал в поместье своего отца, он не задумывался о том, почему ему так горько. Его мысли были заняты только тем, как его обидели. По мере путешествия его враждебность к отцу и старшему брату становилась все сильнее. К тому времени, когда он пересек границы Фальстена, она превратилась в чистую ненависть. Затем его горячий гнев охладился и, подобно только что выкованному мечу, погруженному в воду, стал твердым и острым. Яун стал холодным и безжалостным – идеальным инструментом для осуществления замыслов Бахла.

Наступили сумерки, когда Яун добрался до знакомых живых изгородей отцовского поместья и остановился там, чтобы подготовиться к возвращению домой. Сначала он надежно привязал лошадь к дереву. Затем разрезал свою рубашку. Затем он зарезал коня и вымазал рубашку в крови. Сняв бинты, он снова надел рубашку. Пока он ждал, пока кровь высохнет, Яун придумал историю о своих приключениях. Она в общих чертах соответствовала фактам, но в ней отсутствовали его трусость во время битвы, поездка в Дуркин и любое упоминание о Хонусе. Естественно, его встреча с лордом Бахлом осталась в тайне. Единственной чистой выдумкой Яуна стал рассказ о нападении разбойников, во время которого он получил рану в доблестной схватке и захватил своего нового коня. Удовлетворившись этими выдумками, Яун сел на коня и поскакал к усадьбе.

Поместье стояло на холме, окруженном аккуратными полями. Он был большим и каменным – реликвия тех времен, когда соседний Лувейн был мирным и процветающим. Это процветание принесло пользу графу, построившему дом, в то время как разорение Лувейна привело к обнищанию его потомков. Хотя поместье пережило несколько поколений запустения, в угасающем свете оно все еще выглядело достойно. Три башни величественно смотрелись на фоне темнеющего неба, а окна ярко светились независимо от того, были ли в них стекла или нет.

Когда Яун приблизился к главному входу, открылась боковая дверь, и из нее вышел слуга. Он нес факел, и его сопровождали двое вооруженных людей. Яун остановился перед ними. Пожилой слуга робким голосом позвал.

– Кто идет...

Он приблизил факел к лицу Яуна и прищурился.

– Это вы, мастер Яун? Я думал, вы ушли с Алариком.

– Да, это я, Нуг, – ответил Яун. – Аларик убит. Я вернулся с новостями.

Яун сошел с коня и передал поводья одному из стражников.

– Мой конь ранен. Проследи, чтобы ее вылечили.

Затем он последовал за Нугом в усадьбу.

– Ваш отец в постели, сир, – сказал Нуг. – Я немедленно объявлю о вас.

– Мой брат тоже там?

– Да, сир.

– Это хорошо, – сказал Яун. – Я много думал об обоих.

***

Из-за последствий магии Хонус проспал весь день и до следующего утра. Когда он проснулся, Йим уже не было. Он подумал, не сбежала ли она, ведь он знал, что следы лучше всего скрывать при дневном свете. Поглядев на солнце, он решил, что у нее может быть большая фора. Пока Хонус раздумывал, что делать, из леса вышла Йим. Она слегка прихрамывала, но на ее лице не было видно боли. Более того, она выглядела ликующей.

– Мастер, – позвала она. – Я принесла завтрак!

Хонус заметил, что она бережно несет большой лист, сложенный в сверток. Она села на землю рядом с ним и с некоторым драматизмом раскрыла свой импровизированный сверток. Когда Хонус увидел, что в нем находится, он в ужасе отпрянул назад.

– Лесные личинки! – сказала Йим. – Я нашла бревно, полное их.

Она подцепила личинку размером с палец из корчащейся массы на листе. Взяв ее за темную круглую головку, она поместила ее пухлое белое тельце между зубами. Затем она укусила личинку, чтобы прорвать кожу и высосать ее содержимое, а затем отбросила голову и хромое тело.

Хонус почувствовал, как кровь отхлынула от его лица.

Йим удивленно посмотрела на него.

– Ты что, никогда их не пробовал? – спросила она. – Они как грибы, только кремовые.

Йим подняла с листа еще один и протянула ему.

– Вот, попробуй.

По мнению Хонуса, она могла держать в руках гадюку. Когда он отступил, на лице Йим появилось выражение веселья.

– Я думала, Сарфы храбрые.

– Это отвратительно! – воскликнул Хонус.

– Нет, это завтрак. Я так понимаю, ты не будешь. – Йим положила блюдо в рот и быстро расправилась с ним.

– Как ты можешь есть гусениц? – спросил Хонус, отступая подальше.

– Это древесные личинки, – ответила Йим. – Для гусениц не сезон.

Хонус повернулся к Йим спиной, но все еще слышал, как она ест. Ему показалось, что она преувеличивает звуки сосания специально для него. Потом Йим хихикнула и сказала:

– Если мне когда-нибудь придется с тобой драться, я буду знать, как себя вооружить.

Хонус не стал отвечать на ее поддразнивания, а пошел к берегу реки и смотрел на воду, пока Йим ела. Через некоторое время он посмотрел в ее сторону и увидел, что она собирает оставшихся личинок в центр листа. Затем она завернула их, перевязав пучок травой. Положив личинки в сумку, Йим сказала:

– Может, мне поискать что-нибудь более подходящее для тебя?

– В этом нет необходимости. Я привык поститься. Как твоя нога?

– Намного лучше.

– Я видел, как ты хромаешь. Ты чувствуешь себя достаточно хорошо, чтобы путешествовать?

Йим, казалось, была удивлена, что Хонус потрудился спросить об этом.

– Я буду в порядке, – сказала она. – Я соберу поклажу.

Небо было ясным, а погода – мягкой. Хонус не спеша направился к броду. Когда они вышли на дорогу, ведущую к разрушенному замку, он заметил, что Йим выглядит встревоженной. Хонус подозревал, что она боится, что он раскусил ее уловку.

– Я думал о том, что здесь произошло, – сказал он. Хотя он не мог проникнуть в мысли Йим, но заметил, что она стала напряженнее. – За все время моих путешествий я ни разу не встречал никого, похожего на того человека в замке. Наверняка он обладал неестественными способностями. Ты что-нибудь узнала о нем до того, как я его убил?

– Нет, учитель. Я спала с того момента, как он застал меня здесь врасплох, пока вы не спасли меня.

– Спал?

– Это было похоже на сон, только с ужасными сновидениями. Я бы предпочла не думать об этом.

– Мне и самому снились странные сны после того, как я обезглавил его. Я рад, что ты пришла меня разбудить.

Хонус увидел, как Йим расслабился. В его голове снова возникла мысль о том, чтобы встретиться с ней лицом к лицу. Но зачем? Она не скажет правду. По крайней мере, так она не сможет держать меня в долгу.

***

Эдмун ехал под тем же голубым небом, что и Йим и Хонус, но, в отличие от них, его сердце было спокойно, а все мысли – радостны. Его стареющий отец уже сбавил обороты, и Эдмун взял на себя многие обязанности графа. После обеда ему предстояло выполнить приятное поручение – благословить свадьбу в соседней деревне. Когда его лошадь проезжала по полю, усыпанному весенними цветами, он радовался за жениха и невесту. Такой прекрасный день казался благоприятным временем для начала новой жизни.

Эти мысли прервал звук скачущей лошади. Эдмун повернулся и узнал Яуна.

– Брат! – позвал он. – Я рад, что ты приехал.

Яун пришпорил свою лошадь, пристроившись рядом с лошадью Эдмуна.

– Мне нужно было выбраться из дома.