— Вторая будете, — успокаиваю ее, — уже у Любочки обыск производят.

— Ага, успокоил. Я их не пущу. Пусть под дверью стоят.

14 часов. По моему настоящему месту жительства, указанному во всех документах, в том числе и в паспорте, никто из генпрокурорских не приходит. Звоню Любочке. Отвечает ее соседка и ближайшая подруга Ирина Давыдовна.

— Обыск еще идет, а Любы yate нет дома.

— Как это?

— А из Москвы ей позвонила Галина Васильевна Старовойтова и посоветовала одеться и уйти куда-нибудь гулять. Если во время обыска кто-либо из находящихся в помещении лиц уходит, то все действия обыскивающих становятся автоматически незаконными.

— И она ушла?

— Да. Галина Васильевна еще раз позже звонила и сетовала, что Любочка шляпку не надела, чтобы ее не узнали.

— С конспирацией у нас всегда было плохо… — завершаю беседу.

15 часов. В квартиру звонят. Представляются Генеральной прокуратурой. Кричат, что есть ордер на обыск. Грозятся срезать дверь, если им не откроют. Отворяю. Влетают.

— Предъявите предметы, ценности, пакеты акций, документы, связанные с делом о коррупции в администрации Санкт-Петербурга!

— Странное требование к журналисту, который в администрации Петербурга никогда не работал и отношения к ней не имеет. Ни ценностей, ни документов, ни пакетов акций у меня нет. Может быть, вы их с собой принесли? Сумочки, руки и карманы покажите!

Старший группы чуть смущенно говорит, что он честный офицер…

— Честный, нечестный, а доверия вам нет. Показывайте.

Показывают.

— Чего нам тут обыскивать? Обозначьте нам фронт работ.

— В комнате 25 коробок с архивом, до которого у меня все руки не доходили, пользуясь случаем, вы мне его переберете.

Оперативники вскрывают первую коробку и начинают чихать от пыли. Три часа уходит только на одну пачку бумаг. Ничего интересного для себя в ней следователи не находят.

В 15.30 звуковой волной снесло омоновца у входа в квартиру. Это его смела на своем пути журналист Анна Полянская, которая потребовала объяснений происходящих событий, проскользнула на кухню и громко иронизировала там по поводу «профессионалов из Генпрокуратуры».

В 17.30 старший оперативник возжелал уединиться в туалете и был остановлен мамой обыскиваемого.

— Куда?

— Туда?

— А дверь зачем закрывать?

— Я по нужде.

— А вот этого я вам здесь не позволю.

— Как это? Почему?

— Да потому, что в ордере у вас написано об обыске, а право справлять свои естественные и противоестественные надобности в нем не обговорено. Идите на улицу, в подворотню..? А я вызову милицию, чтобы вас задержали за оскорбление общественной нравственности и антисанитарию.

Прокурорские работники опешили. С таким они в своей практике еще не сталкивались. Ввиду необоримого желания справить нужду и невозможности воспользоваться отхожим местом прокурорские свернули обыск за три часа. В список изъятых «ценностей» попали: дискета с компьютерной игрой «Диггер», антивирусная дискета, записная книжка с телефонами редакций различных средств массовой информации, справочник правительства РФ для журналистов, сценарий телевизионной передачи для Российского телеканала и чек за оплату мобильного телефона. Для сравнения, у Любочки Амроминой следователи копошились одиннадцать часов и утащили новенький компьютер. А Ольга их вообще не пустила в квартиру.

Весна 2002 года. Квартира депутата Законодательного собрания Санкт-Петербурга Алексея Ковалева, арестованного по политическим мотивам из-за конфликта с питерским губернатором Владимиром Яковлевым и обвиненного в экономическом преступлении. Депутат уже в «Крестах», а у него дома остались престарелая мать (после инсульта) и пятилетний ребенок. Жена господина Ковалева недавно умерла от тяжелой болезни. Без спроса захожу в квартиру депутата и становлюсь свидетелем сцены, как маленький мальчик подходит к милиционеру с вопросом:

— Дядя, а где мой папа?

— Твой папа в тюрьме. Он — вор! — не задумываясь, отвечает мужик.

Трудно было сдержаться, чтобы не дать ему по физиономии. Врываюсь в комнату, где расположился начальник опергруппы.

— Как вы смеете говорить подобные вещи ребенку? Сейчас что, опять сталинские времена на дворе?

— Вы кто?

— Журналист.

— Выведите этого «журналиста» отсюда.

— Абсолютно незаконное распоряжение. Если вы меня выдворите из квартиры, ваш обыск станет неправомерным. По Уголовно-процессуальному кодексу, раз уж я попал на это оперативно-следственное действие, то должен находиться здесь до его завершения.

— Грамотный нашелся… Вася, вызывай «физиков» из СОБРа, пусть унесут его и выкинут во дворе!

— Можете еще и «химиков» вызвать, вы с ними однотипны, а я приглашу телевидение. Очень хочу, чтобы в «Новостях» показали, как меня незаконно выносят на руках из помещения, где производится обыск. Смею заметить, что уже 45 минут ваш беспредел незаконен, так как наступило ночное время, когда обыски с допросами допускаются только в особых случаях, предусмотренных законодательством.

Мы одновременно звоним. Первым приезжает телевидение.

— Все, сворачиваемся! — командует начальник опергруппы, хватает какие-то папки и быстро, не реагируя на вопросы журналистов в парадном, убегает, так и не дождавшись прибытия собровских спецназовцев.

Вот так «лирики» одержали очередную победу над «физиками».

«Руслан Линьков в случае обысков и арестов просто незаменим! Звоните и приглашайте. Быстро приеду и приду на любое оперативно-следственное мероприятие, наведу порядок и законность. Имею опыт и диссидентскую школу за плечами» — надо дать такое объявление в газету.

— Я Король.

— Как это мило…

— Король — это моя фамилия. А работаю я в ФСБ, возглавляю антитеррористическое подразделение. Будем вас охранять.

— Спасибо.

Король уходит. Охранники закрывают за ним дверь больничной палаты. В комнате воцаряется темнота. Для светомаскировки окно затянуто плотным одеялом (чтобы снайпер с улицы ничего не видел), а против попадания гранат снаружи натянута специальная сетка. Под окном круглосуточно дежурит машина спецназа, а у палаты стоят 4 автоматчика из фээсбэшного «Града» и эмвэдэшного СОБРа. Чекист в сером костюмчике переписывает паспортные данные каждого гостя и осматривает его одежду и вещи.

Поздним вечером приезжает из Эстонии Вадим Глебович с гостинцами. Его тщательно обыскивают, переворачивают всю сумку вверх дном и запускают в палату прямо в пальто.

— Привет. Жив, курилка? А я теперь, после того как в вас с Галиной Старовойтовой стреляли, постоянно хожу с «Сайгой», чтобы от коммунистов отстреливаться…

(Открывает полу пальто и демонстрирует ружье, которое у него висит внутри.)

— Ты чего, совсем с ума сошел? Если бы охранники эту штуку обнаружили, запинали бы твою тушку ногами.

— Им по фиг. Их больше беспокоила еда в пакете.

Жизнь с постоянной охраной совсем не сахар и не доставляет нормальному человеку никакого удовольствия. Существовать в квартире с двумя приставленными посторонними людьми весьма стеснительно и неудобно. Хуже всего, когда охрана начинает диктовать «объекту» (так телохранители называют субъекта, которого обязаны беречь) свои условия и правила поведения.

В день православной Пасхи в питерской организации «Демократическая Россия» пройдет плановая конференция. Начальник охранной смены чекистов заглядывает в комнату «объекта» с вопросом:

— Куда это вы в выходной день собрались?

— В офис, на конференцию.

— Это мы будем решать, куда вам ходить или не ходить.

— Позвольте, я вас не нанимал и не заставлял за мной следовать…

— А я радом с вами падать от пули не собираюсь.

— Так и оставайтесь у меня дома, празднуйте, а я отправляюсь туда, где должен быть.