— Верю, что вы произносите это искренне, но хотелось бы все-таки лично ему задать хоть пару вопросов, посмотреть в глаза, получить внятные ответы.

— Он очень, очень умный! Вот почитайте его газету, там все написано, его программа, интервью, портрет. Вот листовка с карикатурой… Он моряк по образованию, работал в морском НИИ, подводные лодки делал. Поэтому его нарисовали в тельняшке и с татуировкой в виде якоря на руке.

— Все это замечательно, но мне интересно именно личное общение.

— Григория Алексеевича надо читать, он такой умный! Зачем вам на него смотреть? Он внешне непривлекательный, маленького роста и производит негативное, отталкивающее впечатление…

Успех и победа не сопутствовали в том году Григорию Алексеевичу, чего не скажешь о результатах господина Крейсера, который после операции «под ключ» на вырученные деньги мог купить миллион хомячков и обменять их на стадо слонов.

Восемь лет спустя. Бар гостиницы «Астория». Подсаживается молодой человек.

— Моя фамилия Хрюкин. Делаю выборы «под ключ». Сейчас возглавляю предвыборный штаб Григория Алексеевича Томчина…

— Простите, я никуда не баллотируюсь.

Недавно меня обвинили в том, что я якобы активно поддерживал на последних выборах губернатора Санкт-Петербурга мадам Матвиенко. Кошмар! Трое суток не спал, возмущением переполняясь, и вот решил рассказать всю правду о своих действиях осенью 2003 года. Тогда я редактировал свой собственный сайтик kandidat.ru и информировал пользователей данного веселого (сатирико-ироничного) ресурса о том, чем забавляются и как обманывают избирателей те, кто добивается всеобщей любви. Много чего удалось написать и опубликовать. Но самым смешным был сюжет с карикатурными стикерами о Валентине Ивановне, которые мне удалось раздобыть в одном избиркоме среди «конфиската». Каждую ночь, возвращаясь из офиса домой, я собственноручно наклеивал их на водосточные трубы и доски объявлений. Агитационным материалом были «охвачены» Законодательное собрание Санкт-Петербурга, вся Исаакиевская площадь, переулок Антоненко, Казанская улица, Демидов переулок и т. д.

По листовкам не составляло труда отследить маршрут перемещения распространителя и конечную точку. Конечно, «агитатора» таки вычислили. Примерно в два часа ночи трое неизвестных погнались за мной прямо возле дома, в котором я проживал. Из моего парадного выскочил еще один их подельник. Отбиваться пришлось большим французским зонтиком, его враги у меня выхватили. И не оставалось уже ни единого варианта спасения, кроме быстрого бегства в ближайший ночной магазин. Из лавки я дозвонился в местное отделение милиции, рассказал о нападении и получил совет «спокойно идти домой», так как «больше вас там никто не ждет». Возле парадного валялся дорогой и любимый зонтик-спаситель (целый, без повреждений), и ни одной души или душонки негодяев поблизости не было. Милиция так и не приехала. Но я точно знал, что она меня бережет…

Пьеса о выборной кампании. Произведение с элементами политического инсайда. Написана в хармсовской стилистике и опубликована за три недели до появления в телеэфире фильма барда Александра Розенбаума о замечательном человеке — Валентине Ивановне Матвиенко.

Валентина Матвиенко — полпред президента, находящаяся в официальном предвыборном отпуске по случаю баллотирования на должность губернатора Санкт-Петербурга.

Андрей Черненко — и. о. полпреда президента на период отпуска Валентины Матвиенко, генерал милиции, бывший и нынешний начальник Федеральной миграционной службы РФ.

Александр Розенбаум — придворный менестрель. Александр Беглов — и. о. губернатора Санкт-Петербурга на период выборной кампании. Ныне начальник Контрольного управления администрации президента РФ.

Некто Виноградов — имиджмейкер Валентины Матвиенко, (ответственный от Глеба Павловского).

Сын Валентины Матвиенко — банкир.

Место действия — бывший Дворец бракосочетания на Петровской набережной в Петербурге, ныне резиденция полпреда президента РФ в СЗФО.

Однажды Валентину Ивановну замучила ностальгия по уютному кабинету на Петровской набережной. Решила она нагрянуть туда без предупреждения. Улучила свободную минутку и — вместо воскресного вояжа в Москву по личным делам — заявилась в полпредство. В бывшем великокняжеском дворце было безлюдно. Лишь фальшивый голос и. о. полпреда напевал вдали: «Лавалетта, Лавалетта, я люблю тебя за это…»

Решительным жестом Валентина Ивановна распахнула дверь своего кабинета и широким шагом в него вступила. А там… В ее любимом дерматиновом кресле-качалке сидит Андрей Георгиевич Черненко, пьет чай с баранками — прямо за ее будуарным столиком! — и крутит на видеомагнитофоне кассеты из семейного архива Валентины Ивановны.

— Ты что, брателло, совсем страх потерял? — возмутилась Валентина Ивановна. — Тебе чего, своего кабинета мало?

— Да я вынужденный переселенец, меня со старого места Волошин согнал — сказал, что вам правительственная связь больше не понадобится, а я чтоб сидел у вертушки круглые сутки, — залопотал Андрей Георгиевич. — Вот я и сижу какую неделю, не моюсь даже.

В это время на видео придворный менестрель Розенбаум, перейдя на пошлую предвыборную прозу, рассказывал о том, как Валентина Ивановна проводила время на Мальте, в бытность ее послом. Виды Лавалетты — форта Санкт-Эльмо, дворца семи языков и бывшего дворца Великого магистра (ныне — резиденции британского губернатора) — смягчили Валентину Ивановну. Она, словно гид-экскурсовод, подхватила оду Мальте и, на два голоса с записным Розенбаумом, стала вещать Андрею Георгиевичу об истории ордена иоаннитов и о Великом магистре Жане де Лавалетте, «который основал мой любимый город в 1666 году», — на этом месте Валентина Ивановна споткнулась и подумала вслух:

— Странно, а с какого перепугу мы тогда давеча трехсотлетие справляли?

Андрей Георгиевич (который потихоньку приходил в ceбя после внезапной материализации Валентины Ивановны), стремясь сгладить недовольство начальницы, угодливо заметил:

— Мы же страна православная, нельзя же вести отсчет от сатанинских чисел. Вот мы и подправили, сделали 1703.

— Мо-лод-цы, — выдавила Валентина Ивановна, не отрывая взгляда от телеэкрана, — там Розенбаум, зарываясь в толщу истории, рассказывал о Мессалине и ее непарламентских отношениях с Калигулой. — Ну ладно, теперь он перейдет к Элладе, а ты, брателло, лучше расскажи, куда сына моего со стола подевал, он здесь в инкрустированной раме был? — вспомнила Валентина Ивановна.

Андрей Георгиевич чуть не захлебнулся чаем, а сухая крошка от баранки попала ему в дыхательное горло. Отплевываясь и откашливаясь, он с трудом подобрал слова:

— Кха-кха, Валентина Ивановна, кха-кха, я же офицер, кха-кха. Порядочный, кха-кха, человек. Да разве же я могу поступить с вами, кха-кха, с вашими вещами, кха-кха, некрасиво. И сына вашего, кха-кха, я тоже уважаю, кха-кха. Я хотел его сразу в Смольный, кха-кха, отослать. Но потом подумал, а вдруг нас обвинят в том, что мы уже результат, кха-кха, выборов знаем, кха-кха. Вот и отправил ваше сокровище, кха-кха, пока в банк, на сохранение.

«Идиот», — подумала Валентина Ивановна, перелистывая в своей памяти все, что связано со словом «сохранение». — Ну ладно, ты бы, Андрей Георгиевич, позвонил бы, что ли, Беглову. Пусть он Розенбаума к думским выборам в местную тройку «Единой России» включит. Надо же отблагодарить этого барда. А то только Виноградов все из своей зарплаты гонорары Александру Яковлевичу платит, — с укоризной подытожила Валентина Ивановна.

И с мыслями о том, что ее окружают сплошные и. о., удалилась из кабинета столь же внезапно, как и появилась.