Она шла, как мужчина: тяжело ступая, не спеша, большой палец за поясом, размахивая свободной рукой. Солдаты с ковром мельком глянули на нее. Алекс кивнула небрежно, сплюнула. Перебор, но они уже отвернулись.

Она прошла мимо костра, глаза на переулке впереди. Блеск воды. Осталось дойти. Мимо промчались солдаты. Мышцы напряглись бежать, но она замедлила шаг. Всего двадцать шагов...

— Эй! — крикнул голос.

Она застыла, обернулась.

— Че? — хрипло бросила, изображая парня.

Толстый ублюдок у повозки пялился на нее. — Ты кто такой?

— Алекс, — ответила так, будто это должно быть очевидно.

Он приблизился. — Чего делаешь?

— Ищу лодку, — правдиво ответила она, разворачиваясь.

— Нет. — Он ткнул пальцем в грудь. Алекс задумалась: бить, бежать или кричать про эльфа. Но он нагнулся за сундуком. — Помоги-ка с этим уродцем.

Вечность ушла, чтобы поднять сундук. Все время она гадала: когда заметят подвох? Когда сорвут шлем?

Мужик бросил свой конец на повозку. Алекс толкнула свой и застыла, согнувшись. Увидела Санни за колесом, указывающую назад. Алекс выпрямилась, а рот пересох.

Они охотились за ней днями, но так близко она их еще не видела. Шестеро в черном, и впереди — оборотень. На полголовы выше, с татуировками на лице, зубы блестят в ухмылке, глаза отражают костер.

Алекс подавила очередной порыв бежать и вместо этого громко крикнула, чтобы все солдаты услышали:

— Кто эти ублюдки?

Мужик, с которым она таскала сундук, оглянулся:

— Ага. Кто эти ублюдки?

— У него что, штопор в руке? — пробормотал другой солдат.

— Похожи на воров, — сказала Алекс, знающая толк в этом деле.

— Ненавижу воров! — Толстяк спрыгнул с повозки, хватая копье. — Эй! Вы кто, сволочи?

Большинство солдат обернулись. Некоторые подошли ближе, сжимая оружие. Образовалась разъяренная толпа. Алекс начала красться вдоль повозки. Лучше не спешить.

Оборотень запрокинул голову и взвыл. Лошадь рванула, повозка дернулась. Солдаты закричали, бросились врассыпную. Алекс побежала в противоположную сторону. За спиной — рев, знакомый до мурашек. Но она не оглядывалась, глаза на воде впереди.

Причал, лодки. Маленькая весельная у конца. Алекс наклонилась к причальному столбу, дергая узлы.

— Санни? — зашипела в темноту. — Ты здесь? Санни!

— Впереди тебя. — Та уже сидела на носу, капюшон натянут.

— Так и знала. — Алекс влезла в лодку, схватила весла. Когда-то она помогала контрабандисту, хоть и плохо, но грести умела.

Крики и грохот стихли. Весла шлепали ритмично. Город исчез за спиной. Мимо проплыли темный склад, полузатопленные лачуги, леса по берегам. Зарево пожара сменилось рассветом на востоке.

— Мы сделали это, черт возьми! — Алекс захихикала, слезы смешивались со смехом. Весла дрожали в руках, но ей было плевать. — Ну, ты сделала. Я была просто багажом. — Она обернулась.

— Сделали, — буркнула Санни, но, судя по тени, радости не было. Она сжалась на носу, обхватив себя.

— Ты в порядке? — триумф Алекс быстро угас.

— Кажется, меня... — Санни скривилась, вдыхая. — Чуть-чуть... — Стиснула зубы, слабо застонав. — Лягнула та лошадь.

— Черт побери эти чертовы сапоги! — Бальтазар подпрыгивал на одной ноге, стаскивая второй сапог, чтобы вытряхнуть песчинку. — Это не обувь, а орудие пыток!

— Говорит человек, которого никогда не пытали, — пробормотала Батист, перекатывая травинку между зубов.

— А тебя пытали, я полагаю?

— Да.

Обычно за ее историями следовали подробные байки. Но сейчас только тишина. Бальтазар, к своему ужасу, вынужден был додумывать детали сам.

— Это... — Ужасно. Мне так жаль. Слова замерли на губах. Разве она не его тюремщица? Злейший враг? Разве он не клялся отомстить за унижения? А теперь — симпатия! Его доброта разрывала его, разжигая гнев. — Черт побери эту чертову рубаху! — Он яростно почесал подмышки. — Хуже собственных вшей только вши покойников!

— Спутников не выбирают, — бросила Батист, намеренно жуя травинку.

— Кто-то, видимо, цветет в грязи, — огрызнулся он, — но я не создан спать в кустах, срать в канавы и жрать белок!

— Не нравится бельчатина? Сказал бы.

— Тысячу раз говорил!

— Мало. Все равно же ел.

Бальтазар стиснул зубы, с остатками беличьего мяса. Ел же, хоть и проклинал. Наблюдать за ее охотой было завораживающе: неподвижная, сосредоточенная, с искрящимися от дождя кудрями...

Он встряхнулся. Осознание, что без нее он бы умер от голода или бандитов, лишь подливало масла в огонь.

— Мы должны были добраться до камней.

— Можешь искать свой путь. Посмотрим, кто быстрее.

— Надо было свернуть налево!

— Тропа слишком людная. Привели бы прямиком в засаду. Здесь война.

— Да ты что! Сожженные деревни, трупы на поле боя... Как будто я этого не заметил, да. Если б свернули, уже были бы там!

Батист вынула травинку:

— Хватит цепляться за «единственный путь». Полжизни потратишь на панику, остальное — на возвраты. Знаешь свою проблему?

— В том, что я скован этой проклятой печатью... — он ядовито рыгнул, почесав ожог на запястье, — и моя жизнь это цепь унизительных отклонений от ненавистного маршрута?

— Боль оттого, что ты камень. Требуешь, чтобы мир гнулся, а сам объявляешь войну несогласным. — Она вдохнула воздух полной грудью. — Будь водой. Прими форму того, что есть, и используй, что плывет мимо.

Она ухмыльнулась, золотой зуб сверкнул, и на мгновение Бальтазар задумался: а что, если ее улыбку, которую он всегда принимал за насмешку, можно воспринять как игривый призыв? Что если все это время выбор толкования зависел лишь от него? И несмотря на вшей, голод и вполне оправданную ненависть к проклятой печати, он не смог сдержать ответной усмешки. Может, он уловил проблеск мира, где... можно видеть светлую сторону? Мира, где любая неудача это не катастрофа, а колкость не повод для мести. Мира, где можно отбросить тщеславие, педантичность и удушающее самолюбие, рискуя наравне с безумцами. Мира, где мужчина вроде него и женщина вроде...

— Чего? — она сузила глаза.

Он открыл рот, чтобы ответить.

— Стоять!

Они выскочили из кустов и выскользнули из-за деревьев, окружив со всех сторон. Солдаты с каменными лицами, натянутыми луками, копьями наготове. Возможно, Бальтазар заметил бы их раньше, не витай он в фантазиях о другой жизни. Возможно, Батист, не поощряй она его тщетные потуги. Но теперь было поздно. Она окинула солдат взглядом и видимо, поняв, что ни бой, ни бегство не сулят успеха, и одарив их победной улыбкой, медленно подняла руки.

Бальтазар упер руки в боки, уставился в небо и сквозь стиснутые зубы выдавил:

— Черт побери!

— Сержант... — Бальтазар прижался лицом к прутьям клетки. Он делал это так долго, что узор решетки, вероятно, навсегда отпечатался на его физиономии. Если он вообще когда-нибудь выберется.

— Сержант?.. — Голос дрожал между мольбой и раздражением, неожиданно обретя кокетливую нотку. — Минуточку внимания?

Тюремщик-бугай обернулся:

— Опять?

— Это недоразумение. Мы просто направлялись к мегалитам у Никшича...

— Вы друиды?

— Друиды? Нет. Друиды? Ха! Разве мы похожи на друидов?

Мужик пожал плечами:

— Друидство не во внешности, а в мыслях и вере.

— Ну... — Ответ оказался неожиданно проницательным. — В этом вы правы, но...

— Как и шпионаж.

— Шпионы? Нет. Шпионы? Мы? — Бальтазар залился нервным смехом. — Мы похожи на шпионов?

— Именно так и выглядел бы шпион, — сержант нашел слабость в аргументе, которую Бальтазар осознал, едва произнес слова.

— Я одно время была шпионкой, — вставила Батист.

Бальтазар уставился на нее. Она лежала на скамье в глубине камеры, шляпа на лице.

— Серьезно? — процедил он. — Сейчас?

— Во время кризиса престолонаследия в Саксонии. Но образ жизни не подошел. — Она сдвинула шляпу, хмурясь на паутину под потолком. — Одну личность поддерживать и то сложно.