Возница закачался, тупо уставившись на окровавленный наконечник. Захрипел, рухнул на колени, свалился с повозки и покатился по дороге, едва не угодив под копыта гвардейца.

— Нас атакуют! — захрипел Бальтазар.

— М-м-м, — барон невозмутимо растянулся, будто катался на пикнике. Кивнул на пустое место возницы: — Может, возьмешь поводья? — Лошади неслись вскачь, сбруя хлопала, всадники вокруг орали.

— Твою мать! — Бальтазар пополз к облучку, поскользнулся, растянувшись меж скамьей и крышей, которую трясло так, что яйца готовы были отвалиться. Еще пара стрел просвистела мимо — одна вонзилась в сиденье, когда он наконец вполз на него.

Поводья зацепились за рычаг тормоза. Бальтазар ухватился, но понятия не имел, что делать. — Что мне делать?! — завизжал.

— Я вампир! — рявкнул барон. — Не кучер!

Деревья мелькали со страшной скоростью, гривы лошадей развевались, зубы Бальтазара стучали. От очередной кочки он прикусил язык — кровь смешалась с рвотой.

Один из слуг герцога свалился с лошади, и повозка переехала его, прежде чем Бальтазар успел моргнуть.

Ветер вырывал слезы из глаз. Впереди герцог Михаил тянул за поводья принцессу, та вцепилась в седло. Бальтазар мельком увидел ее перекошенное лицо, обернулся — за ними скакали всадники в рогатых шлемах.

Повозка подпрыгнула на ухабе. Впереди — ворота постоялого двора на повороте.

— Тормози! — орала Батист.

— А как, блять?!

— Держись, — барон Рикард протянул руки, схватил тормоз. Искры посыпались из-под колес, металл взвыл.

Человек в воротах отпрыгнул, и повозка влетела во двор, грязь взметнулась фонтаном. Одна лошадь споткнулась, потащила упряжку вбок, повозка занеслась.

— Господи... — Бальтазар никогда не молился, но иначе и не скажешь.

Стена постоялого двора приближалась. Сиденье выскользнуло из-под него — и он полетел.

— Закрыть ворота! — проревел Якоб.

Он задался вопросом, сколько раз уже орал этот приказ. Осажденные замки, окруженные города, отчаянные обороны. Но сколько из них закончились хорошо?

В лидере никто не хочет видеть сомнения.

Зубы Якоба всегда были стиснуты, но сейчас он сжал их еще сильнее. Собравшись с силами, он героически перекинул правую ногу через седло, но рванулся слишком резко и нога застряла. Пришлось вытаскивать ее руками. Соскользнув на землю, как поваленное дерево, Якоб одеревенел от боли в коленях. Еще и споткнулся, едва не рухнув, когда сапог вмялся в грязь.

Боже, езда сейчас ранит почти так же, как и ходьба.

Якоб выпрямился с рычанием, заковыляв под мелким дождем. Его тело, избитое, разорванное и сшитое обратно, готово было подвести. Держало все вместе лишь упрямство — отказ пасть. И клятвы.

— Оружие к бою! — рявкнул он, пока двое стражников захлопывали скрипящие ворота. — Кто не может сражаться — внутрь! — Мальчик с щеткой замер. Якоб схватил его за воротник и толкнул к гостинице.

— Помогай раненым! — Старая привычка — брать командование.

— Привяжите лошадей! Лучники на стены! — Хорошо, что в нем всегда было то, что заставляло людей слушаться.

Лишь ведя их, он держался сам.

Повозка проделала рваную борозду в грязи, перевернулась и врезалась в фасад гостиницы. Но замки выдержали. Слава Богу и Святому Стефану. Замки были отличные. Якоб лично в этом убедился до начала похода.

Одна лошадь еще билась у обломков, копыта скребли землю. Слишком оглушенная, чтобы понять, что путь ее путь закончен. Или слишком упрямая, чтобы сдаться.

Состояния, которые Якоб знал слишком хорошо.

Когда-то, будучи оруженосцем, он приканчивал раненых лошадей. Милость Тамплиера: удар между глаз. Учишься видеть безнадежных и отсекать балласт. Как якоря с тонущего корабля. Считаешь оставшиеся силы и спасаешь, что можно.

— Где барон? — Якоб схватил Батист за вышитый лацкан. — А новичок? Клоун-колдун?

Она горько покачала головой: — Надо было слинять после Барселоны.

Якоб хмуро посмотрел на ворота, где гвардейцы втискивали мшистый брус в ржавые скобы.

На стены, обвитые плющом, и рассыпающиеся зубцы.

На покосившуюся башню, конюшни в плюще, саму гостиницу. Взвешивал слабые плюсы позиции и явные минусы.

— Нам всем стоило слинять после Барселоны. Видела, кто гнался? Твои глаза зорче.

— Видела, — ее челюсть дернулась.

— Сколько?

— Хватит. — Она потеряла шляпу, вместе с юмором. Капли дождя сверкал в ее кудрях. — Но не уверена, что это люди...

Капитан гвардейцев пытался высвободиться из своей верхней туники. Золотая нить, вышитая в форме круга Спасенных, запуталась в доспехах.

— Кто посмеет напасть на нас? — бормотал капитан, дрожащими пальцами распутывая узлы. — Кто посмеет?

Он был слишком молод для этого, с жидкими усиками, которые лишь подчеркивали его юность. Но Якоб не судил его за глупые решения — сам наделал их за жизнь.

— Скоро узнаем. — Якоб выхватил кинжал, перерезав нити одним движением. — Лучников на стены, капитан. Сейчас же.

Тот заморгал, и Якоб вцепился в его тунику, притянув к себе: — Никто не хочет видеть сомнения в лице командира. Возьми себя уже в руки.

— Да... лучники. — Капитан засуетился, указывая людям на лестницы. Загрузи людей делами и проблемами, чтобы они не заметили смерть за спиной.

Якоб медленно наклонился, набрал горсть грязи и растер ее между ладонями.

— Что вы делаете? — спросила принцесса Алексия.

Она выглядела еще менее царственно, чем обычно: мокрые волосы прилипли к щеке, одежда в грязи, а руки нервно переплетены. Но Якоб давно понял — судить по внешности нельзя. Величие проявляется в странные моменты. Его собственное величие осталось в прошлом, но, может быть, он расчистит путь другим.

— Старая привычка. — Он выпрямился.

— Научил старый друг. — Враг. Якоб вспомнил Хана ибн Хази, растирающего пустынную пыль в ладонях. Его улыбку среди хаоса.

— Теперь вы познаете землю, на которой стоите и которой будете править. — Якоб попытался повторить ту улыбку, хоть шрам под глазом и ныл. — Мужества вам, ваше высочество.

— Мужества? — она вздрогнула от рева за стенами. Звук напоминал бешеного быка.

— А лучше — ярости.

— Хороший совет, — герцог Михаил обнажил меч. По тому, как он держал клинок, легко, как плотник топор, было ясно: он не новичок.

— Защищайте свою племянницу. — Якоб хлопнул его по плечу, направляясь к воротам. Те содрогнулись от удара и брус подпрыгнул в скобах.

Как при осаде Трои во Втором Крестовом... Грохот тарана, щепки толще мачт, колдовской огонь меж бревен. Молитвы епископа Отто, ставшего святым, и боевые песни эльфов за стенами.

Как битва в Ратвинских болотах... Грязь въелась в рукоять меча, дождь хлестал в лицо, воздух леденил легкие.

Как штурм башни в Коргано... Вонь горящей соломы, вопли раненых, агония умирающих.

Но с возрастом все начинает напоминать что-то. Все повторяется.

Ворота содрогнулись снова.

— Что мне делать? — Санни встала рядом.

— Выживи. — Якоб усмехнулся. Усмехаться эльфу... Времена меняются. — Всегда все кончается дерьмово, да, Санни?

— Обычно это происходит позже. — Она натянула капюшон, вдохнула... И исчезла. Лишь дождь обтекал невидимый контур, пока и тот не растаял. Ветер кружил по двору, трепля плащи гвардейцев, раскачивая вывеску с изображением катившегося медведя на скрипящей цепи.

Якоб стянул щит со спины и скривился от боли в плече, продевая руку в ремни.

— Держать строй! — взвыл он тем ревом, что оттачивал на сотнях полей боя. — Держать строй!

Сомнения оставь до боя. Сожаления — после. А в схватке будь чист: убей врага и сам не сдохни.

Он выхватил меч. Пальцы сжали рукоять, отзываясь старой болью.

Все меняется. Но все остается.

Ворота снова затрещали. Удар потряс прогнившую древесину.

— Готовьтесь к бою! — рявкнул он.