Бальтазар и тюремщик молча переглянулись.
— Ну, она не врет, — пожал плечами бугай.
К счастью, дверь в подвал распахнулась, и вниз спустилась женщина. Маленькая, в сапфировом платье с эполетами и позолоченным нагрудником, золотые локоны убраны в жемчужную сетку. Вид генералиссимуса на свадьбе заклятого врага.
— Графиня Йованка! — тюремщик вскочил, вытянувшись. Бальтазар расцвел льстивой улыбкой. Наконец-то персона его уровня!
Графиня заглянула в клетку, будто разборчивый гурман, обнаруживший в пудинге отрезанный палец.
— И что у нас тут?
— Шпионы, полагаю. — Высокий, худой священник в головном уборе, почти касающемся потолка, сопровождал ее. Серебряное пятиспицевое колесо на груди указывало на высокий чин в Церкви Востока.
— Шпионы? Нет-нет, — Бальтазар, обреченный на бесконечное повторение диалога, затараторил. — Простые путники, направлялись к камням у Никшича...
— Вы не похожи на друида, — сказала графиня.
— Друид? Нет-нет-нет. — Его смешок угас в одиночестве. — Хотя... — Боже, что я несу? — Друидство не во внешности, а в мыслях... — Недели голода и унижений явно лишили его связной речи. — Но это, конечно, несущественно...
— Спасительница храни, — вздохнула Батист.
— Я дальше от друида, чем возможно! — пафосно заявил Бальтазар, пытаясь спасти лицо.
— Тогда зачем камни? — Священник сузил глаза, напомнив Бальтазару присяжных на его процессе. — Вы маг?
— Маг? — Бальтазар прикусил язык. Месяцы его таланты игнорировали, а теперь, когда наконец признали, приходилось отнекиваться. — Ха! Нет. Маг? Вовсе нет. Я — Бальтазар Шам Ивам Дракси, скромный... человек. Просто недоразумение...
— Значит, вас пригласили в мои владения? — Графиня приподняла брови, алые губы округлились. — Уверена, я бы помнила, как подписывала пропуск на столь длинное имя.
— Гм... возможно, признаю, не совсем приглашенные... — прочистил горло Бальтазар.
— Не совсем? Или вообще нет?
— Ну, не приглашенные...
— Так чье это недоразумение?
Как и многое за последние полгода после осуждения, ситуация развивалась не по плану Бальтазара.
— Боюсь... мы начали с неверной ноги...
— Возможно, вы перепутали, на какой ноге стоите?
— Вполне возможно! — Боже, он переминался с ноги на ногу? Его смешок стал невыносимым. — Я здесь из-за непредвиденных обстоятельств: нападение на море, вынужденный заход в Венецию, инцидент с домом иллюзиониста...
— Но вы же не маг?
— Я? Нет. Маг? Ха! Мы должны были уже вернуться из Трои...
— Трои? — Священник нахмурился, напоминая Бальтазару судью. — Какие дела у вас в Трое?
— Ну... э-э... — Бальтазар вытер пот со лба. — Может... начать сначала?
— Так! — Батист подошла, прекращая его мучения. — Это нынче графини? — Она презрительно окинула Йованку взглядом, приподняв шляпу скованными руками. — Теперь коронуют любую дрянь.
Облегчение Бальтазара сменилось ужасом. Его вдох свистнул в носу.
Графиня остолбенела, переведя взгляд с Батист на Бальтазара. Ноздри ее дрожали от ярости:
— Немедленно откройте клетку!
Ключ звякнул. Батист вышла, а Бальтазар прижался к стене, гадая, сможет ли отречься от знакомства. Графиня шагнула вперед, ее начищенные сапоги почти коснулись грязных ботинок Батист.
— Ну и дылда... — прошипела Йованка, смотря снизу вверх. — Придется укоротить.
— Спеши, — ухмыльнулась Батист. — А то нечаянно раздавлю.
Пауза наэлектризовала воздух. Казалось, Бальтазар избежал костра в Святом Городе за реальное преступление, лишь чтобы повеситься в Сербии за вымышленное.
Но обе расхохотались. Графиня притянула Батист за щеки:
— Батист, великолепная сволочь! — Она дернула ее кандалы, кивнув сержанту: — Снимите это! Носить их — браво, но к ансамблю не идет. Что ты здесь делаешь?
— Длинная и печальная история.
— Коротких не знаешь?
— Постойте... — Бальтазар вылез из тени. — Что?
— Это Батист, — представила графиня священнику. — А это отец Игнатий, синкелл архиепископа Алипия Дарданского, сторонник моего дела.
— И всех праведных дел, — добавил священник. Бальтазар не сомневался: праведность каждый определяет сам.
— Мы были фрейлинами королевы Сицилии, — сказала Батист.
— Королевы Сицилии? — пробормотал Бальтазар.
— Она не рассказывала про Хавараззу? — спросила Йованка.
Каждая реплика повергала Бальтазара в большее смятение.
— Художница?
— Это было еще до того, как я стала графиней. Потом была авария кареты, пожар, кузена Драгана лягнула лошадь, старший брат выбыл из гонки из-за истории с монахинями, младший начал мочиться синим и сошел с ума... И вот все уже кланяются и величают «Ваша Светлость». Что оставалось?
— Вы справились блестяще, — сказала Батист. — Драгоценности вам к лицу.
— Драгоценности всем к лицу. — Графиня оценивающе подняла бровь в сторону Бальтазара. — И что это ты притащила? Раньше ты любила бедных атлетов и богатых любого сорта. Этот... книжный и высокомерный.
Бальтазар хотел возмутиться, но не мог не согласиться. К тому же он придерживался правила не спорить с теми, у кого ключи от его кандалов.
— Он коллега, а не любовник, — усмехнулась Батист, будто сама мысль была абсурдной.
— И уж точно не любовник, — парировал Бальтазар, копируя ее усмешку, но внутри чувствуя себя глубоко оскорбленным.
Подвал находился под домом, заполненным солдатами в синих ливреях, наперебой салютовавшими графине Йованке. Дом стоял на краю фермы, где мясники забивали овец, напротив амбара с грузами. Вокруг раскинулся лагерь: палатки, костры, кузницы, телеги.
— Я солдат лишь по случаю, — Батист поправила шляпу с увядшим пером, — но похоже, вы воюете.
— Не по своей воле. — Графиня потрепала по щеке запачканного барабанщика. — Ненавижу марши, но меня спровоцировали. А я, знаешь, не оставляю провокаций без ответа.
— Решительного ответа, — добавил Бальтазар, разглядывая осадное орудие с плотниками на раме.
— Проклятый граф Радосав! — выплюнула графиня. — Зануда, ублюдок, угроза обществу, козлиная задница! Так, Игнатий?
Священник кивнул: — Осуждаю выражения, но согласен с сутью.
— Тиран для подчиненных, подхалим для начальства, а с равными — высокомерный упрямец! — Йованка скривилась, будто глотая рвоту. — Его требования, споры... Мои сады, поля, деревни! Дала бы ему мир — захотел бы большего. Теперь он начал войну! Или я? Невежда не понимает слов «нет» или «шутка», но «наглый ублюдок» в моем письме он понял!
Она взглянула на Бальтазара, ожидая реакции.
— Отвратительный болван, недостойный вашего внимания. Желаю вам сокрушительной победы.
— Хм. — Графиня оценила его. — Ваш Дракси сначала не впечатлил, но начинает нравиться. Вам к камням?
— Да... — Бальтазар сглотнул тошноту. — Время поджимает...
— Они близко. Провожу. — Она направилась к частоколу на краю лагеря. — Но будут... сложности.
— Мы уже преодолели многое, — Бальтазар подошел, ступая по грязи. — Нет ничего...
— Эх, — вздохнула Батист.
Долина между лагерями была усеяна овцами (или козами? Какая разница?). На противоположном склоне — частокол, палатки, дым костров. Посредине, в нейтральной зоне, стояли камни — два кольца, часть повалена. В зоне обстрела двух армий.
Бальтазар потер переносицу:
— Черт... побери.
Глава 39
Знаменитый голубь мира
— Вот она, — граф Радосав сжал перчаткой в кулак, глядя через долину на вражеские позиции, — почти в пределах досягаемости. — Он ударил кулаком в ладонь. — Завтра, с удачей, будет битва.
Рыцари наперебой хрипло одобряли, принимая воинственные позы. Мать Винченца и три монаха, таскавшие за ней реликварии, кивали с боевым пылом.
Барон Рикард наклонился к Якобу:
— Битва нам не на руку.
— Нет, — согласился Якоб. Благосклонность графа Радосава и так висела на волоске. В битве он мог проиграть, умереть или увязнуть в кровавом тупике, став бесполезным. Даже победив, он занялся бы пленными, переговорами и самолюбованием. Якоб видел это сотни раз. Благие намерения гниют на кладбище поражений, но тонут и в трясине побед.