— Вот до чего докатились. — Герцог Михаил встряхнул кистью, входя в разрушенную галерею. Он наблюдал, как Алекс ползет по полу, далекая от императорского достоинства, ее юбка оставляла след в штукатурной пыли. — Ты позволила нашему священному маяку угаснуть. — Жир шипел в чаше. Единственная узнаваемая часть Плацидии — нога, свисающая с края, недогоревшая ниже колена с шикарной туфлей. — Неудачный выбор топлива. — Он ткнул сапогом в ногу, она отломилась, рассыпав искры.

— Пришлось импровизировать, — пробурчала Алекс, как делала это годами. Она встала, ища оружие или путь к бегству. Но герцог Михаил шагнул к аккуратно сложенным поленьям с уверенностью, не оставляющей шансов.

— Народ ищет спасение в Пламени Святой Наталии, — он подбросил дрова в угли. — Они ждут, что оно будет над ними неизменным, чистым, сияющим. Как и свою императрицу.

— Или… императора?

Герцог усмехнулся. — Учишься. — Он плеснул масла на дрова, огонь взметнулся, отражаясь в зеркалах. — Пламя возродится… как и Троя под моим руководством. — Он отряхнул руки, переступая через труп Клеофы. — Трудно найти хороших помощников. Я предупреждал этих идиоток Евдоксии ждать, пока твои демоны не скроются за горизонтом.

Алекс отступала, но путь заканчивался. — Видно, не выдержали меня ни секунды дольше.

— Они должны были ждать столько, сколько ждал я. День-другой не изменили бы ничего. — Он взглянул в пробоину, оставленную Атенаис, куда свалилась Зенонис. Туда же он гнал Алекс. — Иногда нужно потерять все… чтобы обрести все.

— Чтобы украсть все, точнее.

— Кто бы говорил. Ты воровка. Хотя сейчас этого не скажешь. Я ждал ту же угрюмую уличную крысу, что была в Святом Городе. Но из корабля вышла принцесса. Не ожидал, что в тебе есть достоинство. — Он приблизился, разглядывая ее. — Ты напоминаешь мать. У нее было такое же лицо, когда она поняла, что я отравил ее.

Алекс моргнула. — Когда ты… что?

— Затем я обвинил Евдоксию, и, конечно, все поверили, ведь эту уродливую ведьму и так ненавидели.

— Ты начал гражданскую войну… с самого начала… — Алекс не думала, что ее мнение о нем может упасть еще ниже, но этот ублюдок нашел способ.

Герцог Михаил скучно поморщился. — Неужели будем копаться в том, кто что сделал годы назад? Важно лишь… — Он самодовольно вдохнул. — Что я победил. Меч оставил в твоем дружке Якобе, но задушить тебя смогу запросто. С императрицами это традиция. Или вышибить мозги?

Алекс не рвалась ни в тот, ни в другой вариант. Она отступала, еще пара шагов, и пятки нависнут над пропастью.

— Или прыгни сама. — Герцог пожал плечами, будто это печальная необходимость. — Продлишь агонию на пару мгновений. Люди цепляются за любые секунды. Особенно… — Он усмехнулся с ленивым презрением. — Такие отбросы, как ты.

Бог знает, сколько раз она сама так говорила. Но чтобы он?

Этот самодовольный предатель, принц, рожденный в Императорской опочивальне, ноющий о своих мнимых страданиях.

Эта жалкая гниль, получившая все, что можно пожелать, убивший сестру, обвинивший другую и развязавший войну ради еще большей власти.

Всю жизнь кто-то пытался поставить ее на колени. Но этот кусок дерьма… Он был худшим.

Алекс всегда умела плакать по команде. Сейчас она сморщила лицо, выпустив слезы. Как учил Якоб.

— Серьезно? — фыркнул герцог.

— Пожалуйста… — всхлипнула она, съежившись. За спиной сжала дрожащий кулак. — Я не хочу умирать.

— Хоть немного достоинства, ты же коронованная императрица! — Он шагнул ближе.

Алекс прыгнула, вцепилась в его рубашку и врезала кулаком прямо в рот.

Удар получился лучшим в ее жизни. Неожиданным, откинувшим его голову. Но она худышка, он — крепыш. Он не упал, лишь отшатнулся. Алекс была императрицей часы, принцессой — месяцы, но уличной крысой — всю жизнь. Она вцепилась в него, как в трущобах Святого Города.

— Блядь! — завизжала она, обхватив руками его плечи, а ногами талию. — Ты… — Рыча, вгрызлась в его нос, сжав челюсти до хруста.

Он взвыл, рванул ее, пытаясь скинуть, и наконец всадил кулак ей в бок. Воздух вырвался из легких, хватка ослабла.

Он замахнулся, и она рухнула на парапет, в глазах звезды.

Вставай, Алекс. Вставай.

Лицо горело. Снова.

Она перекатилась, села. Тяжелая туника спуталась.

Ее могут повалить, но не удержать. Моргнула, застонала, пытаясь собраться. Встала на колено. Фарос плыл, как желе.

Герцог Михаил навис над ней, зажимая окровавленный нос. — Ты укусила меня! — прошипел он, не столько от боли, сколько от ярости.

Она проиграет. Умрет. Но черт с ним. — Ты кусок говна, — пробормотала она, заплетаясь, но он понял. Оскалилась в кровавой ухмылке. — Ты самый большой кусок говна в Европе.

— Сука! — Он схватил ее за горло и поднял.

Воздух перекрыт. Она дергалась, царапалась. Пальцы ног скользили по камням. Его оскал напоминал зверя. Как она могла радоваться этому мерзкому лицу?

Алекс не могла дышать. Она царапала его руки, рвала плечи. Но ее руки не доставали. Она всегда мечтала быть выше. Кровь сочилась из его разорванного носа, стекая в бороду.

Алекс не могла дышать. Горло хлюпало, лицо пульсировало. Легкие рвались. Несмотря на пламя, вершина Фароса погружалась во тьму.

Сквозь шум крови в ушах она услышала скрежет. Ступени.

Герцог Михаил дернулся. Взгляд метнулся в сторону. Хватка ослабла. Достаточно, чтобы Алекс уперлась ногой в пол. Достаточно, чтобы поднять колено и врезать ему в пах.

— Уфф… — он застонал, глаза вылезли из орбит. Хватка ослабела еще. Алекс рванулась ближе, вцепилась окровавленной рукой в его руку и вонзила сломанный ноготь в глаз.

— А-а-а! — Он отпустил ее, отступая к разбитому парапету, к черному провалу ночи. В этот момент из столпа Пламени Святой Наталии вырвалось пылающее видение.

Якоб из Торна, с окровавленным оскалом. Эфес меча торчал из живота, а эфес кинжала из бока.

Алекс отпрянула, хватая воздух хриплым вдохом, споткнулась и упала. Старый рыцарь нырнул сквозь пламя, как демон из ада, одежда, волосы, борода — все горело. Он шагнул, подкашиваясь, одна рука беспомощно болталась.

Герцог Михаил попытался развернуться, но Якоб врезался в него первым. Оба были могучи, но старик не щадил себя.

Они оторвались от земли, на мгновение застыв в огненном ореоле на фоне ночи.

И рухнули вниз.

Алекс уставилась в пролом. Рот открыт, хрипло дыша. Потом поползла к краю.

— Боже… — прошептала она.

Внизу, у подножия Колонны Трои, пылающая точка падала к морю, становясь все меньше.

И погасла.

— Черт побери, — прошипел Бальтазар, дергая рычаг. Он никогда не был силен в физическом труде, да еще и дрожал от изнеможения после магической дуэли с бывшей императрицей, сменившей тело. Только мысль о том, как будет тереть нос Батист своей славой, держала его на ногах.

— Черт побери. — Руки горели от усилий, ладони обожжены молнией, пот стекал со лба, пока решетка ворот Атенеума со скрипом поднималась мучительно медленно.

Он представлял ее лицо, когда напомнит о сегодняшних событиях, и будет делать это ежечасно. Помнишь, как я спас тебя от френомагически контролируемой оборотнихи? Затем схватился с одной из сильнейших чародеек Европы и сразил ее вничью? Нет, лучше — разгромил! Ведь кто теперь опровергнет? И наконец раскрыл, что она — переродившаяся Евдоксия!

— ЧеРТ ПОБЕРИ! — рявкнул он, яростно дергая рычаг. Вот он — триумф над главной мучительницей! Поражение, которое та, как ни вертись, вынуждена признать!

Бальтазар Шам Ивам Дракси… — скажет она, выговаривая каждую букву, потом с гримасой отчаяния: — Я ошиблась в тебе. Ты не посмешище, а величайший маг всех времен. Твоя сила грандиозна, проницательность уникальна, а икры… весьма недурны! Она посмотрит ему в глаза: Ты вернулся за нами. За мной. Ты…

Он замер, уставившись в пустоту. — Хороший человек, — прошептал.

Бальтазар бросил рычаг, цепи загремели и ман порвал рубаху о шипы, пробираясь под решеткой.