Отсутствие железной руды низводило наше поселение до обычного торгового порта, каких на побережье Китая и соседней Кореи предостаточно. Перспективы развития никакой, даже строительство рыболовного и торгового флота не окупится, сейчас китайцев и японцев мало, экология отличная, им вполне хватает рыбы, выловленной у своих берегов. Без железных дорог морепродукты продавать некуда, а железа у нас нет! Да, организовали мы патронное производство, весной начали делать стекло, собрали все привезённые станки. Организовали радиомост, посадив на вершине Уссурийского хребта дежурных радистов, работавших вахтовым методом. С ними ежемесячно отправлялись смены охотников, а наши доморощенные геологи отправляли только образцы, намереваясь жить в заимке до глубокой осени. Очень ладно получилось с горной заимкой, оттуда по цепочке радисты почти ежедневно передавали новости от Владивостока до Белого Камня. Постоянная связь не только сплачивала нас, она давала силы и уверенность трём нашим крепостям на Амуре.
Всю прошлую осень мы напряжённо ждали ответной карательной экспедиции китайцев, да и этим летом постоянно отправляли разведчиков на озеро Ханка. Братья Фарис и Зишур Агаевы, после обучения у Палыча, настоящую разведывательную резидентуру там организовали, под видом закупки риса и рыбы. Переправили на озеро восемнадцать трофейных корабликов, на которых нанятые китайские артели ловили рыбу, коптили, вялили и отправляли к нам. Но, как ни странно, никаких передвижений войск у наших острогов на Амуре за год не наблюдалось. В ожидании военных столкновений мы удвоили количество боеприпасов в каждой крепости, теперь на пушку там приходилось семьдесят выстрелов, на миномёт — сотня снарядов, а стрелки получили сотню же патронов каждый. Гарнизоны нынче летом мы поменяли, отправили нести службу новичков, оставив комендантов прежними. Впрочем, все они люди ответственные, понимали, что новую смену надо натаскивать «старичкам», до десятка опытных бойцов остались в каждой крепости. Прижились, завели себе жён, купили их у родителей в прибрежных селениях дауров.
На половину пушек мы установили прицелы, полученные от Никиты, и выучили за год два десятка неплохих артиллеристов, из числа молодых парней, не только из заводских семей. Среди наводчиков оказались четверо настырных вогул, недостаток образования с успехом компенсировавших великолепной зрительной памятью. Вогулы просто запоминали необходимые углы возвышения для каждой дальности выстрела. Наши сто миллиметровые орудия стреляли на два километра вполне прицельно, двумя видами снарядов — фугасными и осколочными. На близкие расстояния до 300 метров неплохо стреляли картечью, получая конус рассеивания на такой дальности до полусотни метров, практически сплошного поражения. Конечно, для борьбы с пехотой и конницей, на больших расстояниях подошла бы шрапнель. Но, пока мы даже не пытались заниматься разработкой шрапнельных трубок, хватало более важных проблем. Тем более, что жизнь текла довольно мирно, высокому китайскому начальству явно было не до нас. Торговцы приносили слухи о вялотекущих войнах, что вела Срединная Империя на юге и западе. С их рассказов, там действовали якобы полумиллионные армии, в чём мы с Иваном сильно сомневались.
Наши охотники во всех пяти селениях, это вместе с горной заимкой, за зиму добыли в общей сложности только соболей сто двадцать шкурок, мы их закупали по пятьдесят рублей серебром. У своих охотников, а у местных племён закупочная цена не поднималась выше пяти рублей, однако умельцы за год прикупили почти полтысячи собольих шкурок. Будет, с чем отправлять караван в Таракановку, если мы определимся по закупке железа в Барнауле. Пока мы ждали сообщений о прибытии второго каравана поселенцев. По письму, что отправил Вовка с первым караваном, новые переселенцы вот-вот должны были выйти к Белому Камню. Да, невольно покачал я головой, вспоминая, какими вышли переселенцы первого каравана к Амуру поздней осенью прошлого года. Голодные, полуобмороженные, измождённые, как бежавшие из концлагеря пленные. Дошли, можно сказать, на одних нервах. За зиму размякли душой, познакомились с аборигенами, с айнами и даурами, орочами и тунгусами, немногочисленные селения их окружали город. С наступлением весны вогулы отправились на север, чтобы отстраивать селения для родных, в двадцати-тридцати километрах от нас. Двенадцать крестьянских семей, примкнувших к нам в Таракановке, ещё в феврале ушли из города. Они отстроили четыре хутора неподалёку, опасаясь далеко селиться в незнакомых местах. Башкирские семьи откочевали на запад, в луга с сочными травами, занимались любимым делом, скотоводством. В городе поселились одни рабочие с семьями и две сотни бойцов, вогул и башкир.
Горожане, к моей радости, не упали духом от недостатка железа и, соответственно, работы для большинства мастеровых. Кто-то занялся производством боеприпасов, другие покупали у меня трофеи и перековывали их на плуги и косы, торговали с крестьянами. Третьи осваивали иные профессии, шорников, сапожников, стеклодувов, печников и так далее. Многие остались на строительстве, с наступлением весны все распахали солидные участки, засеяли их, и засадили картошкой. Столичные учителя не остались без дела, занимаясь обучением дежурных подразделений и временно безработных мастеров. Моё указание обязательного изучения письма и счёта никто не пытался нарушать. Получалось, в городе жили почти пятьсот рабочих, мастеров, учителей со своими семьями и двести стрелков, менявшихся ежемесячно. Не считая двух сотен китайских рабочих, занятых в строительстве, на верфях и кирпичном заводе.
Мы только-только установили радиосвязь с Ближней крепостью, отправили к верховьям Амура полсотни трофейных корабликов с китайскими экипажами. Прошлой осенью, всю трофейную флотилию оставили зимовать в верховьях Уссури, чтобы быстрее выходить к Амуру. Часть лодок перевели на озеро Ханка, другие ушли к Амуру. Но, корабликов двадцать ещё ожидали своего часа на берегах Уссури. Места здесь глухие, даже сторожей оставлять не требуется, никто наши трофеи не тронет. Собственно, потому и спешили налаживать связь, чтобы чего не случилось с речной флотилией. И вдруг, в мае этого года радист приносит радиограмму: «К истоку Амура вышел караван из Таракановки, четыреста семьдесят шесть человек, без одежды и припасов, с женщинами и детьми». Мы, понятное дело, сразу нагрузили наши пароходики и послали вверх по Амуру. Тот караван почти полностью состоял из выживших после разгрома войска Пугачёва крестьян. Они, в большинстве своём, и распахивали нынче летом землю вокруг Владивостока, основали восемь хуторов и двенадцать больших деревень на побережье к северу от города. Многие из них насмотрелись на карателей, видели своими глазами виселицы, увешанные крестьянами. Потому и вспомнили наши листовки, по пути в Таракановку беглецы успели взять с собой семьи, кто смог.
Как писал Кожевников, отправлял первых беглецов он в начале февраля 1775 года, с полусотней повозок, все мужчины шли пешком. Запаса продуктов не хватало, ладно, вооружили сотню мужиков ружьями, да сопровождение дали, из наших парней, побывавших в Барнауле. Ну, среди беглецов и мастеровые оказались, человек семьдесят, с Демидовских заводов. Некоторые из них знали дорогу на Алтай, так и добрались, по степи. Тогда их почти спасли от смерти казахи Срыма Датова, выделившие в долг фураж для коней. Барнаул, однако, беглецы обошли стороной, многих там отлично знали, мужики были битые, на «авось» не надеялись. Попадись они на глаза официальным властям, пришлось бы отстреливаться. А Вовка строго наказал, с властями не ссориться, оружие не применять. Потому и дальше, по пути в Иркутск, наши беглецы-поселенцы, обходили крупные селения, не имея возможности толком пополнить запасы фуража и продуктов. Выданные на дорогу продукты и триста рублей деньгами давно закончились. Так и вышло, что изголодали переселенцы на дороге от Барнаула до Иркутска, только охота и спасала, а кони на траву перешли. На этом переходе они и встретили мою Аграфену с грузом мехов. Она сообразила дать им проводников до Белого Камня. Тяжко пришлось беглецам, особенно их детям. Двенадцать ребятишек похоронили они в дороге, семеро взрослых надорвались от старых ран, две женщины умерли родами.
