— Кричат, ещё как кричат. Тут закричишь, когда тебя штыком проткнут! — впервые за день улыбнулся Наполеон, радуясь предстоящему исполнению своей домашней заготовки. Яркие, чётко различимые невооружённым глазом, колонны французских пехотинцев быстрым шагом уверенно наступали на россыпь русских солдат, разброшенных вдоль берега, в разноцветных, словно ёлочные конфетти, мундирах различных полков. Русские осторожно стали отступать, надеясь на поддержку своей артиллерии с восточного берега Рейна. Однако пушки за спиной русских отрядов молчали, а французские колонны всё ближе подходили к врагу. Когда до русских осталось не больше трёхсот шагов, император улыбнулся второй раз.

— Всё, русским пушкарям поздно открывать огонь, под удар снарядов непременно попадут свои войска. Мои железные ветераны сомнут передовые отряды армии Кутузова через пять минут окончательно! — Не сдержал радость от удачного завершения своего плана Наполеон и принялся внимательно наблюдать разгром русского передового отряда. Надо было вовремя послать своих гусар добить отдельные бежавшие группы русских, которым удастся спастись от штыков бойцов маршала Ожеро. Такие, как знал по опыту Бонапарт, обязательно будут, практически при каждом сражении подобное происходит. К чему надо просто быть готовым.

Но из атакующих колонн почему-то стали выпадать убитые и раненые пехотинцы, словно кто-то ударил залпами с флангов, причём залпами тысяч ружей. Однако никаких вражеских войск на флангах атаки не было, ни единого облачка от сгоревшего пороха не видно, разрывов шрапнели или картечи тоже не наблюдалось. Спустя долгие восемь секунд до командного пункта долетели звуки выстрелов, но не горохом залповой стрельбы, а мерным стуком работы парового механизма. Вернее, множества работающих механизмов, продолжающих выкашивать солдат из остатков атакующих колонн. Судя по отсутствию любых следов сгоревшего пороха, стрельба велась патронами с бездымным порохом, который использует только проклятое Беловодье. Пока император отдавал приказы гусарам срочно прочесать оба фланга, откуда явно вёлся это непонятный огонь, стрельба стихла. Как остановилась и атака французских колонн на русский десант.

В бинокль Наполеон увидел не только убитых пехотинцев, к виду которых полководец давно привык. Нет, его удивил результат применения непонятного оружия, чьи пули пробивали по два-три человека за один выстрел. Кроме того, неизвестное оружие, применённое русскими, просто разрывало людей на части. Пули загадочных механизмов оторвали солдатам руки, ноги, головы, словно огонь множества пушек картечью. Но звуков орудийных выстрелов не было, только лишь огонь из стрелкового оружия. «Опять проклятые беловодцы что-то новое сделали да Кутузову передали. Или своих солдат прислали. Вот старый потомок Чингисхана и не спешил стрелять из артиллерии по своим передовым отрядам. Осталась только глухая оборона. Всё, никаких наступлений, пока не уничтожим атакующих русских».

Крайне редко за свою карьеру полководца Наполеон переходил в оборону. А при двукратном перевесе сил в свою пользу никогда не ждал атаки противника. Вновь император рассылал приказы по войскам, вновь десятки курьеров мчались во все стороны. Затем, в ожидании атаки, Бонапарт согласился позавтракать, после чего его осмотрели врачи. Сменив повязку на ране, обработали её какими-то мазями, скрывая от императора их русское производство. «Как дети, словно я не знаю, что лучшие лекарства в мире производят в этом клятом Беловодье. Говорят, там и гангрену лечат, но никому те лекарства не продают, проклятые ортодоксы. Якобы при необходимости сами русские вызывают беловодских врачей или едут в Беловодье лечиться», — машинально размышлял корсиканец во время перевязки.

Ещё час прошёл в ожидании, за это время вернулись посланные на прочёсывание флангов гусары, сообщившие о следах, оставленных тремя-четырьмя десятками русских, успевших скрыться после применения своего тайного оружия. Однако при атаке русских солдат, прикрывавших отход этих отрядов, удалось убить двух беловодцев.

— Почему Вы думаете, что это были беловодцы? — машинально вырвалось у императора при докладе командира гусар.

— Они все одеты в маскировочную форму. Её носят только беловодцы и азиаты. Но убитые явно европейцы, с трупов сняли их скорострельное оружие. И пробные выстрелы из этого оружия показали использование бездымного пороха. Желаете осмотреть, сир? — Поклонился гусарский полковник, радуясь хоть небольшой победе над таинственными беловодцами.

— Дьявол побери этих беловодцев. Но где остальные стрелки, выбившие две дивизии нашей пехоты? — отмахнулся Наполеон, насмотревшийся за свою жизнь на убитых солдат любых армий. — Неужели вы не смогли догнать пехотинцев? Сколько их там было, хоть по следам установили?

— Да, ваше императорское величество, мы не смогли догнать паровики, на которых уехали русские стрелки. Судя по следам, они успели скрыться за четверть часа до нашего появления. Странно, что убитые с ними не уехали, хотя у обоих убитых травмы ног, возможно, просто не успели.

— Плевать мне на их травмы, как могли уехать несколько сотен пехотинцев? Их, что, целый караван паровиков забрал? — с трудом не сорвался на крик Бонапарт.

— Так следы были всего от трёх десятков человек, да и погрузились они на пять паровиков, других следов нет совсем. Я выслал преследование по следам паровиков, но лошади не догонят беловодские машины. Часть моих бойцов осматривает окрестности, возможно, они что-либо обнаружат? — машинально пожал плечами кавалерист, показывая отсутствие иных новостей и предположений.

— Идите. Нет, стойте! Принесите мне один из скорострельных карабинов. Как их называют? — Французский полководец решил осмотреть секретное оружие барона Василия, которое тот скрывал почти десять лет. Удивившись лёгкости и удобству использования автомата, как его называла в докладах французская разведка, Наполеон сделал пару коротких очередей. Затем патроны кончились, но появились грустные мысли у императора.

«Скорее всего, мои пехотинцы были расстреляны из таких автоматов с большого расстояния. Значит, они сделали автоматы большего калибра и с длинными стволами. Технически это вполне возможно. Из этих длинноствольных автоматов беловодцы и уничтожили мою засаду. Жив ли там маршал Ожерон?» — встрепенулся корсиканец и крикнул:

— Где доклад о наших потерях? Найти маршала Ожерона!

— Самолёты, ваше величество, нужно спуститься в укрытие, — вместо ответа подбежал слуга. А с запада послышался знакомый гул приближающихся самолётов. Бонапарт неохотно дал увести себя в вырытое возле командного пункта подземелье, перекрытое сверху несколькими слоями толстых брёвен. Никто не знал, кого и где бомбят русские бомберы. Но, судя по разрывам, бомбили не только отряды резерва, стоявшие открыто. Как всегда, подвёл армейский бардак. Сапёры выстроили командные пункты и укрытия для засадного отряда пехоты. Строили с тщательной маскировкой от русских самолётов, потому что таков был приказ императора.

Но командиры дивизий и полков резерва не получали подобных приказов и поступили, как привыкли, выставив все резервы колоннами и на бивуаках в отведённых приказами штаба местах. Всё, как обычно, как воевали все предыдущие до этого десятилетия. Командиры знали, что на такие расстояния ни ядра, ни вражеская шрапнель из дульнозарядных пушек не достанет. А иных орудий у Великой армии не осталось, как и боеприпасов для них. Сработала привычная логика — если у нас нет таких возможностей, значит, и русские пушки в нас не попадут. Поэтому резервы расположились вполне привычно, без всяких оборудованных укрытий, не обращая внимания на русские самолёты.

До этого за все недели французскую армию под Страсбургом ни разу не бомбили, в отличие от Версаля и Парижа. Поэтому у десятков маршалов и генералов даже после поражения под Полоцком сработал стереотип. Словно популярный партийный слоган — никогда такого не было, и вдруг опять! Под ударами глухих разрывов бомб Наполеона бросало из ярости, требующей немедленного уничтожения врага, в безразличное состояние покорности судьбе, так посмеявшейся над его талантом полководца. Душа требовала честного боя, штык на штык, а ехидный внутренний голос спрашивал — «когда ты сам сражался честно? Даже при численном меньшинстве французской армии, твои артиллеристы стреляли лучше противника, твои солдаты были более опытны и решительны. Это ты называешь честным боем?»