Коляска с Маккеем и четверо конных въехали во двор практически одновременно, чем порадовали осторожного капитана. Он до последней секунды опасался, что кто-то из всадников останется снаружи ограды. Но, как видно, удача оказалась на их стороне, дальше тоже всё пошло, как по нотам.

— Бах! Бах! — Почти одновременно выстрелили ружья и двое отставших всадников вздрогнули в сёдлах, начиная заваливаться на спину. Но промедления оба туриста не допустили, отработали дальше револьверами, как задумано.

— Бах, бах, — глухо прозвучали револьверные выстрелы, на фоне оглушающих ружейных. Ещё двое всадников упали вперёд, свешиваясь со своих коней. Никита уже стрелял в лицо замершего от неожиданности пятого телохранителя управляющего, сидевшего на облучке вместо кучера. Не дожидаясь результатов выстрела, оперативник запрыгнул в коляску лицом к управляющему. Опытному рукопашнику такие физические упражнения на скорость приходилось выполнять едва ли не каждую неделю на тренировках. Поэтому два друга действовали черезвычайно быстро и слаженно, можно сказать привычно, кроме стрельбы по людям.

— А, а, а… — пытался что-то проблеять шокированный Маккей, даже пытаясь оказать сопротивления привычным действиям сыщика. Тот вполне профессионально уложил управляющего на пол коляски лицом вниз, проверил наличие оружия и заломил руки противника за спину. Краем глаза капитан контролировал состояние кучера, который успешно расплывался на своём сиденье. Остальных бандитов по договорённости контролировал Юра, проверяющий к этому времени пульс у последнего всадника.

По его меланхоличному кивку капитан понял, что все убиты, быстро проверил пульс у кучера, подтвердил отсутствие какого-либо биения. Всё идёт по плану, пора действовать дальше.

— Ермолай, закрывай ворота! — крикнул оперативник, привычно стягивая руки управляющего заранее приготовленным отрезком шнура. Затем аккуратно сгрузил не трепыхающегося пленника на землю. Поставил, чтобы приступить к более подробному обыску, с одновременным освобождением Маккея от верхней одежды. Отечественная литература с детства нас приучила к зашитым в мундирах, обшлагах и прочих деталях одежды документам. Поэтому сыщику самому стала интересна подобная перспектива. Увы, кроме небольшого револьвера и пары платков, в карманах управляющего ничего не оказалось. Нет, ещё из внутреннего кармана пришлось вытащить огромный кожаный бумажник, поначалу принятый капитаном из-за величины за бронепластину.

Отложив всё в сторону, а пленника лицом прямо в землю, Никита помог с обыском убитых бандитов. Там, как раз, всё было в порядке. Револьверы вполне мужского калибра, засапожные ножи у каждого, два кистеня у всадников и набор метательных ножей у покойного кучера на поясе в специальных кармашках. Кошельки, конечно, тоже у всех в наличии. Всю добычу оперативник сложил в трофейный саквояж, стоявший в коляске возле ног управляющего. Затем усадил пленника на утоптанную землю двора и занялся допросами. Изначально шли классические вопросы: кто, время и место рождения, род занятий, адрес проживания и тому подобное.

Учитывая, что время на ведение протокола не тратилось, допрос шёл веселее, чем обычно. Маккей оказался слаб духом, выкладывал всё, что требовалось со скоростью пулемёта. Юра за это время сходил умыться и остался в доме изучать трофеи, как планировали заранее. Ермолай грузил трупы на многострадальную телегу, поглядывая хозяйским глазом на добротную одежду покойных. Сыщик разрешил забрать её, после чего кучер неторопливо, стараясь не порвать, принялся раздевать покойников до исподнего. Все был заняты своими делами, однако. Затягивать посиделки оперативник опасался. Не зря говорил кто-то из классиков — главное, вовремя смыться. Поэтому, утолив первое любопытство и окончательно удостоверившись, что оказался в девятнадцатом всё-таки веке, капитан занялся работой по плану.

— Маккей, вот тебе перо и бумага, пиши дарственную на эту заимку Ермолаю. — Оперативник махнул рукой выгодоприобретателю, чтобы тот подошёл ближе. — Как твоя фамилия, Ермолай?

— Кочневы мы, — поклонился мужчина, снимая шапку.

— Давай, начинай, — руки пленнику сыщик освободил ещё в начале допроса. Не привык оперативник допрашивать связанных людей и всегда с ухмылкой относился к фильмам, где сплошь и рядом допрашивают людей в наручниках. Ни сценаристы, ни режиссёры не понимают, что сам факт наручников придаёт силу бандитам. Эти браслеты на запястьях чётко показывают, что полиция или какие-то там якобы спецслужбы сами боятся даже задержанных бандитов. То есть правоохранительные органы, допрашивая преступников в наручниках, сами себя дискредитируют, в первую очередь, в глазах задержанных.

Даже не будучи дипломированным психологом, любой нормальный человек поймёт, что преступники никогда не дадут правдивые показания тем, кто их боится, а следовательно, слабее. Кто из вас, читателей, выложил бы всю правду о своей личной жизни банде первоклассников, случайно связавших вам руки? Тут аналогично — скованный браслетами преступник расскажет всё, что хотят у него узнать. Как говорится, любой каприз за ваши деньги. Возможно, в его показаниях даже будет частица правды, но не самая основная. Ничего стО́ящего в таких условиях узнать невозможно, да и преступник при первой возможности попытается убежать, поскольку эти якобы спецслужбы сами демонстрируют свою слабость. Допрашивая человека в наручниках люди однозначно показывают свою трусость и глупость. За почти десять лет работы в уголовном розыске Никита ни разу не видел, чтобы оперативники до такого опускались.

Дарственную Маккей изобразил вполне натуральную, со всеми ятями и ерами, пусть несколько криво, но вполне читабельно. Что вполне понятно, с учётом его волнения. Однако сыщик чувствовал явную хитрость в действиях задержанного управляющего. Чего-то не хватало в документе, и это что-то скорее всего печать. Даже наверняка печать должна быть, или отпечаток перстня, как в книжках. Никаких перстней на пальцах Маккея не было, значит — печать. И лежит она, скорее всего, в саквояже, за которым пришлось сходить в дом. Собственно, при виде унылой физиономии пленника, когда сыщик вернулся с саквояжем, вопросов уже не возникло.

Маккей безропотно послюнявил печать и приложил к дарственной, которую капитан сразу передал конюху. Ермолай принял документ с поклоном, но без особой раболепности. Тут же хозяйственно свернул лист в рулон и запрятал в своём кафтане (или как там называется верхняя одежда конюхов — зипун?). Оперативник лишь хмыкнул, глядя на самодостаточного возчика, вмиг разбогатевшего до неприличия, но не подающего вида. В принципе, так и есть, народ на Урале в основном приписной, рабства не знали, шапку перед барами не ломали. Со времён Ивана Грозного на Урал, как и на Дон бежали смелые и сильные мужики. Даже Строгановы и Демидовы за пару веков не смогли выбить дух свободы из уральцев.

Но не воины и разбойники, как на Дону, а мастера своего дела, умные, смелые и знающие себе цену. Не случайно в годы пугачёвского восстания на Урале били заводчиков и управляющих, но заводы не жгли. Понимали мастеровые главную ценность многовековой кузницы России. Не самоцветы и малахитовые шкатулки, а именно железо и сталь с Урала, ружья и пушки с демидовских и прочих заводов — вот главная ценность уральских гор. И так было веками, с петровских времён до Великой отечественной, да что там греха таить, и нынешних ракетно-танковых времён. Глядя на приосанившегося свежеиспечённого домовладельца, оперативник решил проверить бывшего уже конюха на «вшивость». Насколько изменилась психология нищего возчика, покорно выполнявшего команды разбойников.

— Ну что, Ермолай, я своё обещание выполнил? — негромко обратился офицер к мужику, хозяйским взглядом осматривавшему своё имущество.

— Да, барин, — степенно кивнул бывший конюх.

— Тогда приберись у себя в доме. В подклети разбойник сидит раненый, прикончи его и вези закапывать вместе с этими гостями. — Никита мотнул головой в направлении уложенных на телегу убитых телохранителей Маккея и, не давая возчику времени на раздумья, строго переспросил: — Или ты хочешь разбойника живым оставить? Чтобы он тебя дарованного имущества лишил?