Она долго и пристально смотрит на меня, ее глаза полны печали.

— Представляю.

Вздыхаю.

— Тогда почему мы, чёрт возьми, не вместе, Паркс?

Она ничего не говорит, просто смотрит прямо перед собой, вытягивая ноги вперед, болтая ими в воздухе. Это несправедливо. Я люблю ее ноги. Интересно, она делает это намеренно, чтобы отвлечь мое внимание?

Сейчас меня бы это не удивило.

Если бы вы сказали мне, что она мастер манипуляции, или, не знаю, ведьма, пожалуй, я бы, наверное, почувствовал облегчение.

Облегчение, ведь могу быть таким помешанным на Магнолии не только из-за того, что моя любовь к ней неотвратима.

То, как мы сидим сейчас, — плечом к плечу, моя рука лежит на бетоне за ее спиной, она опирается на меня, даже не осознавая этого, — вот такие мы есть.

И всегда такими были.

Я оборачиваюсь к Паркс, вдыхаю ее аромат. Тот же, что и всегда.

Если она когда-нибудь уйдет от меня навсегда, я буду принимать ванны с Gypsy Water, чтобы иметь возможность заснуть ночью.

— Кристиан сказал, что собирается поговорить с тобой...

Она кивает.

— Говорил?

Я смотрю на нее, ожидая подробностей, но Паркс молчит.

— Что он сказал? — спрашиваю. Она пожимает плечами.

Я хмурюсь.

— Что это значит? — я так же пожимаю плечами.

Магнолия снова пожимает плечами.

— Не хочу рассказывать.

— Ты не хочешь рассказывать? — я моргаю несколько раз, а потом вспыхиваю, словно от прилива жара. — Какого черта, Магнолия, что он сказал?

А тогда ее взгляд становится странным. Я узнаю его. Так же она смотрела на Марс, когда та заливала ей о том, что Паркс приводила меня домой, ведь ни одному не позволено ругать меня, кроме нее.

Те ночи были моими самыми любимыми, потому что она хватала меня за руку, тянула в свою комнату, захлопывала дверь и прижимала меня к ней, притворяясь, что мы трахаемся, просто чтобы позлить Марс. Но это всегда означало, что она трогала мое тело повсюду, больше, чем нужно было, и позволяла мне держать ее рядом под видом обмана, но сам обман был маской.

Каждый раз, когда Марс ее отчитывала, Магнолия смотрела ей прямо в глаза со взглядом «пошла ты, наблюдай, как я наброшусь на него», и сейчас у нее такой же взгляд, она машет ногами, разрушая мои внутренние запреты всё сильнее с каждой секундой.

Смеривает меня взглядом.

— Я скажу тебе, что он сказал, если ты расскажешь, почему сделал это.

Блять.

Я вздыхаю.

— Я уже всё сказал.

— И я сказала тебе, что не верю, — огрызается со скоростью света. — Я не верю тебе.

Пожимаю плечами, стараясь сохранять равнодушное выражение, ведь сейчас мне просто не до этого.

— Это не моя вина.

Паркс качает головой, стряхивая боль, которую причинило мое безразличие. Вижу, как это отражается на ее лице, наполняя те озерные глаза, в которых я готов плавать вечность, если бы она позволила. Какого черта Магнолия не позволяет?

— Хорошо, — говорит вызывающе. — Скажи с кем.

Я качаю головой.

— Нет.

— Почему?

Я смотрю на нее широкими и умоляющими глазами.

— Потому что будет только хуже.

Она качает головой, как будто ей лучше знать.

— Не может быть хуже, чем неизвестность.

— Нет, может, — говорю. — Ты будешь знать лицо. Что почти невозможно игнорировать, ведь я постоянно думаю о вас с Томом. Раньше думал о нас с тобой, когда засыпал, а теперь вижу тебя только с ним.

Я качаю головой, пытаясь выбросить этот образ из головы. Её лицо меняется от того, как я это говорю. Струны ее сердца прогибаются от выражения моего лица. Но это сострадание молниеносно, затем Магнолия проявляет свое упрямство и продолжает копаться.

— Я тебе не изменяла.

И технически это правда (технически), но как же бесит, что она решила это сказать прямо сейчас.

— Ты издеваешься надо мной, Паркс? — смотрю на нее дикими глазами. — Какого черта мы об этом говорим? Снова. Это разговор не о том, как я облажался, а о твоем колоссальном факапе. С моим лучшим другом. Который влюблён в тебя.

Она хмурится. Не знаю, на что именно. На мою злость? На то, что её поставили на место? Или на то, что он её любит?

— Ты должна знать, — смотрю на неё осторожно.

Пытаюсь прочитать её выражение лица, делая так, чтобы мне было невозможно врать, потому что мне нужно знать.

— Ты знала?

Она смотрит на меня несколько секунд, а потом ее глаза становятся особенно грустными. Магнолия кивает. С виноваты выражением лица.

— Какого черта, Паркс.

Я отталкиваюсь от стены и начинаю наматывать круги.

Магнолия вскакивает за мной. Ведь когда я двигаюсь, она начинает двигаться следом.

— Ну, у меня было подозрение, — Паркс звучит немного встревоженно. — Я не спрашивала.

Бросаю на нее пристальный взгляд.

— А тебе и не нужно было.

Она тянется ко мне.

— Он мне только друг.

И, пожалуй, впервые за всё время я вырываю руку и смотрю на нее с невыразимой болью в глазах.

— Ага, правда, ты ему больше чем подруга, разве не так?

— Бидж, это не моя вина! Я никак не способствовала этому, — смотрю на нее недоверчиво. — Правда! — она отчаянно трясёт головой.

— Когда у тебя проблемы, но не можешь связаться со мной, кому ты звонишь?

— Тому, — говорит она быстро.

— Нет, — качаю головой. — До Тома. Последние два года. Кому ты звонишь?

Магнолия опускает взгляд и отводит глаза.

Я указываю на неё.

— Генри был твоим лучшим другом с четырех лет, это просто пиздец, Паркс... — качаю головой, — ...что ты бы звонила Кристиану, а не ему, — я чувствую себя оправданным.

Качаю головой снова.

— Ты не относишься к нему так же, как к Генри и Джо.

Магнолия отвечает: — Потому что он не такой, как они. У нас есть история.

— Ага, а чья это вина? — презрительно огрызаюсь.

Она смотрит на меня, её глаза такие широко распахнутые, что при моргании веки едва касаются друг друга.

— Твоя!

— Моя? — переспрашиваю. Так громко, что люди вокруг начинают пялиться, возможно, я даже замечаю телефон или несколько вспышек. — Я заставил тебя переспать с моим лучшим другом?

Теперь она кричит. По-настоящему кричит.

— Мы никогда не спали вместе!

— Никогда? — переспрашиваю громче.

— Никогда, — повторяет.

Я смотрю на нее.

— Тогда что это за чушь про оргазмы, а?

Она озадаченно смотрит на меня.

— Бидж, ты более сексуально активен, чем я, думаю, ты сам догадаешься.

Я провожу руками по волосам, стараясь не рассмеяться с ее слов, ведь не хочу, чтобы Паркс получила преимущество. Мне так редко выпадает давать ей отпор в ссорах, что я так быстро это не отдам.

— Где тут моя вина?

Она смотрит на меня: голова склонена, челюсть сжата, глаза печальны.

— Ты издеваешься надо мной? — кричу. — Я заставил тебя это сделать? Потому что ты разорвала наши отношения...

— Ты переспал с другой!

— Один раз, один, Паркс! И я пришел к тебе, и рассказал сразу. Это была ошибка, я облажался. Но это было только один раз.

— А сейчас сколько уже раз?

Я стону и гневно смотрю на нее. Мы ходим по кругу.

— Отвечай, — говорит, задрав нос. — Сколько уже раз?

Я качаю головой.

— Прекрати.

— Говори, — она хватает меня за руку, чтобы заставить смотреть на неё.

Я вырываюсь из её хватки.

— Нет, Паркс...

И меня это достало. Я не могу больше обсуждать это. Я не могу каждый раз говорить ей, что сделал это потому, что хотел. Это разрушает меня, это разрушает её, и она хочет получить от меня ответы, которых я никогда, никогда ей не дам.

Я отступаю на шаг от неё.

— Знаешь, в какой-то момент тебе придётся взглянуть на свои собственные косяки, Паркс. Да, я был первый, кто облажался, но с того момента ты сама не прекращала это делать.

Она отстраняется, как будто я дал ей пощечину.

— Ты встречалась с моим лучшим другом, ты ходила домой к Джулиану Хэйтсу, как оказалось, — утверждаю я. Она закатывает глаза. — Ты испугалась, потому что твоя няня наговорила какого-то бреда обо мне, и ты знаешь, что это бред, но потом начала встречаться с какими-то случайными парнями, чтобы самой чувствовать себя лучше и заставить меня чувствовать себя, как дерьмо, но это все делала ты — не я, — я качаю головой на нее. — Не я заставил тебя. Ты начала встречаться с Томом...