Хотя что тут сказать?
Я должна была пойти к ней после Тома, а не к Би Джею, но не могла ничего поделать.
Честно говоря, сделала я это почти бессознательно. Я не могла уснуть, лежала, уставившись в потолок, пока мое сердце билось как отбойный молоток. Том мирно спал рядом, и я замечу сейчас, ведь это будет уместно: Том Ингленд — это действительно что-то зрелищное. То, что я думала о Би Джее, отнюдь с ним не связано. Это остаток привычки, которую имела половину своей жизни, и теперь не знаю, как от нее избавиться. Жаль, что я не думала о Томе. Мне стоило думать о нем. Пока Том спал рядом, размышляла, стоит ли разбудить его и попробовать еще раз, и на этот раз думать только о нем, а вместо этого не заметила, как уже шла к Би Джею. Кажется, это все объясняет.
Насколько я увязла.
Он — луна, а я — приливы. Когда девушка вышла из его комнаты, начался отлив, который вытолкнул меня прочь.
Он смотрел на меня своими знакомыми круглыми глазами. Такими они становятся каждый раз, как мы теряем друг друга, что уже было неизвестно сколько раз.
Слишком много.
Том спал, когда я выползла из постели и пошла к Би Джею. У него крепкий сон — это я поняла за время нашего отпуска. Я все время опрокидываю свою бутылку с водой, а он никогда не просыпается, хотя каждый раз звук такой громкий, что напоминает китайский гонг. Он всё ещё спал, когда я вернулась в нашу постель несколько часов спустя. Он спал ещё несколько часов. А я всё не могла уснуть.
Утром я принимаю долгий душ, тщательно скребу свою кожу, пытаясь смыть все свои ошибки, но это не помогает. Я надеваю самую удобную одежду, которую взяла с собой — объёмный кардиган Vetements с множеством пуговиц и кашемировые шорты Loulou Studio в рубчик меланжевого цвета и кроп-топ.
Заказываю нам обоим завтрак и выношу его на балкон, чтобы не разбудить его, да не удается. Его глаза моргают, он мне устало улыбается, и что-то словно ударяет меня в живот.
Удивляет меня. Что именно?
Том встаёт с кровати, подходит ко мне. На нем черные трусы-боксеры Tom Ford. И у меня возникает мимолетное и непонятное желание облизать его, но лишь на секунду, а потом оно исчезает, такое же неуловимое.
Мои ноги лежат на стуле напротив, Том поднимает их, садится и кладет на себя. Это забавная картина близости — мои ноги на нём, почти голом, он прищуривается на меня в утреннем греческом солнце, и в животе снова возникает какое-то чувство. Я глотаю, боясь, что мои щеки могут выдать что-то, что я даже сама ещё не до конца понимаю.
Он несколько секунд смотрит на меня, весь такой спокойный и статный.
— Вчера после ты ходила к нему, — в конце концов говорит.
Это не вопрос и не обвинение. Просто наблюдение.
Мой взгляд падает на пол от неловкости.
— Лишь на мгновение.
Он кивает, и больше его глаза не смотрят в мои.
— Почему?
Сжимаю губы. Не была уверена, когда это выплывет на поверхность, но предполагала, что рано или поздно придется признаться, почему-то мне кажется, что он не будет в восторге в любом случае.
— Я ни с кем не спала, кроме него.
Том моргнул пару раз, его голова откинулась назад от удивления. Ещё несколько раз моргнул, а потом...
— Чёрт. Магнолия!
Я натянуто улыбаюсь и машу рукой.
— Это не так уж важно.
Он хватает мою ногу, дергает меня и стул, на котором я сижу, ближе к себе. Теперь мои конечности брошены на него, как куча палочек для игры «Микадо».
Не отодвигаюсь. Я счастлива быть кучкой палочек для него. Он пристально смотрит.
— Это очень важно.
Да. Его правда. Но мы уже сделали это, так что с этим покончено, поэтому я пожимаю плечами.
— Да. Но я хотела, чтобы не было, поэтому...
Руки Тома находят мои костяшки и сжимают их.
— Почему ты не сказала мне?
Я обхватываю колени руками.
— Потому что знала, что ты бы тогда не сделал этого.
Он смотрит на меня с недовольным выражением, почти осуждающим, что почему-то мне кажется очень сексуальным.
Видимо, это все из-за проблем с отцом.
— Это называется обман, — говорит мне.
— Нет, — поправляю его. — Это называется сокрытие, — я чётко произношу последнее слово.
Он закатывает глаза, немного развлекается, затем кивает мне.
— Так ты ходила к нему?
Я несколько раз киваю, не могу снова встретиться с его взглядом. Том знает, что я люблю Би Джея. Сейчас ему известно о нас больше, чем многим другим людям, так почему мне неловко из-за того, что Том знает, что я ходила к нему?
— Ага, — киваю. — И он был с другой.
Наверное, поэтому.
— Вот дерьмо, — голова Тома откидывается назад в отчаянии, но его хватка на моих лодыжках только крепче. — Вы двое...
— ...Сломленные, — киваю. — Да, знаю.
Он смотрит на меня, пытаясь разобраться, что происходит между мной и Би Джеем — невыполнимая задача, и я могу уверить его прямо сейчас, что он, как и бесчисленное количество людей до него, потерпит неудачу. Потому что мы с Би Джеем не поддаемся количественному измерению.
Это нюансы того, как мы любим друг друга, как любили и продолжаем случайно любить, и это хитросплетение наших нитей, которые мы связали вместе, и это секреты, которые мы знаем друг о друге... и это одно разбитое сердце, которое мы делим на двоих.
— Почему, — в конце концов спрашивает он, прищурившись, — вы такие?
И я бы с радостью объяснила ему, объяснила так, чтобы это имело смысл, но я не способна, потому что в наших отношениях смысла не найти.
Поэтому просто слегка пожимаю плечами.
— Мы... просто, наверное, слишком рано влюбились… и теперь не знаем, как жить друг без друга.
Би Джей и я, думаю, мы как золотое ожерелье, которое все запутано. Его возможно распутать, но кажется, что невозможно. Иногда вам удается закрутить цепь, чтобы освободить ее от самого себя, но редко.
Чаще приходится расстёгивать застёжку или рвать цепочку полностью, чтобы узлы развязались
— Вы как Сэм и Клосс, — Том кивает себе и кажется немного расстроенным. — Черт, — добавляет позже себе под нос.
— Мне жаль, — говорю я ему, и кажется, что я вот-вот расплачусь.
— Нет, — качает он головой, бездумно потирая мою лодыжку. — Это мне жаль, если бы я только мог освободить тебя, сделал бы это.
Сердце у меня сжимается в груди, и я вздыхаю, вместо того чтобы сформулировать какое-то предложение. Мне есть что сказать, даже многое. Но все мнения противоречат друг другу.
Да, я люблю Би Джея. И нет, не знаю, как заставить себя разлюбить. Но, пожалуйста, не оставляй меня. Не хочу, чтобы ты покинул меня. Мне будет страшно без тебя. С тобой я не одинока. И я боюсь, что, возможно, Гас был прав.
Мне есть что сказать, но все слова застряли в горле.
Он берет кофе из моих рук и делает большой глоток.
— Итак, — говорит Том и смотрит на меня, нахмурив брови, — что теперь будет с нами?
— Ты о нашем укрытии? — уточняю я, протягивая руку и вытирая случайную пенку от капучино с его верхней губы. Моя рука зависает. Его щеки розовеют.
Том прокашливается.
— Ага...
— Не знаю, — говорю и пожимаю больше бровями, чем плечами. — А как бы ты хотел?
— Ну, мне до сих пор нужно укрытие, — он переводит взгляд на меня. — Тебе до сих пор нужно укрытие. Нам обоим надо переждать, пока чувства минуют, — пожимает плечами. — Почему бы не делать это вместе?
Киваю и чувствую непривычный прилив эндорфинов.
Приятное чувство от того, что могу продолжать изображать из себя девушку Тома. Ещё больше радуюсь тому, что не придётся сталкиваться с Би Джеем без своего «АК-47».
Том кивает в сторону кровати.
— Мы, наверное, не должны делать это снова...
— Ах, — киваю. Кажется, я совсем не смогла скрыть своего разочарования. — Нет, вероятно, что нет.
Том игриво прищуривается, стараясь не улыбнуться. Его это радует.
Я задираю нос и бросаю на него взгляд.