В ответ они должны дать обещание прекратить свои набеги на железные дороги и пути дилижансов в районах Санта-Фе, Смоки-Хилл и долины реки Платт. Они должны дать обещание держаться подальше от Канзаса, хотя им будет разрешено охотиться на бизонов в степях за Арканзасом, пока стада не иссякнут. Но во время охоты им запрещается приближаться более чем на десять миль к любой дороге или форту.

Каменный Провидец снова вздохнул. Разве могут несколько человек соглашаться на такие кабальные условия от имени всего народа? Ведь многих влиятельных вождей здесь просто не было – ни Высокого Бизона, ни Римского Носа, ни Целебной Стрелы, ни Большой Головы.

В конце концов переговоры все-таки завершились, и горстке вождей пришлось с сожалением смириться с печальной реальностью. Они коснулись пером документа, который им никто не прочитал и не перевел.

Далеко не все, кто подписал договор, радовались этому. Бык-Медведь, например, яростно прорычал:

– Ну, раз вам всем так этого хочется, и я готов. – Он ткнул пером в листок бумаги с такой силой, что пробил дыру.

Когда мирный совет, длившийся весь день, почти завершился и Каменный Провидец уже слышал нетерпеливый гул насчет подарков, белый вождь Терри вдруг вскочил и указал куда-то рукой.

Облако пыли на западе сказало им о том, что к лагерю у ручья быстро приближался всадник. Вскоре они его увидели. С упавшим сердцем Каменный Провидец узнал Мужчину, Готового Воевать.

Воин был в полном боевом облачении; в одной руке он держал восьмифутовое копье с блестящим стальным наконечником, другой размахивал трещоткой с бряцающими сухожилиями антилопы. Все его лицо, кроме длинного кривого шрама, было раскрашено красной краской.

Не успели солдаты, окружавшие главный шатер, вскинуть ружья, как Шрам спрыгнул с лошади и решительно подошел к столу переговоров. Каменный Провидец стиснул руки. Волосы упали ему на глаза, как серый занавес. Предзакатный ветер казался холодным, словно уже наступила глубокая зима.

Шрам бросил презрительный взгляд на своих собратьев из клана Собак, которые сбились в кучу с пристыженным видом, потом весьма красноречиво посмотрел на сидящих шайеннских вождей. После этого он оглядел разложенные на столе бумаги, целый набор превосходных перьев для письма, серебряные чернильницы и быстро заговорил через переводчика:

– Этот документ – дело рук дьяволов, которые предали Настоящих Людей[126]. Какой прок в обещаниях белого человека? Единственное обещание, которое он сдержал, – это обещание украсть наши земли. И какой прок в этих значках, поставленных беззубыми старыми слюнтяями, что сидят здесь? Разве они могут отдавать земли, которые Великий Дух даровал всем Настоящим Людям? Не могут, и мы, воины великого клана Собак, не позволим им сделать это! Мы будем продолжать войну, пока вы все, с вашими белыми женщинами и вашими белыми младенцами, не умрете.

Переговорщики возмущенно закричали и вскочили с мест. Шрам захохотал, довольный их яростью, и, прежде чем его успели остановить, сунул копье под стол и перевернул его резким рывком.

Бумаги разлетелись. Перья посыпались на землю. Чернила пролились. Кто-то выстрелил, и один старый арапахо поморщился. Мужчина, Готовый Воевать снова расхохотался, потом неторопливо вернулся к своей лошади, вскочил на нее, окинул членов комиссии еще одним насмешливым взглядом, презирая их за трусость, и ускакал.

Черный Котел закрыл лицо ладонями от стыда и гнева. Каменный Провидец почувствовал, как на глаза набежали слезы, но не стал их скрывать. Все вожди казались расстроенными и встревоженными. Один из белых вождей, Тейлор, свирепо взглянул на мужчин, что-то быстро писавших в блокнотах.

– Вычеркните это из ваших записей! – рявкнул он. – Тот, чья газета это опубликует, больше никогда не сможет работать к западу от Миссисипи! Переговоры прошли успешно! Так и сообщайте!

Да, это было время перемен. Южные шайенны вернулись в свои деревни на Симарроне, чтобы мирно перезимовать с полученными товарами и оружием в ожидании переезда в новую резервацию. Чарльз услышал о выходке Шрама, когда контингент Седьмого вернулся в форт Харкер. Также он узнал о том, что три тысячи шайеннов на мирном совете представляли всего четыреста человек. Это означало, что почти никаких гарантий выполнения договора со стороны индейцев не было.

– Ну и хорошо, – сказал он; в его глазах вспыхнули крошечные искры, похожие на острие ножа, а уголки губ слегка приподнялись.

В расписании гастролей театра Трампа тоже произошли изменения. Представление в форте Харкер неожиданно отменили.

– Я слышал, это из-за вашей знакомой, – сказал Чарльзу Барнс. – Она узнала, что начальство не разрешит черным присутствовать в зале вместе с белыми. Речь о наших, как вы понимаете. Ваша подруга прислала в гарнизон письмо, где написала, что они с Трампом все обсудили и решили, что гарнизон Харкер может катиться к черту. Так что, если хотите ее повидать, придется вам тащиться в Эллсуорт.

В этом вся Уилла, подумал Чарльз. Крестовые походы у нее в крови. Это была одна из причин, хотя, возможно, не главная, по которой Чарльз постоянно приказывал себе держаться подальше от этой женщины. А потом вспоминал ее удивительные серебристые волосы, живые лучистые глаза, ее нежные объятия…

Он уже знал, что, как выразился Барнс, потащится за ней в Эллсуорт, несмотря на последствия.

СЕНТ-ЛУИС, 1 ноября, пятница

Досточтимому О. Х. Браунингу,

министру внутренних ресурсов

Прошу Вас поздравить президента и всю страну с полным успехом мирной делегации. Переговоры успешно завершились двадцать восьмого числа, когда южные шайенны, последнее воюющее племя в этих местах, тоже подписали договор. На совете присутствовало более двух тысяч шайеннов…

[Подпись] Н. Дж. Тейлор, глава мирной комиссии

После выступления в канзасском «Фрэнк-Холле» актеры Трампа на пароме переправились через реку, чтобы на следующий вечер выступить в гарнизоне Ливенворт. Труппа состояла из Сэма, Уиллы, Тима Трублада и характерной актрисы мисс Сапли. В большом сундуке лежали костюмы и необходимый сценический реквизит. Уилле еще удалось отговорить Сэма брать с собой дополнительную обузу из целого запаса «настоящих» бриллиантовых колец, которые обычно продавали по дешевке многие туристические компании.

Дункан присутствовал на шекспировском вечере, а потом пригласил Уиллу погостить у них с Морин до следующего дня, когда отправится ее пятичасовой поезд до форта Райли.

– Думаю, вам не терпится повидать моего внучатого племянника, – добавил он.

Уилла ответила, что действительно хотела бы увидеть мальчика.

– Да, он заметно подрос, – сказала она на следующий день.

Дункан только что вернулся на обед, вместо того чтобы поесть в офицерской столовой. Когда маленький Гус сразу полез к нему на колени, генерал ласково, но твердо остановил ребенка.

– В конце года ему уже исполнится три, – сказал он Уилле.

Генерал опустил ложку в горячий черепаховый суп, приготовленный Морин, а светловолосый крепыш Гус соскочил со своего стула, подбежал к Уилле и схватил ее за руку.

– А у нее руки как крюки! – радостно сообщил он Дункану и заливисто рассмеялся. – Руки-крюки! Руки-крюки! Вот здорово, правда? – Раскрасневшись, малыш нетерпеливо подпрыгивал на месте.

– О чем он говорит, Уилла? – недоуменно спросил генерал.

– Когда вы утром ушли, я принесла на стол чашку с кукурузной кашей, но случайно уронила ее. Чашка треснула. Я разозлилась на себя и сказала, что у меня руки как крюки – до того я неловкая. Похоже, он очень живо себе это представил.

– Руки-крюки! – не переставал кричать и прыгать Гус, пока Дункан не шикнул на него.

Малыш послушался, но еще долго не мог успокоиться.