– Значит, он сейчас в Ричмонде?

– Думаю, да. И чем бы он ни занимался, уверен, это важнее, чем мои разговоры с разными чудиками и чтение мелких букв в контрактах.

– Ты постоянно терзаешься чувством вины, – с ноткой сожаления сказала Констанция.

Он сложил газету.

– Да. Каждый день.

Гомер вошел в столовую и остановился рядом с буфетом, в котором Эштон хранила чудесный голубой веджвудский фарфор. Сервиз привезли на «Уотер Уитч» из Британии во время предпоследнего рейса.

– Мистер Мэйн? – Хантун в изумлении приподнял очки. – Который? Орри?

Как обычно, ответ старого негра был обращен не к нему, а к Эштон:

– Нет, другой.

– Купер? Надо же, Джеймс, я и не подозревала, что он в Ричмонде!

С северо-запада прогремел гром, и по лестнице пробежали струйки голубоватого света. Стоял сырой и теплый июнь; город полнился тревожными слухами о вторжении северян.

– Здесь он, очень даже здесь! – раздался низкий голос из тени за дверью столовой.

В проеме показалась пугающая фигура – да, это был Купер, только постаревший с тех пор, как Эштон видела его последний раз. Просто ужасно постаревший и седой. Щеки его покрывала восковая бледность, а комната сразу наполнилась запахом виски, заглушив аромат цветов, стоявших на столе.

– Он здесь и сгорает от нетерпения увидеть, как его дорогая сестрица и ее супруг наслаждаются новообретенным богатством.

– Купер, милый… – заговорила Эштон, почуяв опасность и пытаясь ее отогнать приторной улыбкой.

Купер не дал ей продолжить:

– Отличный у вас дом! И обстановка прекрасная. Наверное, жалованье в министерстве финансов намного выше, чем в военно-морском. Наверное, оно просто огромное.

Трясясь от страха, Хантун вцепился в подлокотники кресла. Купер резким жестом протянул руку к открытым полкам буфета, и Эштон невольно сжала кулаки, когда он схватил одну из изысканных голубых тарелок.

– Надо же, какая красота! Уж точно ты не здесь их купила. Что, привезли на контрабандном судне? Вместо ружей и патронов для армии?

Купер с силой швырнул тарелку об пол. Осколки белой греческой фигуры, рельефно изображенной в центре тарелки, отскочили в стороны, и один из них отлетел Хантуну в руку. Он что-то возмущенно пробормотал, но никто его не услышал.

Эштон наконец опомнилась:

– Дорогой брат, я в полном недоумении и относительно цели твоего визита, и твоего безобразного поведения. Более того, хотя твой противный характер ничуть не изменился, мне все же странно слышать от тебя подобную патриотическую дребедень. Раньше ты презирал Джеймса, когда он выступал в поддержку сецессии и прав штатов. А теперь стоишь здесь и говоришь как самый ярый сторонник мистера Дэвиса.

Она заставила себя улыбнуться, надеясь спрятать страх. Этого человека она не знала. Он вел себя как безумец, и невозможно было угадать, что он задумал. Краем глаза она заметила, что Гомер подошел к Куперу сзади и встал справа. Хорошо.

Поставив локти на стол, она опустила подбородок на сложенные ладони; улыбка стала насмешливой.

– И когда же ты успел превратиться в такого патриота, могу я поинтересоваться?

– Вскоре после того, как утонул мой сын, – сказал Купер, заглушая шум грозы за окном.

Самообладание Эштон дало трещину.

– Джуда… утонул? – с изумлением воскликнула она. – О Купер, как это…

– Мы были на борту «Уотер Уитч». Рядом с Уилмингтоном. Вышла луна, и блокадная эскадра нас заметила. Я умолял капитана Баллантайна не рисковать и повернуть обратно, но он стоял на своем. Владельцы судна дали ему четкие указания: максимум риска за максимальное вознаграждение.

Руки Эштон упали на стол. Ей вдруг показалось, что в комнате стало очень холодно.

– Остальное тебе известно, Эштон. Мой сын был принесен в жертву твоей…

– Останови его, Гомер! – завизжала Эштон, когда Купер сдвинулся с места.

Хантун начал подниматься из кресла. Купер ударил его сбоку по голове, сбив очки.

Гомер обхватил Купера сзади и закричал, зовя на помощь. Купер локтем двинул его в живот, вырвался из рук негра и заорал сквозь раскаты грома:

– Твоей жажде наживы! Это все твоя проклятая жадность! – Он схватился за буфет и потянул его на себя.

Изящные голубые тарелки, чашки, блюдца и миски заскользили. Эштон снова завизжала, когда драгоценный веджвудский сервиз посыпался на пол и во все стороны полетели греческие головы, руки, ноги… За окном сверкала молния. Буфет упал на обеденный стол, но оказался слишком тяжелым, и ножки с той стороны, где сидел Хантун, подломились. Он громко завопил, когда на него обрушился битый фарфор, подсвечники и ваза с цветами.

Он судорожно отодвигал стул, пока вода из вазы заливала его жилет и брюки. Тем временем подоспели еще двое слуг, и вместе с Гомером они втроем наконец выволокли Купера, который не прекращал кричать и ругаться, из комнаты, дотащили до двери и вытолкали под дождь.

Эштон услышала, как хлопнула дверь, и сказала первое, что пришло в голову:

– А вдруг он начнет всем рассказывать?

– Ну и что? – огрызнулся Хантун, стряхивая цветки с мокрых штанов. – Мы никаких законов не нарушали и к тому же больше этим не занимаемся.

– Ты видел, как он поседел? Мне кажется, он сошел с ума.

– Он, безусловно, опасен, – сказал Хантун. – Мы должны завтра же купить пистолеты на случай… на случай…

Он не договорил. Эштон рассматривала осколки, валявшиеся на полу. Одна чашка уцелела. Эштон хотелось выть от ярости. Снаружи сверкали молнии, гремел гром, сотрясая мокрые окна…

– Да, пистолеты, – согласилась она. – И тебе, и мне.

В семь часов вечера того же июньского дня Бент, как было приказано, явился с донесением к полковнику Бейкеру. Сам Бейкер отсутствовал. Другой сыщик сказал, что полковник уехал в Старую Капитолийскую тюрьму, чтобы провести допрос одного арестованного строптивого репортера.

– Потом он поедет поупражняться в стрельбе. Не пропускает ни дня.

Бент устроился поудобнее и приготовился ждать, а чтобы успокоить нервы, жевал одно из яблок, купленных у уличного торговца. Откусив пару раз, он в очередной раз посмотрел на маленький серебряный значок, приколотый к обратной стороне лацкана. Бейкер выдал ему этот значок с отчеканенной на нем надписью «Национальное сыскное бюро» после возвращения Бента из Ричмонда. Успешно выполненное задание и значок свидетельствовали о том, что теперь он был принят в контору Бейкера официально.

Особенно полковник был доволен тем, что получил обратно деньги, предназначенные для альбиноса. Бент заверил его, что не стал платить информатору, потому что в нем больше не было необходимости, умолчав о подробностях и тем более о том, что попросту убил парня. Впрочем, Бейкер и сам ни о чем не спрашивал.

Несмотря на бесспорное признание, на которое указывал значок, в последние дни Бент чувствовал себя неважно. Он улавливал царившие в городе уныние и страх. Боевой дух Хукера оказался таким же прочным, как содержимое стакана с водой. И хотя с гибелью Джексона Ли потерял могучего союзника, он не только одержал блестящую победу у Чанселорсвилла, но и вселил ужас в сердца многих северян как в армии, так и за ее пределами. Из Виргинии каждый день приходили новые тревожные слухи. Ли снова двинулся вперед, но в какую сторону, никто не знал.

Бент жевал уже третье яблоко, когда подъехал Бейкер, остановив коня у окна, выходившего на Пенсильвания-авеню. Ординарец увел норовистого гнедого жеребца, которого полковник назвал Задирой. Бодро напевая, Бейкер размашистым шагом вошел в контору и протянул Бенту сложенный вдвое лист бумаги с кое-как напечатанным сверху текстом.

– Думаю, вас это позабавит, Дейтон.

Надпись, выведенная изысканными буквами, сообщала, что это меню ресторана «Отель де Виксберг». Открыв листок, Бент понял, в чем состоит шутка. Это было меню для блокадного города.