Его послали в Монт-Роял, чтобы узнать, сколько мужчин осталось на плантации. Он родился здесь и бо́льшую часть жизни провел в поселке рабов, и ему не составило труда узнать все, что нужно, и остаться незамеченным.

Чарльз вымылся в большой цинковой ванне в спальне Купера и Юдифи. Когда-то эта самая просторная комната в доме принадлежала Тиллету и Клариссе, а потом, вероятно, перешла к Орри и Мадлен.

Он провел ладонями по чистым волосам, вспоминая давно забытые ощущения. Потом надел рубашку и штаны, одолженные Купером, и спустился вниз. Его неожиданное появление в Монт-Роял вызвало большую суету. Без всякой злобы – просто отмечая еще одну перемену – Чарльз обратил внимание, что негры в доме ведут себя с Купером и Юдифью на равных. Он познакомился с новым надсмотрщиком – крепким мускулистым парнем по имени Энди – и с красивой негритянкой, которую звали Джейн. Пожимая ему руку, она сказала без улыбки:

– Я слышала о вас.

Ее уверенный взгляд – не враждебный, но и не дружеский – четко выразил скрытую за словами мысль: «Я слышала, что вы служите в армии, которая сражается за то, чтобы удержать мой народ в кандалах».

Возможно, он был слишком мнителен, но почему-то подумал, что девушка имела в виду именно это. И все же, несмотря на ее отчужденность, она ему понравилась.

На обед пришел новый управляющий Филемон Мик. Юдифь смущенно извинилась за скудную трапезу. На каждой тарелке лежало немного риса с шафраном, горстка зеленого горошка, маленький кусочек кукурузного хлеба и два ломтика курицы, сначала обжаренной, а потом потушенной.

– Не извиняйся, – сказал Чарльз. – В сравнении с тем, что есть на Севере, это настоящий пир.

Уютная и такая знакомая столовая с добротной деревянной мебелью действовала успокаивающе. Чарльз с аппетитом принялся за еду. Мик наблюдал за ним поверх очков с половинками стекол, и уже вскоре именно от управляющего Чарльз узнал о бесчинствах орудующих в округе банд. Беглые рабы и армейские дезертиры, как паразиты, таскались по пятам армии Шермана.

– Но одна, видно, решила здесь подзадержаться, – добавил Мик. – Я слышал, ею верховодит ваш бывший раб. Каффи.

Слегка ошеломленный, Чарльз все же доел горошек и чуть было не вытер губы тыльной стороной ладони, но вовремя заметил, что Мари-Луиза, повзрослевшая и очень хорошенькая, пристально смотрит на него. Он порозовел и торопливо схватил салфетку, лежащую на коленях.

– Каффи, значит, – повторил он. – Ну надо же! Думаю, теперь надо ждать неприятностей.

– Да, мы понемногу готовимся, – сказал Мик.

– Мне показалось, что на плантации осталось совсем немного людей. Это так?

– Тридцать семь человек, – подтвердил Купер. – Едва ли достаточно для нормальной работы. Я уже думал о том, чтобы на время закрыть рисовую мельницу, но как нам прожить? Не только нам с Юдифью, Мари-Луизой и матушкой, но и всем остальным? Тем более старым неграм. Они слишком слабы и напуганы, чтобы убегать.

– Полагаю, остались в основном такие.

Купер кивнул:

– Свобода притягательна для людей. Это один из сильнейших магнитов во всем мироздании, о чем я постоянно твердил отцу, но он не слышал. Правда, должен признаться, что я и сам об этом забыл на время. Ладно, что толку копаться в прошлом? Расскажи лучше, что нового в Виргинии. Ты успел побывать в Ричмонде? Видел Орри или Мадлен?

Слева от Чарльза сидела Кларисса. К еде она так и не притронулась и с самого начала обеда, сложив руки на коленях, смотрела на Чарльза глазами испуганного ребенка. В ее взгляде светился тот первобытный ужас, который, наверное, испытывали древние европейские народы, глядя на вторжение татаро-монгольских полчищ.

Кусочки курицы, такие ароматные еще мгновение назад, внезапно приобрели вкус жеваной бумаги. Что ж, подумал Чарльз, отвечая на печальный, встревоженный взгляд тетушки, есть хотя бы одно благо в поврежденном уме. Кларисса ничего не поймет.

Купер ждал ответа. Чарльз медленно положил салфетку слева от тарелки.

– Я не ожидал, что стану тем, кто принесет вам дурные вести.

Юдифь наклонилась вперед:

– О Боже… кто-то из них заболел? Мадлен?

Наступило молчание. В памяти Чарльза вспыхнули те дни, когда Орри готовил его к вступительным экзаменам в Вест-Пойнт. Специально нанятый учитель-немец заставлял его читать Библию не только ради ее литературной ценности, но и ради ее священного смысла. Он вспомнил то место, которого тогда, в юности, не мог понять по-настоящему и понял только сейчас. Как и Господь перед распятием, он просил Господа, чтобы миновала его чаша сия.

– Чарльз? – едва слышно сказал Купер.

Чаша, конечно же, не миновала, и он сказал им то, что должен был сказать.

Стоя на коленях, Салем Джонс услышал какой-то шум за перекинутым через лиану глицинии одеялом, создававшим иллюзию уединения. Он отодвинулся от мрачной, пьяной белой женщины, которая мотала головой из стороны в сторону и требовала продолжения противным ноющим голосом. Он уже застегивал штаны.

Прихватив рубашку, Джонс обошел большой дуб, к которому привязал другой конец лианы. Дым и искры от вечерних костров поднимались к зимним звездам. Каффи сидел на своем любимом пне. Прямо как вождь черномазых в Африке, с отвращением подумал Джонс, но тут же отогнал эту мысль, чтобы она ненароком не отразилась у него на лице. Нужно было узнать, из-за чего поднялся такой шум.

Вокруг Каффи столпилось несколько человек, и двое из них одновременно пытались что-то рассказывать. Одним был Весельчак, который на пару дней уезжал в Чарльстон, чтобы, как обычно, разведать обстановку, а другим – молодой парень со светло-коричневой кожей; имени его Джонс не знал.

Бывший управляющий торопливо пошел к ним и на ходу услышал голос Весельчака:

– Харди выступил в поход. Я сам видел. Теперь в городе больше нет армии.

– Значит, защищать мой старый дом почти некому, – с задумчивой улыбкой проговорил Каффи. – Солдатики на помощь не придут. Этого я и ждал. Эй, Джонс… ты слушаешь?

– Да, сэр, – энергично закивал тот.

– Есть еще одна хорошая новость. Лон, – он ткнул большим пальцем в сторону мулата с фланелевой звездой на штанах, – видел утром в Монт-Роял одного старого приятеля. Кузена Чарльза.

– Вернулся домой, значит? Что, покалечили его в кавалерии Хэмптона?

Каффи вопросительно посмотрел на Лона.

– Ничего я такого не заметил, – замотал головой парень. – Только вот он шел пешком, без лошади был.

– Потому и вернулся, – кивнул Джонс.

На лице Каффи появилось мечтательное выражение.

– Когда-то мы вроде как друзьями с ним были. Рыбу вместе удили. На кулачках боролись опять же.

Он сплюнул в огонь. Стоявшие вокруг мужчины глупо ухмылялись и пихали друг друга, радуясь, что скучному безделью приходит конец. Каффи встал, сунул за пояс толстые пальцы и, выпятив вперед живот, важно, словно король, обошел вокруг костра. Джонса тошнило от этого невежественного болвана, но Каффи пощадил его и позволил присоединиться к банде в ожидании их следующего большого налета. Вероятно, ему следовало чувствовать благодарность за это, думал он, почесывая зудящую букву «Д» на щеке.

– Выждем еще день… может, два, – объявил наконец Каффи. – Пока не будем уверены, что солдаты точно ушли. – Он бросил взгляд на Салема Джонса сквозь прыгающие языки пламени. – А потом двинемся на Монт-Роял и сровняем его с землей. И ни одна тварь живой не уйдет.

– Молодой Чарльз может дать вам отпор, – опрометчиво заметил Джонс, нарушив всеобщую радость.

С лица Каффи мгновенно слетело веселое выражение.

– А я только этого и жду, – сказал он. – Может, мы еще разок сразимся напоследок, и кто кого одолеет, это уж я точно знаю.

Отправленный домой с раной в груди, Билли много спал. Он не проснулся и тогда, когда побледневшая Констанция принесла в библиотеку письмо, чтобы его прочитала Бретт.