– Ну что, славно ведь повеселились? – воскликнул он.

Чарльз с яростью уставился на него, вмиг позабыв, что должен испытывать благодарность:

– Повеселились? Да это резня была! Убийство ни в чем не повинных людей. Вот, смотри! – Он показал медный крест с оборванным ремешком. – Я забрал его у совсем еще мальчишки. Он только жить начал! А мне пришлось его убить, чтобы он не убил меня.

Все еще не понимая, что так гложет Чарльза, Генри протянул руку к кресту:

– Значит, у тебя остался прекрасный сувенир.

Чарльз сжал кулак:

– Думаешь, я поэтому его взял, ты, тупой осел? Это было не сражение, а бойня. Второй Сэнд-Крик.

Удивление разведчика сменилось раздражением.

– Не будь ребенком, Чарли. Так уж все устроено.

– В жопу такую философию!

Выражение лица Гриффенштайна опять изменилось. Теперь он смотрел на Чарльза с отвращением, с каким смотрят на больного холерой.

– Я тебе так скажу: тут мы с тобой никогда не сойдемся. Вообще-то, мне следовало бы свернуть тебе шею за «тупого осла», но я не стану этого делать, потому что ты, сдается мне, спятил. И с этой минуты держись от меня подальше.

Он повернул в сторону, но Чарльзу было все равно. Внутри у него словно что-то умерло. Было убито здесь, на берегу Уошито.

В деревне царило большое оживление. Солдаты – одни верхом, другие перебегая с место на место – торопливо хватали все, что попадалось под руку, пока никто этого не запретил. На их рубашках и брюках Чарльз видел кровь убитых индейцев, с которых сняли скальп. Один совсем молоденький рядовой с гордостью показывал товарищам целых два.

Табун лошадей, в несколько сот голов, люди Годфри согнали к опушке леса на дальнем краю деревни. Около пятидесяти женщин и детей было взято в плен. Трофеев тоже собрали немало: много хороших седел, в том числе армейских, кожаные и меховые куртки, оружие, боеприпасы; сотни фунтов табака и муки и большой запас заготовленного на зиму бизоньего мяса. Когда Чарльз подъехал, Кастер как раз приказывал Годфри и его взводу собрать и пересчитать трофеи.

Вокруг то и дело кто-нибудь радостно повторял, что в ходе операции убиты сотни индейцев. Чарльз сильно сомневался в правдивости таких заявлений. Если в одном типи обычно жило пять-шесть человек, значит всего в деревне их насчитывалось около трехсот. И хотя трупов было очень много и в самой деревне, и на поле за лесом, трех сотен явно не набиралось. Видимо, многие успели сбежать. У военных погибли только Льюис Гамильтон и капрал Кадди из взвода «B». Но был еще отряд Эллиотта, о котором никто ничего не знал.

Снова послышались крики и вой. Трое проводников-осейджей весело хлестали прутьями кого-то из пленных индианок.

– Они пытались сбежать, – пояснил один из осейджей, а потом ударил пленниц еще сильнее, загоняя их к остальным, которые уже были под конвоем.

Чарльзу показалось, что он узнал нескольких скво, ведь когда-то он так долго жил среди народа Черного Котла. Женщина с черными толстыми косами и кровью на щеке, по-видимому, тоже узнала его, но больше никто. Она ничего не сказала, но ее взгляд был для него как нож в сердце.

– Генерал!

Резкий голос принадлежал Ромеро, переводчику. Он толкнул вперед какую-то женщину в грязной одежде. Сцепив руки, она склонилась в поклоне перед Кастером, который был все так же свеж и бодр. Чарльз недоумевал, как генералу это удается, – сам он чувствовал себя совершенно измученным и едва держался в седле от усталости и голода.

– Эта женщина сказать, она сестра Черного Котла, Махвисса, – сказал Ромеро.

Вполне возможно, подумал Чарльз, хотя никогда прежде не видел эту женщину и не слышал ни о какой сестре в ту зиму, что провел с шайеннами вместе с Джексоном.

– Она сказать, есть другие деревни на Уошито.

– Где? – внезапно замерев, спросил Кастер.

Ромеро подобрал обломок копья и, встав рядом с генералом, начертил на земле перевернутую букву «U».

– Здесь деревня Черного Котла, – сказал он, ткнув чуть ниже того места, где кончалась левая линия. – Здесь – арапахо. – Теперь он ткнул там, где буква изгибалась. – Здесь – еще шайенны. – Новая точка, на этот раз в конце правой линии. – А здесь шайенны и кайова. – Две точки чуть ниже. – Зимние стоянки. Дальше по реке.

От лица Кастера отхлынула кровь. Он стал белым, как заснеженные деревья на отвесном берегу реки, где Чарльз, как ему показалось, заметил какое-то движение.

– Сколько всего людей на этих стоянках? – спросил Кастер.

Ромеро переговорил с женщиной на языке шайеннов. Из ее ответа Чарльз понял достаточно, чтобы его снова пробрало холодом.

– Примерно пять или шесть тысяч.

Воцарилась гробовая тишина. Где-то завыла собака. Слышавшие разговор солдаты, еще недавно такие шумные, нервно вертели в руках оружие.

Почему-то эти неприятные новости совсем не удивили Чарльза. Импульсивная натура Кастера притягивала к себе трудности как магнитом. Он бросился в эту погоню и в эту атаку, опираясь на ничем не подтвержденные предположения, что отряд, который они преследовали, приведет их к уединенной деревне в долине Уошито. Ночной марш-бросок оставил мало времени на то, чтобы задуматься над важными вопросами: есть ли рядом другие деревни или куда все-таки вернулись те воины. На второй вопрос они до сих пор так и не знали ответа. Чарльз понимал, что ему не стоит строго судить Кастера, ведь он и сам не задал себе этих вопросов, хотя теперь, после слов Ромеро, они казались настолько очевидными.

К чести Кастера, он не проявил ни малейшего страха.

– Мы одержали убедительную победу над врагом… – начал генерал; Чарльз поморщился и только теперь заметил Кейма – репортер что-то быстро строчил в своем блокноте. – А теперь мы приступаем к уничтожению их лагеря. Мы должны выполнить свой долг, ничем не показывая, что нам известно об этих других деревнях или что нас это заботит. Если рядом есть индейцы, пусть они увидят нашу мощь.

– А то они не знают, что нас не пять тысяч, – пробормотал кто-то.

– Пусть трус, который это сказал, выступит вперед.

Никто не шелохнулся. Лицо генерала снова вспыхнуло. Чарльз подумал, что на самом деле он взволнован намного сильнее, чем кажется на первый взгляд. Когда генерал снова открыл рот, чтобы потребовать признания, один из осейджей внезапно махнул рукой в сторону обрывистых берегов реки, где из-за деревьев показались трое всадников со щитами и с копьями. Они остановились на краю крутого склона и просто смотрели. Рядом с ними стали появляться другие индейцы, и вскоре весь берег был заполнен ими, и прибывали все новые.

Кастер говорил, что его поход благословлен, подумал Чарльз. На самом деле он проклят.

Легкая победа грозила обернуться чем-то совсем нелегким. К одиннадцати часам на холмах вокруг Уошито собрались уже сотни вооруженных арапахо и шайеннов. Пока продолжался сбор трофеев, Кастер не скрывал своего раздражения. Его временный штаб расположился на импровизированной лазаретной площадке в центре деревни. Оттуда он отдавал приказы по расстановке людей на оборонительном периметре, внутри лесного кольца, – на случай, если индейцы нападут.

И они напали. Отряд из двадцати шайеннов вырвался из-за поворота реки, в двух милях к северо-востоку, доскакал до открытого поля между рекой и деревней и, прячась за бугорками, открыл огонь. Чарльз, стоя рядом с Ромеро, стрелял в ответ. Кастер размашистыми шагами прошел вдоль линии обороны, подбодряя людей.

– Не высовывайтесь, – сказал он, – они пытаются выманить нас на поле. И берегите заряды, у нас их немного. Держитесь! В лес они не сунутся.

Когда он проходил дальше, звон его золоченых шпор еще продолжал висеть в воздухе. Ромеро с горечью посмотрел на Чарльза: насчет зарядов Кастер был прав. Если они застрянут здесь надолго, индейцы вполне смогут напасть без страха нарваться на ответный огонь.

Чарльз вставил в приклад «спенсера» предпоследний магазин и потер глаза, которые постоянно слезились от усталости и дыма. Неожиданно он почувствовал на себе чей-то взгляд и, обернувшись, увидел в нескольких шагах справа Генри-немца. С презрительной улыбкой Гриффенштайн сказал что-то стоявшему рядом солдату, тот пристально посмотрел на Чарльза, и Чарльз подумал, что извиниться за «тупого осла» все же надо.