– Само собой.

– Цены на крепких здоровых рабов растут с каждым годом, – продолжал Орри. – Фрэнсис Ламотт считает, что к концу десятилетия они поднимутся до двух тысяч. На прошлой неделе в «Меркури» напечатали статью о том, что торговля африканскими рабами может быть снова легализована. Я видел и другие статьи на ту же тему. Ладно, речь не об этом. Мы говорим о Билли.

– А Бретт знает? – Чарльз помахал письмом.

– Пока нет.

– Ты ведь ей скажешь, что Билли может приехать, да? И позволишь ему ухаживать за ней?

– Я не уверен в ответах на эти вопросы. Билли – прекрасный юноша, но он хочет стать офицером.

– Как и я. Я собираюсь в Вест-Пойнт через год, помнишь? Боже, Орри, ты же сам все это устроил! Ты поддерживал меня!

– Знаю, знаю, – быстро ответил Орри. – И я рад, что ты едешь. Но раз уж мы заговорили об Академии… Дело в том, что ситуация в стране сильно изменилась. К худшему. И я полагаю, что в случае неприятностей ты в первую очередь проявишь верность родному штату. А Билли – янки.

– Думаешь, начнутся волнения? – тихо спросил Чарльз.

– Вполне вероятно. Только не знаю, какого рода и как далеко это может зайти.

– Но что это меняет для нас? Хазарды и Мэйны – хорошие друзья, несмотря на все выходки Вирджилии. Несмотря ни на что. Если бы ты в это не верил… не хотел этого, ты бы не стал платить Хантунам.

– Наверное, ты прав. И все же мне бы не хотелось обрекать Бретт на несчастье, если наступят трудные времена.

– Я бы сказал, что выбирать должна она, – холодно произнес Чарльз.

– Но и я тоже. Теперь, когда отец почти не встает с постели, я стал главой семьи.

Они спорили еще минут десять. Чарльз приводил все возможные доводы, пытаясь убедить Орри, что надо непременно разрешить Билли встречаться с Бретт. По правде говоря, Орри и сам так думал. Просто в тот вечер он выбрал для себя роль адвоката дьявола, считая это своим долгом.

С другой стороны, возможно, он излишне пессимистичен. Да, причин для беспокойства хватало. Но несмотря на растущее напряжение в обществе, нельзя было исключать и другой исход. Южане по-прежнему играли очень важную роль в жизни всей нации. Главнокомандующим армией оставался генерал Скотт, уроженец Виргинии, а Роберт Ли, как недавно прочел Орри, должен был, скорее всего, стать новым начальником Вест-Пойнта. Да и вообще большинство армейских офицеров были южанами.

По утверждению Купера, во всем регионе начинался новый всплеск интереса к развитию промышленности. Действительно, производство хлопка, выращенного рабами, по-прежнему не имело себе равных, а его ежегодные урожаи измерялись миллиардами фунтов. Но владельцы южных железных дорог спешно прокладывали новые рельсы и приводили в порядок старые. Монт-Роял получал больше заказов, чем мог осилить. Купер вернулся из Британии, полный энтузиазма и грандиозных планов на будущее южной торговли в целом и своей пароходной компании в частности. Быть может, когда неумолимый прогресс все-таки постепенно вытеснит их старый образ жизни, а на смену Реттам и Хантунам придут порядочные люди, они наконец смогут решить все разногласия…

Только вот не слишком-то Чарльз в это верил.

– Орри?

Тот посмотрел на собеседника:

– Что?

– Ты ведь ответишь согласием на оба вопроса? Ты позволишь Билли приехать и не будешь противиться его встречам с Бретт?

– Я отдам письмо Бретт и подумаю. Это лучшее, что я сейчас могу сделать.

Разочарованный, Чарльз ушел.

– Он мне запретил читать этот роман! – воскликнула Мадлен. – Вырвал книгу из рук и приказал сжечь! Как будто я ребенок!

Она прошла к краю болота, Орри остался сидеть на разбитом фундаменте, постукивая по камням книгой, которую принес на свидание. Это был сборник новых, очень необычных стихов одного журналиста с Севера по фамилии Уитмен. Купер не скупился на похвалы этим бессвязным виршам, утверждая, что автор уловил ритм машинного века. Сам же Орри счел стихи малопонятными, хотя размер в них определенно был. Ему они больше напоминали грохот барабана.

– Я попрошу Джорджа прислать экземпляр, – сказал Орри. – Хотя почему тебе хочется читать эту вредную дрянь, мне непонятно.

– Бога ради, – Мадлен резко обернулась, – вот только не начинай говорить, как Джастин. Роман миссис Стоу имеет большой успех!

В этом она была права. Джордж писал, что вся его семья прочла эту сентиментальную историю о рабах и рабовладельцах: сначала, когда главы печатались в еженедельных газетных выпусках, а потом еще раз – когда вышло двухтомное издание.

Однако, несмотря на общее внимание к книге, Орри действительно не слишком интересовался «Жизнью среди униженных» – таким был подзаголовок романа миссис Стоу. Он видел эту жизнь каждый день и не нуждался в том, чтобы ему перечисляли все ее трудности. Они и так не выходили у него из головы в последнее время. Поэтому в ответ на замечание Мадлен он проворчал:

– В этой части страны он успеха не имеет. Скорее, скандальную известность.

Мадлен могла бы обидеться, но не захотела расстраивать Орри. Она знала, что он и так переживает из-за недавнего письма Билли Хазарда, которое они уже подробно обсуждали. Обняв его за талию, она чмокнула его прямо в спутанную бороду.

– Вы, южнокаролинцы, все такие вспыльчивые. Никак не могу к этому привыкнуть… к своему постоянному сожалению.

– И что это значит?

– Это значит, что, когда Джастин нашел мой экземпляр «Хижины дяди Тома» на прошлой неделе, последствия были весьма неприятными.

– Он разозлился…

– Был просто вне себя почти целых полчаса, но это не самое худшее. Он нашел книгу незадолго до ужина, а в тот вечер Фрэнсис тоже ужинал с нами. Так Джастин с братом за столом почти все время кричали о необходимости свободы и независимости для Юга.

– Мне жаль, что тебе приходится такое терпеть.

– Я и не терпела, – сказала Мадлен, рассматривая свои руки. – Я сказала, что такие призывы подходят для агитации, но в практическом смысле они просто смешны. Я понимала, что высказываться в присутствии мужа было ошибкой с моей стороны, но не смогла удержаться, слушая их крики. Хотя Джастин еще раньше вполне внятно объяснил мне, что я должна знать свое место и не выражать свое мнение ни по каким вопросам, если только они не касаются… – у нее перехватило горло, и Орри понял, что воспоминания причиняют ей боль, – новомодных декоративных стежков, – договорила она едва слышно.

Орри отложил томик Уитмена в сторону и сжал ее руку.

– И как он воспринял твои слова?

– Очень плохо. Запер меня в спальне на целые сутки. Заставил Нэнси забрать все мои книги и велел приносить еду в комнату. Все это время я никого и не видела, кроме Нэнси. Мне даже пришлось передавать ей ночной горшок… – Мадлен склонила голову и закрыла глаза ладонью. – Боже мой, как же это унизительно!

– Мерзавец… Я убью его!

Мадлен быстро смахнула со щек слезы:

– Нет, нет, что ты! Я совсем не для этого тебе рассказала. Просто мне не с кем поделиться.

– Я бы больше рассердился, если бы ты мне не рассказала. – Орри встал и зашагал по высокой траве, сбивая со стеблей капли, оставшиеся после недавнего дождя. – Как бы мне хотелось украсть тебя из этого проклятого дома! Впрочем, Резолют никакой и не дом вовсе, а самая настоящая тюрьма.

– Да, верно. Мне становится все труднее и труднее выносить Джастина и свое положение. Когда-то у меня были прекрасные представления о чести и святости брачных клятв… – Губы Мадлен скривились в безуспешной попытке улыбнуться. – Джастин все это превратил в насмешку.

– Брось его! Я пойду к нему. Я ему скажу…

– Нет, Орри. Уже поздно. Очень много людей в Резолюте теперь зависят от меня. Я не слишком много могу сделать, чтобы улучшить их жизнь, но, если я уеду, она станет во сто крат хуже. Единственное мое утешение – это ты. Только благодаря тебе я еще могу терпеть весь этот ужас. – Она быстро подошла к Орри, ее юбка прошуршала по влажной траве. – Только благодаря тебе.