– Еще слово – и я врежу в это свиное рыло, которое ты называешь своим лицом, – прорычал Форбс, хватая Хантуна за изысканное кружевное жабо на рубашке. – И твой нарядный костюм тогда забрызгается кровью. Думаю, от одного ее вида ты тут же хлопнешься в обморок.

Он дернул рубашку, надорвав кружево. А потом схватил свою шляпу, трость и перчатки и пулей вылетел в теплый февральский вечер.

– Эй, ниггер! Приведи мою лошадь! – рявкнул он.

– Да он просто животное! – Эштон даже передернуло.

– Совершенно согласен, – согласился Хантун, пытаясь приладить на место оторванную отделку. – Не понимаю, как ваша сестра его терпит.

Эштон посмотрела на блестевшие щеки Хантуна и с трудом подавила отвращение.

– У нее нет никакого честолюбия, – сладко улыбнувшись, сказала она и взяла его за руку. – Все ее ухажеры один никчемнее другого.

«Включая и того, которого я по-прежнему хочу…»

Вскоре Форбс и Бретт помирились. В основном об этом позаботилась Бретт, решив, что ничего из сказанного им просто не стоит воспринимать всерьез.

Той зимой Хантун приезжал в Монт-Роял не реже двух раз в неделю. Но такое внимание больше угнетало Эштон, чем радовало. Все ее мысли были заняты другим человеком. Однажды она помчалась вперед сестры к плетеной корзинке, в которую складывали всю дневную почту, и, оттолкнув Бретт, схватила запечатанное воском письмо.

– Надо же! Да тут еще одно письмецо от Билли! Второе за месяц. Он явно исправляется.

Бретт протянула руку к письму, глядя в глаза сестры, полные яростной ревности.

– Эштон, это мое! – сказала она.

Та засмеялась и подняла письмо над головой:

– А что ты мне дашь за него?

– Если будешь и дальше меня дразнить, получишь синяк под глазом.

– Ух ты! Мы все больше и больше становимся похожими на мистера Ламотта! – Эштон швырнула письмо на пол. – Кстати, а Билли о нем знает?

– Поди ты к черту! – Голос Бретт дрогнул.

Эштон застыла на месте. Она никогда не слышала, чтобы младшая сестра произносила что-нибудь, даже отдаленно похожее на богохульство. Наверное, она действительно перестаралась, но удержаться было просто невозможно. Она чувствовала себя ужасно несчастной, а частые визиты Хантуна только усиливали ее тоску. Он всегда пытался увлечь ее в какой-нибудь укромный уголок и начинал лапать. В те дни, когда она не была настроена отвечать на его шалости, он обиженно ныл:

– Ну почему вы со мной так обращаетесь, Эштон?

– Да потому, что мы еще не женаты! То, что вы с Орри договорились о приданом, и то, что я ответила вам согласием, еще не дает вам права так вольничать.

Капризы Эштон постоянно приводили Хантуна в недоумение. Иногда ей как будто даже нравилась его смелость, хотя она никогда не позволяла ему заходить слишком далеко. Но в других случаях Эштон отвергала его порывы с видом оскорбленной невинности, что весьма смущало его, когда он вспоминал старые слухи о ее отношениях с юным Смитом.

– Иногда это дает мне право, – недовольно проворчал он.

– Ладно-ладно, только не сейчас. В любом случае я не желаю об этом спорить.

Лицо Хантуна покрылось пятнами.

– А после свадьбы вы собираетесь вести себя так же?

– Там видно будет.

Взглянув на его взбешенное лицо, Эштон быстро сообразила, что, пожалуй, перегнула палку. В своем стремлении показать ему, кто из них двоих главнее, она явно переусердствовала.

– Успокойтесь, Джеймс. – Она торопливо чмокнула его в щеку. – Вы же знаете, как я хочу выйти за вас. И когда мы поженимся, вам придется сделать блестящую карьеру.

– По плану, который вы уже составили.

Теперь переусердствовал он. Побледнев, Эштон резко отстранилась:

– Мой дорогой, вы становитесь слишком сварливым. Если вы передумали делать то, что мы уже обсуждали…

Она намеренно не договорила. Стратегия была выбрана правильно – Хантун в панике схватил ее за руку:

– Нет, нет! Я ни о чем не передумал! Я хочу, чтобы вы играли свою роль в становлении нашего общего будущего. Я не такой, как эти тупоголовые Ламотты! Я уверен, что жена должна быть полноправным партнером мужчины. Особенно если он намерен заниматься политикой.

– Я рада, что вы так думаете, Джеймс. У вас уже есть влиятельные друзья и появятся новые. Это Ламотты и им подобные могут тратить свою жизнь на игру в кости и конские бега и умрут в безвестности. Но только не мистер и миссис Джеймс Хантун из Южной Каролины!

Хантун засмеялся, хотя и немного нервно:

– Эштон, вы великолепны! Клянусь, если бы я сам не был строителем собственной судьбы, то непременно отдал бы ее в ваши руки – и все равно преуспел бы.

«Все равно»? Неужели это глупое существо действительно думает, что может пробиться наверх самостоятельно? Какой-то известности он, возможно, и добьется, но по-настоящему знаменитым никогда без ее помощи не станет. Уже очень скоро он это поймет.

– Вы правы, дорогой. – Она одарила его нежной улыбкой, а потом поцеловала, приоткрыв губы.

Он слишком близко подошел к правде, нужно было его успокоить. Она выйдет за него замуж, но в этом браке условия всегда и во всем будет ставить она. Бедный дурачок это почувствовал и уже готов пойти на попятную. Лишь бы он не задумался об этом всерьез.

Спасибо небесам, Эштон знала, как его отвлечь. Пока они целовались, она положила ладонь на внутреннюю сторону его бедра и начала поглаживать медленными кругами.

Наступила весна. Как-то мартовским вечером Орри сидел в библиотеке с письмом от Билли. Он уже прочитал письмо трижды, но все еще не знал, как ему реагировать.

Он смотрел прямо перед собой, сжимая в руке листок бумаги. Тени все удлинялись. В дальнем углу комнаты виднелась вешалка с его мундиром и саблей. Когда почти совсем стемнело, с улицы послышался стук копыт, и уже через несколько мгновений в дверь стремительно вошел Чарльз; его бежевые бриджи и прекрасная льняная рубашка были темны от пота, лицо сияло улыбкой.

– Где это ты был? – спросил Орри, хотя и сам уже догадался.

– Гонял Шалунью по дороге вдоль реки.

– Хочешь сказать, вы устроили там скачки? Ты победил?

Чарльз плюхнулся в глубокое кресло и перекинул ногу через подлокотник.

– Да, сэр. Я обогнал Форбса, и Клинча Смита тоже. Шалунья обошла всех на целых полмили! Я выиграл двадцать долларов. – Он показал пару золотых монет и, позвенев ими в ладони, встал. – Умираю от голода. Почему лампу не зажжешь? Здесь темно, как в пещере.

Совет был явно лишним. Когда Орри впадал в такое состояние, он мог часами сидеть в темной библиотеке. Слуги обычно находили его в кресле уже на рассвете спящим. И где-нибудь рядом обязательно стоял пустой стакан и бутылка виски.

После своего увечья Орри так до конца и не оправился – Чарльз, как и все в Монт-Роял, понимал это. Но, возможно, сегодня причина его тоски была вызвана вовсе не воспоминаниями о Мексиканской войне и ее печальных последствиях. Возможно, причина эта находилась в его длинных тонких пальцах.

– Что, плохие новости? – Чарльз кивнул на письмо.

– Даже не знаю. Это от Билли. – Орри протянул руку, предлагая Чарльзу взять письмо.

Заинтригованный словами Орри, Чарльз зажег лампу и быстро прочитал короткое и высокопарное послание от своего друга. Прежде чем отправиться в июне в Военную академию, Билли хотел приехать в Монт-Роял и в соответствии с традициями официально попросить разрешения ухаживать за Бретт.

– Но это же прекрасно! – воскликнул Чарльз и вдруг помрачнел. – А что, если у него будут неприятности… ну, с Хантунами, я имею в виду?

– Не будут. Я давно уже заплатил им тысячу триста пятьдесят долларов за Грейди, только чтобы избежать неприятностей.

Чарльз протяжно свистнул и снова сел в кресло.

– Я не знал.

Орри пожал плечами:

– В какой-то мере я чувствовал себя ответственным за их убыток и хотел, чтобы Джордж мог спокойно приезжать в Монт-Роял. Никто не знает об этой выплате, кроме Хантунов и моего отца. Так что помалкивай.