— Ты родился от эмигрантов. От осинки не родятся апельсинки.

— А ты, оказывается, фашист, Костя

Константин демонстративно сплюнул под ноги и рассмеялся.

— Ну вот, видишь, как мало понадобилось времени, чтобы ты разочаровался в своих собственных убеждениях. Я всего лишь показал тебе твое слабое место, а ты сразу сдулся и начал сыпать оскорблениями.

— Я тебя не понимаю.

— А что тут понимать? Деление на своих и чужих было всегда. И всегда будет. Нет никакого мы. Есть только промежуточное, временное состояние. Мы полгода служили в одной роте. Но это не означает, что мы стали единым целым. Мы просто жили рядом, жрали из одного котла, подчинялись приказам одного командира и выполняли одну задачу.

— Мне кажется, — осторожно произнес Стивен, — ты ошибаешься. Именно то, что мы служили бок о бок, ели и спали под одной крышей, нас и объединяет.

— А потом закончится контракт и каждый пойдет своей дорогой.

— Никто не запрещает продолжать дружить и помогать друг другу после окончания службы.

— И опять ты за свое. Помощь всегда будет односторонняя. Житель Метрополии станет помогать эмигранту, а не наоборот. Понимаешь? Всегда только в эту сторону и никогда в обратную.

— А если бы ты родился в гетто?

— Но не родился же!

— Это не ответ.

— Каждому — свое.

— Да ни черта подобного! От нас зависит, каким будет мир. От всех вместе и от каждого в отдельности.

— От меня, Стив, давно ни черта не зависит. Живу — как умею.

— От тебя, Костик, зависит очень многое. Правильно сказал Джарваль, мы и новый мир загадим своими испражнениями ума.

— Этот твой Джарваль погубил народу намного больше, чем вся наша рота вместе взятая. Хорошо умничать, когда ты король. А простому штурмовику не до пустых разглагольствований.

— Там, куда мы едем — совершенно пустой мир. Места хватит всем. И жратвы — тоже полно. Оставь свои фашистские убеждения здесь и пойдем со мной.

— Это в Эфиопии, что ли? Африка — мертвый континент.

— Не совсем. Мы едем немножко дальше.

— А тебе-то откуда знать, что там, куда мы едем — Райский сад, молочные реки и кисельные берега? Ты что там уже бывал? Нет. Боюсь тебя разочаровывать, Стив, но мне это очень сильно напоминает сказку про Моисея, который сорок лет водил евреев по пустыне. Ты по карте смотрел расстояние? Триста семьдесят километров всего…

— При чем тут расстояние?

— Да притом, Стивен, что у Моисея была задача не привести евреев в землю обетованную, а заморочить им голову и дождаться, пока вымрут те, кто знал прежнюю — рабскую жизнь. А для нового поколения любая земля покажется Раем. И они будут свободны не просто телом, но и духом.

— То есть ты хочешь сказать, что мы все обречены, потому что родились и выросли в фашистском государстве?

— Именно так и есть! Пойми, Стивен, фашистская идеология не зарождается на пустом месте. И если она появилась и закрепилась в обществе, значит, она в тот момент была для чего-то нужна социуму. Как ты ни старайся, а это дерьмо у нас в крови. И у меня, и у тебя, кстати, тоже. У всех!

— Чушь собачья! Не нужно оправдывать фашизм. Это гнусно и мерзко.

— … а вот следующее поколение будет рождено в других условиях, — продолжил Костя, — и оно будет свободно от наших убеждений и предрассудков. Но у них будут свои заблуждения и свои предубеждения. Может быть, даже такие, что фашизм покажется детским лепетом.

— Ты хочешь сказать, что все твои расистские убеждения — это просто предрассудки?

— Я хочу сказать, что я не обязательно думаю именно то, что говорю вслух. Эксимиализм научил меня «фильтровать базар» и «отвечать за свои слова». Понимаешь? Хочешь выжить, говори только то, что можно. А свои мысли держи при себе. Если тебе, конечно, дорога собственная шкура.

— Ты же не трус?

— Но и не герой. На амбразуру с морковкой в руках не полезу.

— Я надеялся, что мы все-таки найдем общий язык.

— И зря надеялся. Доверять нельзя никому.

— Это потому, Костик, что ты не знаешь ни черта.

— А ты прямо все на свете знаешь. Знайка хренов.

— Я многое знаю. Работа такая.

— Ну и что ты знаешь такого, чего не знаю я? Поделись.

— А ты можешь спокойно выслушать? Я тебе все расскажу. Без утайки. И мне даже наплевать на то, что подписал договор о неразглашении. Больше нет в живых ни Быкова, ни Геймана. Теперь все эти бумажки ни черта не стоят.

Они остановились перед КАМАЗом механиков. На рассказ ушла уйма времени. Костя слушал насупившись и уставив взгляд в одну точку. Асур тоже внимательно прислушивался к разговору, хотя наверняка ничего не понимал.

— Большего бреда я в своей жизни не слышал, — произнес Костя, когда Стивен смолк.

— Это — правда.

— Ты знаешь, Стив…- Костик сделал небольшую паузу, -я думаю, что ты не врешь. Именно потому, что твоя история звучит как бред сумасшедшего.

— Ты мне поможешь?

— Чем? — усмехнулся Костик.

— Хочу прижучить Пауля.

— Зачем? Тебе же Гейман русским языком сказал — оставь его в покое.

— Это не он сказал. Это… артефакт… наверное…

Стивен сбился с мысли и замолк.

— Ну и правильно он сказал. Наша главная задача — добраться до точки назначения и открыть врата для эвакуации людей с Земли. Вот давай на этом и сосредоточимся.

— Я хочу знать, кто виноват в смерти Быкова.

— Ну вот и расследуй, пока едем. А Пауля оставь в покое. В этом вопросе я с Гейманом полностью согласен.

— Пауль — шпион ЦРУ.

— Терпеть не могу Нойманна, — пожаловался Костя, — а поскольку Быкова больше нет, и приструнить этого мудака стало некому, очень скоро он совсем слетит с катушек. Похуже твоего Джарваля будет.

— Шейх, по большому счету, очень неплохой мужик.

— Ну да, ну да… только немножечко садист и убийца. А так, да… добрейшей души человек.

— Ты со мной? — осторожно уточнил Стивен.

— Да, — недовольно проворчал Костя, — вот только боюсь, что нам недолго придется топтать пустыню, если ты пойдешь на открытую конфронтацию с Паулем.

— Пока не пойду. У меня нет доказательств его вины.

— Ну так и оставь ты этого долбодятла в покое, как тебе Гейман завещал. Если то, что ты рассказал действительно правда, то у нас всех есть реальный шанс выбраться из передряги живыми. И кем запишут в скрижали истории Пауля — шпионом и предателем, или Спасителем человечества, мне вообще насрать. И тебе того же советую.

— Ладно, пошли пообщаемся со шпионами. Мне кажется, пора менять стратегию.

Время шло, солнце поднималось все выше, жара в вахтовке усиливалась. Сквозь пулевые отверстия свежего воздуха внутрь проникало очень мало. Джон осторожно пощупал стенку будки из листового металла и ощутил, что она уже прилично нагрелась. Через пару часов здесь станет находиться невыносимо, значит, придется искать любой способ выбраться наружу.

Удары по рельсе и последовавшая за ними шумиха привлекла его внимание. Однако что происходит в лагере из будки понять было невозможно. Выстрелов не было, только крики и шум двигателей. Да и продолжалось это все недолго. Несколько минут спустя лагерь вновь погрузился в сонную одурь. Время послеобеденного сна. Джон долго и внимательно прислушивался к тишине за тонкими металлическими стенками будки.

Что же там происходит? Задействовал Пауль разработанный им план Х или заменил его на свой собственный?

Но время шло, а вокруг ничего не происходило. Джона разморило от жары, и он несколько раз ловил себя на плавном и незаметном погружении в глубины царства Морфея.

Нельзя спать! Слишком жарко для сна. Нужно бороться.

Джон стянул с себя почти всю одежду, но это помогало очень слабо. Пот струился по телу, забирая последние остатки драгоценной влаги. Адски хотелось пить. А еще беспокоил глухой невыносимый звон в голове. Организм, едва справившийся с лихорадкой, подвергся новому стрессу — испытанию невыносимой жарой.