Джон очнулся от звука проворачивающегося в замке ключа. Он попытался оторвать голову от бетонного пола и не смог. Не было сил…

В камеру вошел Асур, подсвечивая себе под ноги фонариком. За окошком окончательно стемнело, и в темнице царил непроглядный мрак. Якудза подошел чуть ближе, поставил рядом с распростертым на полу телом Джона пластиковую бутылку с водой. Развернулся и ушел, не произнеся ни слова. На прощание загрохотало железо засова и заскрипел ключ в замочной скважине.

Джон протянул руку, нащупал в темноте бутылку, с трудом отвернул пробку и принялся жадно глотать воду. Он чувствовал ее вкус на языке, ощущал, как драгоценная влага стекает по пищеводу, но все никак не мог утолить жажду…

Джон открыл глаза и обнаружил себя в полной темноте, лежащим ничком на ледяном бетонном полу. Перед глазами плыла муть, кружилась голова, горло пересохло жажды.

Где-то тут была вода.

Джон встал на колени и принялся ощупывать каждый дюйм бетонной поверхности пола, но все никак не мог найти проклятую бутылку. Сообразив, что он окончательно заблудился в темноте, поднялся, прошел к стене, наощупь сориентировался в камере. Затем опустился на колени и начал все сначала. Дюйм за дюймом обшарил каждый закоулок, по нескольку раз перебрал каждый встреченный камешек. Остановился лишь тогда, когда окончательно убедился, что никакой бутылки с водой в камере нет.

Но этого просто не может быть! Я же своими глазами видел Асура.

Он сел на пол и прислонился к холодной стене. Его трясло.

Что это было? Изощренная месть окончательно спятившего араба или просто яркий и красочный сон?

Джон потряс головой, чтобы сбросить остатки сонливости и взвыл от боли в позвоночнике.

Резких движений пока делать нельзя. Регенерация еще в самом начале своего долгого пути.

Асур приходил иди нет?

В голове пусто, словно в пересохшем колодце…

Джон в очередной раз пришел в себя от дикой головной боли. Голова кружилась, тело трясло в лихорадке, а горло просто раздирало от жажды.

Словно весь день жрал песок.

— Пить… — вяло застонал Джон.

Сознание опять прострелила яркая и отчетливая мысль: «Асур принес воду, но из-за слабости и упадка сил, я не смог взять в руки бутылку и она откатилась куда-то в угол камеры. Я искал рядом с тем местом, где валялся на полу, а нужно было — по всей камере».

О том, чтобы встать во весь рост, даже речи не шло. Он слишком слаб для проделывания таких сложных акробатических упражнений.

Джон попытался приподняться на колени, но руки отказывались держать вес тела. Тогда он плюнул на все и просто пополз по камере, царапая голый живот о бетон.

Подать тело вперед на несколько дюймов. Проверить правую сторону, затем левую. Еще несколько дюймов вперед, снова тщательным образом ощупать каждый дюйм поверхности пола.

Камера не настолько огромная, чтобы в ней бесследно могла затеряться бутылка с водой.

Он дополз до стены, поменял направление и пополз вдоль нее, каждый раз касаясь кончиками пальцев шершавой поверхности.

Правило левой руки… или правой? Какая на хрен разница…

Когда лоб уперся в противоположный угол, он вновь поменял направление и вскоре добрался до входной двери.

Бутылки нет.

Собравшись с духом, Джон прополз последний участок, и когда голова коснулась прохладного бетона, стало ясно, что ее в камере вообще нет.

Джон почувствовал обиду. Проклятый Асур насмехается над ним. Воспользовался слабостью пленника, подразнил и ушел. А мне тут ползай в темноте, разыскивай.

Да к черту все!

Ночь казалась бесконечной, а жажда усиливалась с каждой минутой. Пока Джон ползал по камере, разыскивая привидевшуюся в сновидении бутылку, он вдоволь наглотался бетонной пыли, от чего мучения только усилились. Раз за разом проваливаясь в небытие и всплывая обратно в реальность, Джон начинал заново бесплотные поиски иллюзорного сосуда с драгоценной жидкостью. И лишь под утро, когда за окном начало потихоньку светать, и непроглядный мрак в его темнице слегка рассеялся, он наконец-то сумел встать на ноги и тщательно осмотреть камеру все с тем же плачевным результатом. Грезы окончательно разбились о жестокую реальность — бутылки не существует, и Джон потерял сознание в очередной раз…

Да уходи же ты, — произнес Гейман мысленно и снова судорожно вздохнул. Грудь сдавило, словно тисками, в голове бешено колотит пульс. Сжав зубы до боли в челюсти, вытерпел очередной приступ, затем потянулся к автомату.

Какой же он тяжелый, сука!

С трудом подтянул «Калаш» ближе, перехватил за ствольную коробку, дотянулся до спускового крючка. Рука привычно легла на ложе приклада.

Целиться неудобно…

Потянул на себя, перехватил второй рукой за цевье, согнул ногу в колене для упора. Пристроил автомат сверху. Вот теперь готов. Можете подходить за угощением!

На секунду смежил веки, перед глазами опять какая-то противная круговерть, словно в далеком детстве перекатался на карусели. Нужно сосредоточиться. Посчитал про себя до десяти и резко открыл глаза. Как раз вовремя, из-за машин донеслись голоса на чужом языке. Кажется, арабский.

Он снова поправил «Калаш», прищурил один глаз и нажал спусковой крючок. Автомат коротко дернулся, выплюнув ровно три пули. Осталось еще двадцать семь. Колесо бензовоза почти треть обзора перекрывает. Снизу — вверх целиться неудобно. Человеческая анатомия, мать ее.

Ответная очередь. Длиннющая! Патронов не жалеют. Видимо, запасов до хрена и больше. А теперь еще и нашими воспользуются. Сами привезли. На блюдечке с голубой каемочкой подали. Кушайте на здоровье, не обляпайтесь.

Зашипело пробитое колесо. Одна из выпушенных наемниками пуль отрикошетила от кабины и ушла в песок совсем рядом. В белый свет, как в копеечку. Пальцем в небо, в лужу пук…

Ну, подходите поближе, мне вас за колесом не видно ни черта!

Снова очередь. Зашипело второе колесо, громко зацокали пули по железу капота. Крики на арабском усилились. Знать, злое начальство посылает тупых баранов на забой. Из-за пригорка высунулась голова. Озирается, высмотреть пытается. Коротко рявкнул автомат. Башка моментально скрылась из виду.

Попал? Сомнительно… Но припугнул знатно.

Крики еще усилились. Скандалят. Жить хотят. Раньше надо было думать. А теперь только и остается — идти умирать во имя вашего главного дикаря. И непременно чтобы в набедренной повязке, с длиннющим пеналом на члене и черными перьями на голове.

На всякий случай выпустил еще пару пуль в этом направлении. Это уже так, для острастки. Шугануть, чтобы не расслаблялись. А между тем патроны нужно бы поберечь. Судя по всему, действие пьесы затягивается. Зрителям уже давно пора на антракт. Хлестать водяру в буфете, закусывая бутербродами с красной икрой.

Снова крики и вопли. Даже разобрал пару знакомых слов. Эх, говорила мама в детстве, учи сынок арабский язык. В жизни все пригодится. А ты — болван, «Букварь» скурил и в чекисты подался…

Сунулись сразу двое — молодые, зачуханные. Ну точно бараны на заклание. В этот раз «Калаш» дернулся самостоятельно, даже не пришлось принимать участие в судьбе наемников. Одному удалось уползти, второй остался лежать на месте. Ну что же, такова воля Аллаха. Теперь в Раю тебя ждут халва, щербет, рахат-лукум и симпатичные гурии.

Шум слегка сместился влево. Плохо дело! Крутиться как волчок — несолидно. Все-таки до подполковника дослужить успел. Это вам не в немецкие каски срать. Подполковники обычно сидят в хорошо обставленных кабинетах, на мягких уютных креслах и попивают дорогущий коньяк, а не ползают по песку в раскаленной пустыне под дождем из свинца.

Гейман закрыл глаза, слезящиеся от яркого солнечного света, собрался с духом и попробовал перевернуться на живот. Ничего не вышло, тело уже почти не слушалось. Ноги совсем одеревенели.