Я опасен, только тем, что я все еще жи…

27 февраля 32 года.

Все еще утро, бесконечно утро, а за ним — невыносимо длинный и жаркий день.

А потом подъехало это…

Даже правильного слова не смогу подобрать. Какая-то машина Судного дня. Гибрид автомобиля, трактора и паровоза. Спереди колеса, позади гусеницы, на крыше пулеметы. Короче — жуткая жуть! Страхолюдина — ни описать, ни представить, ни нарисовать. Авто-монстр. Дымит, коптит, тарахтит и лязгает на всю округу, но как ни странно — едет. В кошмаре приснится — со страху обделаешься.

Подъезжает это уродство поближе, из нее несколько наемников выскакивает, видимо, личные телохранители, а потом выбирается невысокий пожилой мужчина плотного телосложения. На вид — лет шестьдесят. Одет в изрядно поношенную военную форму песочного цвета. На голове куфия — традиционный арабский головной убор в виде платка, перехваченного жгутом. И вид у него самый что ни на есть серьезный, важный. Колоритный дед. Сразу видно — главарь всей этой шайки-лейки.

Тут мне сразу стало ясно, кто сейчас будет решать мою судьбу. И от этой мысли похолодело внизу живота, а по спине побежал маленький такой паучок страха и сомнений.

Ну все, думаю, Лидка, ты приехала. Конечная остановка. Можно выходить…

Не понравился мне этот старик. Ох, как не понравился! Лицо совершенно не отражает эмоций. Неживое, словно резиновая маска. Глаза маленькие, серые, колючие. Так и бегают. Осматривают, ощупывают, только что на вкус не пробуют. А глаза, между прочим, зеркало души. И если таково зеркало, то насколько же гадкой должна быть сама душа?

С другой стороны, если башку включить на полную мощность, то иного на мертвом континенте и не может быть. Чтобы просто выжить в пустыне, нужно быть не только физически сильным, выносливым и неприхотливым, но еще и жестоким от рождения. Иначе местные выловят, задушат и сожрут без соли и перца. А уж чтобы руководить всем этим наемническим сбродом и держать в страхе и подчинении местную округу, то придется все вышеперечисленные качества характера помножить на десять, а то и на сто.

Тем временем наемник подтащил меня к загадочному арабу, швырнул на песок и сложился в низком поклоне. Короткий обмен репликами на непонятном языке, из которого я узнала только одно слово — «окту». Значит, точно обо мне говорят. Но что за язык? На арабский не похож, на эсперанто — тоже. Неужели один из африканских диалектов? Как же мы друг дружку поймем? Не представляю! А поговорить надо. Ой, как надо! Без этого моя участь печальна и незавидна.

Я на всякий случай тоже поклонилась, тщательно скопировав позу наемника. Чтобы не подумали, будто я глупая белая обезьяна, неспособная осознать уровень величия собеседника. Судя по наличию телохранителей и транспортному средству, это и есть самый верховный правитель Африки. Не дай Бог оскорбить такого, башку мгновенно снесут, я и пискнуть не успею. Вон какие кинжалы здоровенные у всех.

А наемник продолжает тараторить что-то невразумительное на своем тарабарском наречии. Моментально вспомнилось фраза — «никогда сгоряча не стреляйте во врача». Понятия не имею, откуда она ко мне прицепилась, но только теперь я оценила всю глубину мудрости древних. Возможно, и бандит, что меня сюда приволок, тоже в детстве слышал похожую восточную мудрость. Как иначе расценить его благородный поступок? Мог ведь и не спасать от своих соплеменников, а стать в очередь для изнасилования и последующего убийства единственной бабы в захваченном лагере у белых.

Наконец-то наемник заткнулся, араб еще раз внимательно осмотрел меня с головы до ног. Хмыкнул многозначительно, а потом открывает рот и произносит:

— Только совсем глупые люди могли взять с собой в путешествие настолько прекрасную женщину и потом подвергнуть ее смертельной опасности.

Я так и осталась стоять с раскрытым ртом. Прекрасный английский, еще и приличное произношение. Даже у меня немного похуже будет, хотя в институте всегда имела твердую пять по разговорному и Medical инглишу.

— Слава Богу, — непроизвольно вырвалось у меня, хотя в этот момент я думала уже совсем об ином.

— О нежный лепесток жасмина, аромат которого олицетворяет любовь, чистоту и духовность. Каким восточным ветром тебя занесло в мою ужасную обитель?

Я несколько секунд честно пыталась сообразить, правильно ли я перевела фразу? Этот старый дурак пытается меня склеить, что ли? Или у них, у арабов, именно так принято разговаривать с женщинами? Ничего не понимаю!

Да и не хочу даже голову напрягать. Умение выживать в любых условиях и подстраиваться под характер собеседника — моя вторая натура. Это самое главное, чему я научилась, катаясь по экспедициям. Иначе — никак. Попрешь напролом, невзирая на должности, чины и звания, мгновенно буйну головушку сложишь. Ну и наоборот. Не будешь себя отстаивать — на шею сядут, ножки свесят, еще и погонять станут, чтобы быстрее и аккуратнее везла. А я вам не лошадь! Я маленькая и хрупкая женщина. Меня беречь, холить и лелеять нужно. На руках носить!

Подумала я, подумала и решила — да что я, совсем блондинка, что ли? Сказки Шахерезады в детстве читала, язык у меня неплохо подвешен, а мозги соображают быстро. Да я тоже так смогу! Особенно если жизнь от этого зависит…

— О, великий… — начинаю я, араб осторожно вставляет:

— Эмир.

— О, великий эмир, я просто счастлива встретить на пути в Эфиопию такого прекрасного, умного и талантливого собеседника, как вы.

А что такого? Между прочим, ничуть не погрешила против истины. Как минимум тремя — четырьмя языками эмир точно владеет — арабским, английским и каким-то еще африканским наречием. Думаю, и на эсперанто, при желании, изъясниться сможет. Так что априори — человек неглупый и образованный. Тупые и безмозглые верховными повелителями Африки не становятся и на подобных бронированных монстрах по пустыне не рассекают.

Смотрю, у старика морщинки слегка разгладились, лицо порозовело, глазки поволокой затянуло. Кажется, поплыл мой арабский шейх от нежных трелей девичьего голоса. Нужно добивать, пока расслабился. Вот только с чего начать?

— И что же прекрасный цветок мечтает найти в моей варварской стране?

— У Метрополии там колония, — поясняю я, — наш конвой везет запас продуктов и генно-модифицированные семена, чтобы возродить сельское хозяйство… и помочь местным жителям вернуть цивилизацию на этом прекрасном, но сильно недооценённом материке…

«…а еще оружие, чтобы от вас — бандитов отстреливаться», — мысленно добавила я и состроила такую умильную рожицу, которую только сумела.

Эх, давненько я обольщением арабских шейхов не занималась. Уже и не помню совсем, как это делается. Но, судя по всему, грубых ошибок не допустила, эмир остался удовлетворен услышанным.

— Достойное деяние, — одобрил араб, — во имя Аллаха Милостивого и Милосердного!

Так «оно» еще и на исламе повернуто, — озадачилась я, — тогда чуточку посложнее будет. Коран пыталась прочесть в молодости, но даже половину не одолела. На мой взгляд, та же Библия, только переписана другими словами с поправкой на местный колорит. А уж о том, чтобы вспомнить хотя бы пару цитат оттуда, даже речи не идет. Как быть?

Ну не мое это. Религия подразумевает безоговорочную веру в сверхъестественное. В богатых, щедрых и справедливых Богов, коих мне ни разу в жизни своими глазами наблюдать не приходилось. Отсюда и с верой у меня не срослось. Да я и не пыталась, если честно. Сложно верить в то, что находится за гранью твоего восприятия. Это нужно быть шибко умным, либо совсем глупым и наивным. А я — ни то, ни другое. Я злая и циничная женщина, хапнувшая в этой жизни дерьма через край.

— Иншалла, — пожала я плечами. Это единственное, что я вспомнила, и источником воспоминаний стал отнюдь не Коран. Пусть понимает мои слова, как хочет, все равно ничего умнее сказать не смогу.

Однако шейху внезапно ответ понравился, он даже изобразил подобие улыбки, хотя это больше походило на волчий оскал. Короче, жуткая гримаса, обнажившая верхний ряд совершенно испорченных зубов, произвела неизгладимое впечатление. Снова мороз по коже и холод внизу живота. Преисподней повеяло от этой зловещей ухмылки.