Совсем иной была направленность публикаций Медведева. Мои первые контакты с ним по публикационным делам были прямо-таки шокирующими. Медведев передал мне пухлую папку и сказал:

— Это верстка находящейся на выходе моей работы. Посмотрите.

Ясно, что это было в деликатной форме высказанное поручение не просто посмотреть, а прочитать, потом высказать какие-либо соображения, из чего Медведев, видимо, хотел сделать вывод, каким бы образом можно было приспособить своего помощника к его издательским делам.

Сейчас, когда по прошествии пятнадцати или более того лет я вспоминаю свои ощущения при чтении этого текста, то почему-то меня не может покинуть название ставшей популярной эстрадной группы — «Ногу свело». Мне свело все тело при чтении той верстки. Это оказалось учебное пособие для слушателей Академии общественных наук (то есть той, где Медведев был ректором) по курсу политэкономии социализма.

По наивности своей я предполагал, что такого рода элементарный набор знаний уже и студентам должно быть неловко читать, а тут — слушатели АОН при ЦК КПСС! Да и какое мнение можно высказать по учебному пособию?

Видимо, выражение лица у меня было достаточно кислым, когда я, поблагодарив за доверие, вернул Медведеву текст верстки без каких-либо замечаний.

Второй пробой на академическую стойкость моего сознания было предложение «посмотреть» верстку статьи в каком-то сборнике, в которой рассматривались, неожиданно для Медведева, не политэкономические, а философские вопросы. Основополагающий тезис статьи вызвал у меня не удивление, а протест.

В статье через систему абстрагированных рассуждений доказывалось, что «целое всегда важнее частного». Мало того, что это в принципе неверно, ибо без частности, определяющей целое, не бывает самого целого, оно уже становится чем-то другим. Человек без головы уже не человек. Даже без ноги это уже совсем другое целое. Но если учесть, что в стране разворачивалась борьба за права человека, личность все больше признавалась высшей ценностью общества, вокруг Советского Союза продолжали кипеть страсти, что мы во имя социализма, то есть «целого», попираем права то Чехословакии, то Афганистана, то есть «частного».

На этот раз свои соображения я уже не стал прятать под маской тоски от прочитанного, просто посоветовал Медведеву снять статью с публикации и мотивировал, почему бы стоило так поступить.

Медведев решительно возразил, но видно было, что возражал он не по существу тезиса, а скорее с тем, чтобы убедить себя сохранить публикацию, которая чем-то была ему дорога. Публикации его, таким образом, становились не частью политической борьбы, которая разворачивалась в обществе, и даже не частью его работы как секретаря ЦК по социалистическим странам, а продолжением преподавательской деятельности с привязанностью к давно сложившимся доктринам.

У этой истории, естественно, было продолжение. Больше мне проекты своих «научных» публикаций Медведев не предлагал «посмотреть». Для выполнения своих публикационных задач он пригласил вскоре на работу еще одного помощника — И.П. Смирнова, который как раз готовился к защите докторской диссертации по политэкономии.

Примерно осенью 1987 года, по предложению Отдела науки ЦК КПСС, было принято решение об издании трех фундаментальных книг, которые должны были формировать идейные основы проводимого Горбачевым политического курса. Вместе с тем эти книги должны были играть роль учебников вузов и системы политического образования. Речь шла об учебниках политэкономии, марксистской философии и научного коммунизма.

По подсказке Болдина, который становился к тому времени главным делопроизводителем при Горбачеве, руководителем коллектива по подготовке учебника политэкономии был назначен Медведев. Такого рода подсказка кандидатуры Медведева не была случайной, так как она предусматривала и обратный реверанс, то есть включение в творческий коллектив самого Болдина, кандидата экономических наук, заинтересованного в создании собственного авторитета как ученого-экономиста.

Получив такое благословение ЦК КПСС на разработку учебника параллельно основной работе, Медведев, можно сказать, с «кипучей энергией» погрузился прежде всего в то дело, которое не должно было считаться для него первостепенным. У меня накопилась потом довольно обширная переписка, когда со Старой площади я посылал ему в пансионат Академии наук под Звенигород, где работал коллектив авторов учебника, ежедневно информацию о текущих делах.

Сомневаюсь, что это совместительство было плодотворным для такого деликатного участка, как отношения с социалистическими странами. Но зато учебник политэкономии, единственный из трех запланированных ЦК КПСС, был подготовлен и вышел в свет.

Такая оперативность должна была бы радовать. Но… увы! Реальная история развивалась еще быстрее. К моменту выхода учебника крах социализма, а следовательно, и всех его прошлых концепций стал настолько очевидным, что книга сразу же стала памятником прошлому.

Политика не терпит суеты. Надо полагать, что подлинной науке суета тоже должна быть противопоказана. Незаурядная публикационная активность Медведева оказалась не на основном участке политической борьбы. Локомотив, таким образом, наращивал обороты двигателя на тупиковом участке пути.

У Яковлева к тому времени кроме функций секретаря ЦК тоже было крупное поручение. Понятно, что он мог бы стать во главе одного из коллективов по написанию учебника. Но он был занят другим: возглавил комиссию по пересмотру дел жертв сталинских репрессий и реабилитации множества, практически миллионов невинно пострадавших людей. Это — уже не тупиковый участок. Здесь было средоточие борьбы по выкорчевыванию сталинизма.

Участвуя в качестве ближайших сподвижников Горбачева в подготовке его выступлений, а вместе с тем и в выработке основных тактических ходов, Медведев и Яковлев, естественно, в равной степени оказались и в курсе того, куда в тот или иной момент поворачивает перестройка.

Причем Медведев, как человек более склонный к доктринерству, постоянно выстраивал систему этапов, периодов и других обозначений пройденного и предстоящего пути. Эти построения с традиционными обозначениями «во-первых», «во-вторых» чаще всего принимались Горбачевым как подтверждение не стихийности, а системности его политики.

Казалось бы, и в публичной интерпретации перестройки дуэт Яковлев-Медведев должен бы идти в ногу, соизмеряя свои шаги. Но на практике все выглядело иначе.

В публичных выступлениях Яковлев шел чуть-чуть, можно сказать на полшага, впереди Горбачева. То есть то, о чем Яковлев говорил, выступая перед писателями, журналистами, деятелями кино или в иной аудитории как бы предположительно к будущему, только через какое-то время провозглашал Горбачев в качестве официальной линии. Это касалось вопросов реабилитации, ломки номенклатурной системы, ослабления руководящей роли КПСС.

В результате Яковлев выступал в качестве провозвестника тех реформ, которые осуществлял Горбачев. Думаю, что Генеральный секретарь ЦК КПСС принимал такое опережающее пробрасывание идей, которое давало ему возможность в случае неблагоприятной реакции общественности видоизменять тактическую линию.

Медведев же, будучи в такой же степени осведомленным о намечаемых действиях, как и Яковлев, в противоположность ему шел не впереди Горбачева, а на те же полшага, только позади него. В практике публичных выступлений это оборачивалось тем, что он говорил не о том, что будет или может быть, а о том, что уже решило Политбюро или Генеральный секретарь ЦК КПСС Горбачев. Медведев, таким образом, не опережал, а шел вслед Горбачеву, вторил ему, что представляло собой уже не открытие чего-то нового, а топтание на месте.

Возможно, он не считал для себя корректным опережать Горбачева. В любом случае его выступления представляли собой не более как интерпретацию происшедшего, а не предложение на будущее. Поскольку Яковлев шел на полшага впереди Горбачева, а Медведев на полшага отставал от выступлений Генерального секретаря ЦК КПСС, то разрыв в позициях между первым и последним складывался в целый шаг. А это уже не могло не бросаться в глаза.