— Не могу это принять, — прошептал он. — Просто не могу…

Ника ждала, поглаживала его по спине и плечам, прижимаясь всем телом. Она чувствовала биение его сердца, тепло кожи, легкий запах дыма и дезодоранта от «Десятки».

Макс обнял ее сильнее, словно она прямо сейчас могла раствориться в воздухе или упасть в пропасть.

— Это нечестно, — чуть неразборчиво произнес он. — У меня было такое в жизни. И не раз. Начальство говорило, если работа предстоит скверная. Я никогда не сообщал такие подробности своему экипажу. Иногда получалось… спасти их. Иногда — нет. Не хочу больше никого отправлять на смерть, лучше пойду сам. Один. Понимаешь?

Ника тяжело вздохнула и проговорила, неотрывно глядя в его карие глаза с едва заметными золотистыми прожилками:

— Если пойдешь один и погибнешь… — голос Ники предательски дрогнул, но она продолжила, выдав на одном дыхании: — Я не хочу стать статуей.

Макс стиснул ее плечи и судорожно вздохнул. Он спрятал лицо в ее рыжих кудрях, и Ника ощущала прикосновение мокрой щеки к своей шее. Не ответил, ни слова не сказал, но хотя бы прекратил спорить и пытаться ее прогнать.

Они еще какое-то время постояли вот так, крепко обнявшись и не в силах оторваться друг от друга. Ника чувствовала боль Макса, как свою собственную. Она резала ее по сердцу и не давала дышать, но и оставить его одного, позволить пожертвовать собой ради ее спасения — девушка не могла.

Ей вдруг вспомнились слова Охотника из полузабытого сна или же той самой ночи на замершей трассе. «Иди. И не позволяй никому остановить тебя. Даже тем, кто тебя любит или кого любишь ты».

Макс глубоко вздохнул, словно пытаясь совладать с эмоциями, и осторожно отстранился, сделав шаг назад, к резной входной двери. Пока Ника деликатно отвернулась и делала вид, что рассматривает убранство захламленной мастерской, он поспешно вытер слезы, стесняясь их.

— Прости, — смущенно проговорил он.

Ника ощутила, как жаркая волна нежности, боли, любви и сострадания затапливает ее сердце. Она попыталась улыбнуться и нежно провела рукой по его щекам.

— Ты живой человек, — тихо заметила она. — Ты же не железный.

Макс грустно хмыкнул и с благодарностью посмотрел на девушку. Затем точно таким же движением вытер слезы Нике, ласково касаясь ее кожи теплыми пальцами.

Странно, она даже не заметила, что плакала… Но сейчас, кажется, их обоих немного отпустило. Все равно на душе скверно, но хотя бы исчезла тяжесть на сердце, словно кто-то могильную плиту на грудь положил, а теперь она медленно, но верно растворялась.

— Когда ты хотел от меня избавиться? — спросила Ника.

Макс чуть улыбнулся, совсем немного, но даже эта полуулыбка была лучше того жуткого выражения сломленности и горя, которые были на лице мужчины в начале разговора.

— Да вот как раз сейчас, — снова и уже шире улыбнулся он. — Подумал, что ты в безопасности, нашла члена своей семьи. У тебя теперь есть дом, близкие, город красивый…

Макс снова помрачнел и выразительно глянул на Нику, но та лишь покачала головой:

— Нет, — она твердо стояла на своем и не собиралась оставаться в Затоне.

Увидев в ее взгляде решительность, Конь устало потер пальцами лоб и грустно вздохнул, смиряясь с неизбежным.

— Ну что, любительница сказок, — невесело улыбнулся Макс. — Долго и счастливо жить не получится. Но зато у нас есть все шансы умереть в один день.

Ника постаралась улыбнуться, показать всем своим видом, что ее это вполне устраивает, но по ехидному карему взгляду, который Макс бросил на нее, становилось понятно — его не проведешь.

— Мы бы все равно не жили, — серьезно произнесла она, убрав с лица фальшивые эмоции. — Я бы замерзла насмерть на трассе, а через неделю, где-то за сотни километров, офицер с позывным «Конь» погиб бы при выполнении боевой задачи вместе со своим экипажем.

Нежно коснувшись щеки Макса, Ника провела пальцами по его скулам, по ровному точеному носу и едва коснулась морщинки между нахмуренными бровями.

— Но мы попали сюда, в Арканию. Встретились… — она вдруг запнулась, но Конь лишь грустно улыбнулся и продолжил:

— И влюбились. Ни к месту совершенно, надо заметить. И не романтично совсем. В дороге, на бегу. Ни одного нормального свидания, всего два поцелуя. Куча задач, дел, нападений, загадок. А тут мы — два дурака, если верить воронам.

— Но здорово же!

Макс счастливо улыбнулся, из его глаз исчезли отчаяние и боль, и теперь они словно искрились.

— Лучше и представить себе не мог. Честно. Думал, так просто не бывает. Чтобы с первого взгляда…

Он чуть смущенно замолчал, было заметно, что ему тяжело и непривычно говорить о своих чувствах, но затем решительно продолжил:

— Ты когда вышла из Леса с кофе в руках, я сразу влюбился, — он рассмеялся. — Мне заранее сказали, чтобы я ждал. Предполагал, что кого-то посланного Садовником. Но когда увидел тебя, такую красивую, живую, рыжую, даже опешил. А ты еще и прикалывать меня начала с порога… И все, пропал.

Ника вдруг густо покраснела, отчего Макс с интересом на нее уставился, тут же замолчав в ожидании пояснений. Девушка смущенно отвернулась, разглядывая захламленные полки мастерской.

— Ты был прав, когда говорил, что с меня станется полезть к спящему солдату со сказочными реанимационными мероприятиями, — наконец, тихо и со смехом проговорила она. — Очень хотела тебя поцеловать, когда ты спал в номере. Ты был такой… красивый, спокойный, расслабленный. Думаю тогда я и влюбилась окончательно. Я словно… увидела тебя настоящего. Без всех этих масок, суровости в облике, темного мрачного взгляда. И тогда я поняла, какой ты добрый, самоотверженный и хороший человек.

Макс чуть смутился от таких слов, но с пониманием кивнул. Затем на миг о чем-то задумался и тепло улыбнулся Нике, неотрывно глядя в ее яркие серые глаза.

— Ты меня защищала. Берегла, заботилась. Щадила мои чувства. Сначала немного бесило, а потом вдруг понял, что никогда никто так ко мне не относился. Раньше ни одному человеку подобное в голову не приходило…

— Ну ты же не железный, — с нежностью повторила Ника, не в силах перестать гладить и обнимать Макса. Казалось, именно эти слова и нужно донести до него, что он имеет право на чувства, на боль, на слабости. Что не обязан всегда быть сильным и несгибаемым. Может, когда-нибудь, он поверит и примет это. Что рядом с ней ему не нужно прятать эмоции и можно быть просто человеком.

— Пусть будет три, — вдруг серьезно произнес он.

— Что три? — не поняла Ника, но мужчина тут же поцеловал ее в губы, нежно и страстно. Девушка словно утонула в этом жарком поцелуе, растворяясь в ощущениях и прикосновениях. Его губы были такие теплые, чуть обветрившиеся, но все равно невероятно сладкие.

Казалось, что прошла целая вечность, когда Макс наконец легонько отстранился, тяжело дыша, и внимательно заглянул в глаза Нике:

— Уже три поцелуя, а не два, — чуть хрипло пояснил он.

Она едва могла дышать от жара, который распространялся по ее телу. Хотелось еще, хотелось большего…

— Четыре, — проговорила она и снова прильнула к его губам, чуть касаясь их языком и слушая то ли стон, то ли полный страсти вздох, который не смог сдержать Макс.

Он сжал девушку в объятьях, прижимая к себе, со страстью гладил по талии и бедрам и, казалось, забывал дышать. Ему представлялось, что он впитывает всем своим существом ее сладкий запах, ее живительное тепло и нежность кожи. Поцелуй перестал быть робким и невинным, словно Макс больше не мог сдерживаться. Он отвлекся только на миг, чтобы быстро окинуть взглядом помещение… А затем с грустью вздохнул и отстранился.

— Нет, маленькая, не время и не место, — тяжело дыша произнес он. — Надо сказать твоему дедушке, что сегодня мы в Лес не идем. Попрощаться с Костей, позвать с собой Майю — это и ее бой тоже.

Он нежно взял ее за руку, поглаживая тонкие изящные пальцы, и указал взглядом в сторону двери, ведущей во дворик.

— Но еще… мы проведем этот день только вдвоем. Всего не успеем, но хотя бы одно нормальное свидание у нас будет.