На мониторе чётко виднеются два небольших пятнышка. Не дыша, неотрывно смотрим на них.
— Ты что-то можешь там различить? — шепчу, потянув Егора ниже.
Он опускается на корточки и так же тихо отвечает:
— Нихуя. Я специалист только делать детей.
— Идиот. — смеюсь, снова возвращая взгляд на экран.
Когда гинеколог включает динамики, мало того, что не дышим, так ещё и замираем. Грохот сердечек наших малышек заполняет не только кабинет, но и всю грудную клетку. Они стучат в разнобой, отдаваясь эхом. Если у Настиного ребёнка стук был чистым и разборчивым, то сейчас я слышу пугающий диссонанс. Будто после каждой пары ударов появляется странный звуковой осадок.
— Это нормально? — выталкиваю перешуганно.
Северов сам превращается в каменное изваяние, не отрывая тяжёлого сосредоточенного взгляда от монитора.
Женщина хмурится.
— Нет. — резко бросает она и надевает наушники, внимательно вслушиваясь.
Поворачиваю голову к жениху, не сдержав слёз и глухого сипа:
— Мне страшно. Что не так?
— Тише, родная. Тише. Всё будет хорошо. У нас были проблемы, но всё наладится.
— Если мы потеряем их? — трещу на панике.
— Не потеряем. — стабильно заверяет он, накрыв ладонью мою щёку. — Перестань сейчас нервничать. Для девочек это вредно.
В этот же момент Людмила Михайловна снимает наушники и обращает всё внимание на нас.
— Что хочу сказать вам, молодые родители. У вас не двое детей. — Северов подскакивает на ноги. От неожиданности хочу сделать то же самое, но он силой удерживает в горизонтальном положении. — Не пугайтесь так. Оба плода в норме. Как и третий.
— Третий?! — это криком вместе с Настей выдаём.
— У вас тройня. Скорее всего, двое однояйцевых близнецов и один разнояйцовый.
— Тогда почему его не видно на УЗИ? — с напряжением высекает любимый.
— Такое часто бывает при многоплодной беременности. Второй или третий ребёнок может прятаться за остальными. Но все они здоровы и развиваются согласно расписанию. Поздравляю.
— Поздравляю? Поздравляю?! — рычу, шагая по коридору к выходу. Егор, улыбаясь во весь рот, сдавливает мою руку. — Как мы будем с тремя детьми разом справляться? У меня всего две руки. Две! — останавливаясь, перекрываю ему путь и трясу кистями перед лицом. — Куда мне третьего девать?
— У тебя есть муж, Диана. — убеждает, не переставая тянуть лыбу, которая меня сейчас бесит до желания вцепиться ногтями в его довольную рожу.
— У меня нет мужа! — бомблю зло. — Формально мы не женаты! Да и ты постоянно пропадаешь ночами на работе! Как я их троих одновременно кормить буду?! А если они все будут плакать?!
Понимаю, что у меня начинается настоящая истерика, но остановиться просто не могу. Меня разрывает от ужаса. Нет, я очень рада тому, что у нас будет большая семья, но я надеялась увеличивать её постепенно, а ни разом выполнить десятилетнюю норму.
— Дианка, успокойся. — прибивает меня к себе, нежно оглаживая спину. — Мне тоже страшно. — хрипит в ухо. — Но мы с этим справимся. К тому же, твоя мама уже обещала приехать и помочь по первому нашему зову. Будет сложно, но мы уже со стольким справились, что трое вопящих малявок покажутся лёгкой прогулкой.
Глубоко вдыхаю и медленно дробью выдыхаю. Несколько раз проделываю это и поднимаю глаза к его лицу.
— Я боюсь, что не смогу. — шелещу на грани нового взрыва.
— Мы сможем. Смогли забеременеть. Сможем выносить. И сможем вырастить. Выбора у нас в любом случае нет. — ухмыляется Хулиган, но в глубине зрачков сохраняется напряжение.
А ещё мне так нравится, когда он говорит "мы". Мы беременны. Не я, а мы оба. Этим он даёт знать, что готов разделить со мной все тяготы и радости. Он не отделяет себя от меня. Мы — одно целое. И мы со всем справимся.
Сгребает ладонями щёки и ласково целует, стирая все страхи и панические настроения.
— Мне надо будет позвонить маме и сообщить новость. Правда, я не представляю, как она будет кататься за шестьсот километров, чтобы посидеть с внуками.
— Мы с твоими родителями пока не хотели тебе говорить, но… — и гад замолкает.
— Его-ор. — тяну со скрытым предупреждением.
— Они хотят перебраться сюда. Чтобы быть рядом с тобой. Виктор готов оставить компанию на Андрея.
Я только потеряно лупаю глазами. Папа всегда говорил, что будет до глубокой старости приглядывать за архитектурным бюро, которое создал с нуля.
— Егор, — нежданно вставляет Настя, — ваша с Артёмом мама тоже готова помочь.
— Настя. — холодно бросает Гора. — Мы уже говорили об этом. Я не хочу иметь с этой женщиной ничего общего. Пусть скажет спасибо, что я терплю её у вас, но в своём доме видеть её не хочу. И больше не поднимай эту тему.
— Почему ты так категоричен? — выталкиваю тонко. — Хотя бы попробуй.
— Прости, Ди, но нет.
На этом разговор сворачивается. Я уже ни раз старалась поднять эту тему, особенно после знакомства с женщиной, которую любимый запрещает даже называть свекровью. Сам же он даже по имени её не зовёт. Только "вы". Подчёркивает, что она для него чужой человек. С одной стороны, я могу его понять, ведь из двадцати четырёх годов жизни двадцать два он прожил без неё. Но с другой знаю, насколько сильно его ранило предательство родной матери. Просто ему слишком сложно и больно довериться и впустить в сердце человека, разбившего его.
Ближе прибиваюсь к нему в молчаливой поддержке. Он обнимает за талию и выдыхает в волосы.
— Давай больше не будем говорить о ней. У нас есть своя собственная семья. — просит приглушённо.
— Хорошо, Коть. — шуршу, коснувшись губами подбородка.
Выйдя на улицу, сразу замечаю Гелинтваген старшего брата жениха. Да, он всё ещё жених, свадьбу пришлось отложить на неопределённый срок, но меня это не слишком расстроило.
Артём размашистыми шагами подходит к нам, крепко обнимая бегущую ему навстречу жену.
— Мы тоже будем себя так вести после трёх лет брака? — толкаю Егора локтём в рёбра, указывая на целующихся Настю и Тёму.
Он только жрёт и накрывает мой рот не менее жадным поцелуем.
— Надеюсь, что мы будем вести себя ещё хуже.
Его хриплый шёпот и интимные интонации заставляют меня вздрогнуть от возбуждения. Мы уже полтора месяца не занимались любовью. Врач сказал, что это может навредить детям. Меня уже трусит от похоти, как и Гору, но стараемся держать себя в руках, чтобы не потерять наших девочек. Троих девочек. Охренеть можно. У нас будет тройня.
— Вот так новости. — сечёт Артём, пожимая брату руку и обнимая меня за плечи. — Не знаю, порадоваться за вас или посочувствовать.
— Мы пока и сами не знаем. — отсекает любимый.
— А я знаю. — заявляю уверенно. — Мы один раз отмучаемся, а потом будем наслаждаться жизнью. — хохочу, заряжая позитивом и всех остальных.
— Уверена, что хочешь поехать туда сегодня? — напряжённо спрашивает Егор, когда прощаемся с Северовыми и садимся в машину.
— Нельзя больше откладывать. Надо съездить на кладбище и отдать должное. Он же погиб из-за меня.
— Ты не виновата, Котёнок. Это его работа.
— Если бы он не вызвался приглядывать за мной, то сейчас был бы жив. — обрубаю, отвернувшись к окну.
Мы ведём этот спор с того дня, как спустя две недели меня выписали из больницы. Понимаю, почему жених не хочет, чтобы я ехала, но сейчас, когда убедилась, что малышкам ничего не угрожает, не могу больше оттягивать момент.
Егор останавливается у цветочного и покупает большой букет красных роз. Чем ближе мы к кладбищу, тем сильнее становится внешняя дрожь и внутренний мандраж. Он накрывает ладонью пальцы, выражая безмолвную поддержу. И сейчас я как никогда рада, что он ничего не говорит. У самой в горле стоит ком, а в груди ледяная глыба. Сколько бы меня не убеждали, что моей вины в его смерти нет, не могу избавиться от этого ощущения. Пусть я не виновата, что Муров повернулся на мне, но не могу не чувствовать причастность.
Пока идём по мощёным дорожкам между огороженных могил и памятников, Егор с давлением прижимает к себе. Подойдя к месту, не сдерживаю слёз. Забираю у него букет и оседаю на колени перед свежей насыпью. Он опускает ладонь на плечо.