— Что ты имеешь ввиду? — выталкивает с лёгким испугом.

И я признаюсь. Делая больно нам двоим, говорю:

— Когда понял, что могу потерять тебя из-за беременности, то мечтал, чтобы этого ребёнка не было. Заявил Тимохе, что сам вырву его. Блядь… Ди… Прости… Я… Просто… Я… — задыхаясь, нихера связать не могу.

То, что вижу в её глазах, наживую нутро выворачивает. Без анестезии и обезбола кишки рвёт. Она опускает ресницы на мгновенно побледневшие щёки. Из-под закрытых век падает единственная слезинка, оставляя незаживающий ожог на моих губах.

— Прости… Я…

— Тсс, Егор. Тише-тише… Тише… — шепчет, приникая к губам. — Не надо. Мне не за что тебя прощать. И я никогда не стану тебя за это винить. Эта вина останется с тобой на всю жизнь. — придавливает ладонь к левой стороне моей груди. — Каждый раз, когда ты будешь смотреть на наших дочек, будешь думать, что не хотел их. Что хотел их убить, чтобы спасти меня. Но я всегда буду рядом, чтобы напомнить тебе, что ты этого не сделал. Не говори ничего, ладно? Прощения будешь просить у них, когда впервые возьмёшь на руки. Скажешь этому маленькому чуду, как тебе жаль за глупые мысли. Но передо мной не извиняйся. Я знаю, что такое отчаяние. Если ты понял мои причины, то и я могу понять твои. Просто обними меня и никогда не отпускай.

И я обнимаю. С силой прижимаю к себе. Забиваюсь её пикантным ароматом, который не перебивает даже спёртый больничный запах.

— Я всегда буду тебя обнимать и никогда не отпущу. Я люблю тебя. Я люблю вас всех.

Дианка ловит мою вторую руку и прикладывает к животу.

— А мы все любим тебя.

— Ты знаешь, что за дверью сейчас сидит кто-то из твоих братьев? — спрашиваю много позже, когда удаётся выровнять дыхание и корявые толчки сердечной мышцы. — Хочешь, позову их?

Она отрицательно качает головой.

— Давай ещё немного побудем вдвоём. Ну или вчетвером. — смеётся Дикарка.

Стоит первым предрассветным бликам пробраться в палату, мы одновременно переводим взгляды на дверь. За эту бесконечно длинную и невообразимо короткую ночь мы успеваем обсудить всё и в одночасье ничего.

— Я знаю, как мы их назовём. — бомблю внезапно для самого себя.

Не удивляюсь, когда Диана резко подрывается и начинает сыпать возмущениями. Я могу только ржать.

— Ты знаешь, а я, значит, нет?! Это и мои дети, Северов! Когда ты успел им имена придумать?! — кричит она, грозясь перебудить не только всю больницу, но и мертвецов в морге.

Со смехом заваливаю её на спину, завожу руки за голову, сжав запястья, и алчно целую, перекрывая поток криков. Целую, пока не кончается дыхание. Пока от нехватки кислорода не начинает кружиться голова, а за закрытыми веками не появляются вспышки. Пока наше дыхание не учащается настолько, что не остаётся сомнений, о чём мы думаем и чего хотим.

Медленно веду по внутренней стороне бедра. Стоит коснуться истекающей нектаром промежности, Дикарка всхлипывает и выгибает спину. Если бы не страх навредить ей и нашим девочкам, то я бы овладел ей здесь и сейчас. Но после угрозы выкидыша я ни за что на свете не рискну их жизнями.

Но ведь от одного оргазма ничего не случится?

Жадно ласкаю её пальцами. Терзаю разбухший клитор. Перекрываю её стоны ртом.

— Его-ор, пожалуйста… — умоляет, шаря руками по моей спине.

— Нельзя, малышка. Пока не удостоверюсь, что секс не навредит вам, никакого удовольствия.

По крайней мере, для меня. Ди же довожу до желанного оргазма. Глотаю её крик, крепко вдавив в кровать. Вжимаюсь членом ей между ног, яростно толкаясь. И похуй, что нас разделяет ткань боксеров и хлопковых шортов. Одного взгляда на её пылающие щёки и горящие похотью глаза достаточно, чтобы кончить и зафоршмачить спермой трусы.

Переваливаюсь на бок и притягиваю Дианку в упор. Жарко дыша ей в волосы, открываю глаза. Но тут же с тихими матами закрываю их снова, чтобы не видеть прихуевшие лица её братьев.

***

— Теперь войти можно? — рыкает из-за двери Тимоха.

Дианка, вся красная, как варёный рак, тянет на грудь одеяло. Не знаю, как много они видели, но и у самого щёки и уши горят. Интересно, от стыда или из-за того, как рьяно меня матерят Дикие. Не удивлюсь второму варианту. Их сестра после пятидневной комы пришла а в себя, а я, вместо того, чтобы сказать им об этом, высекаю из неё оргазм. С оправданиями на этот счёт у меня туго. Что же… Будем действовать по ситуации.

— Можно. — выбиваю сухо, присев на краю кровати и притянув к себе Дикарку. — Не кипишуй. Ты беременна, а значит, они догадываются, чем мы занимаемся. — отшучиваюсь, чтобы хоть немного разрядить обстановку. И снова в точку. Это Андрей и Тим тоже слышат. — Только без наездов. — бросаю резче, чем хотелось бы. — Так вышло.

— Егор хотел вас позвать, но я запретила. — вступается Ди.

Слов не следует ни от одного из братьев. Они напряжённо подходят к постели. Андрюха так же молча прижимает сестру к груди, сдержанно шмыгнув носом. Тимоха выдаёт больше эмоций. Заходит с другой стороны и крепко обнимает её.

— Сестрёнка… Живая…

— А ты хотел так просто от меня избавиться? — хохочет, обнимая их в ответ.

Отхожу на пару шагов, чтобы не мешать воссоединению семьи. Свою порцию облегчения я уже урвал. Теперь их очередь.

Не знаю, что сложнее: видеть, как взрослые мужики плачут от страха и горя или от счастья. И это не заканчивается до самого обеда. Сам отзваниваюсь её родителям, НикМаку и Артёму. Этот нескончаемый поток посетителей, слёз, причитаний и смеха кажется бесконечным. Больше всего, конечно, поливают Дианку Настя и тётя Наташа. Но моя Аномальная держится. Ни единой слезинке не позволяет скатиться. Только улыбается, смеётся и отвечает на неиссякаемые вопросы, повторяющиеся из раза в раз.

Как ты себя чувствуешь? Всё хорошо? Как малыши? Ничего не болит?

Ну и в том же духе.

Замечаю, что Дианка устаёт достаточно быстро, пусть и искренне рада видеть разом всю семью. Даже двум медсёстрам, лечащему врачу и Валерию Павловичу не удаётся их разогнать. Вокруг её кровати образовалось плотное человеческое кольцо. Мне только мельком удаётся выхватывать в этой копошне её лицо и улыбку. Несмотря на гомон всего семейства, её голос и смех слышу чётко. Как и ноты усталости.

Отклеившись от стены, сжимаю плечи Ника и Андрюхи. Толкнувшись между ними, секу вполголоса:

— Диане нельзя сейчас переутомляться. Как только врач убедится, что её здоровью ничего не угрожает, мы вернёмся домой. А сейчас давайте выйдем и дадим ей отдохнуть.

Ещё два десятка обнимашек, и палата медленно пустеет. Как бы мне не претило оставлять её одну, понимаю, что имею на неё не больше прав, чем её родня.

— Тима. — окликает Ди, когда последние покидаем комнату. Он останавливается и оборачивается. — Спасибо тебе. Что прилетел так быстро и спас всех нас. — гладит пальчиками живот. — И за Егора тоже.

Её двойняшка переводит на меня взгляд и улыбается.

— А как иначе, сестрёнка? Это же мои племянники.

— Племянницы. — поправляю быстро.

— То, что мне приснились девочки, не значит, что они будут. — толкает он.

— Будут. — уверенно заявляет Дикарка.

— Карина и Арина. — вставляю я.

— Я не согласна! — кричит, швыряя в меня подушку.

Встречаю её башкой и ловлю, не давая упасть на пол. Возвращаюсь к кровати и подкладываю под спину будущей жене и маме своих девочек. Наклонившись вплотную к пылающему праведным гневом лицу, растягиваю лыбу.

— Ты согласишься, Диана. — шепчу приглушённо.

— Не дождёшься. — бурчит, зевнув.

— Дождусь. — заверяю жарко.

— Северов… — с предупреждением шипит Демоница.

— Северова… — её грудь высоко поднимается на глубинном вдохе и замирает. — Северова, — выдыхаю на повторе. — ты согласишься.

— Почему? — шелестит, заглядывая в глаза.

— Потому что любишь меня.

— Тогда имена для мальчиков выбирать буду я! — выписывает гордо, намереваясь поставить точку.

— Каких ещё мальчиков, Дикарка? — рычу, хмуря лоб. — Нашим девочкам только три недели в пузике, а ты уже о мальчиках.