Я за это время просто свихнусь от неизвестности. Я в таком отчаянии, что готова поехать сейчас же к Егору и спросить у него прямо, но есть ещё одна беда: ни адреса, ни визуального пути к нему я не знаю.

Вхожу в квартиру, и Хомка сразу прыгает на ноги и лает, требуя внимания. Автоматически подхватываю его на руки и иду на кухню, рассеянно трепля длинную шерсть. Беру с микроволновки блокнот с ручкой и начинаю записывать все варианты номеров, которые могут принадлежать моим родным, но понимаю, что звонить на каждый из них тупость.

Устало прикрываю глаза и оставляю эту бесполезную затею. Стягиваю с хвоста резинку и запускаю пальцы в волосы, уткнувшись лбом в ладони.

— Что же с тобой случилось, Егор? Почему всё молчат? Что скрывают? Что, блядь, за секреты?! — срываюсь в крик, подрываясь на ноги.

На месте больше оставаться не могу. Нервно меряю шагами квартиру без какой-либо цели. Хожу туда-сюда без перерыва, стараясь отыскать ответы на вопросы, но всё, что приходит в голову — лишь теории, пока они не будут подкреплены доказательствами.

Войдя в ванную, в потерянном состоянии навожу там порядки, чтобы хоть чем-то занять руки. Было бы так же просто избавиться от мыслей, но они без остановки атакуют мой мозг, разгоняя всё более ужасающие картины и нереальные варианты.

Я могу мыслить логически, поэтому и не делаю поспешных выводов, что Егор попал в аварию в день моего рождения. Его машина стояла возле дома всё время, пока его не было. Про инфаркт отца он солгал. Почему? На чьей машине он был? Когда и как отправил то сообщение?

Закончив яростно наполировывать санузел, бреду в кухню. Мою небольшую стопку посуды, натираю немногочисленные шкафчики, обеденный стол, столешницу, расставляю тарелки по размеру, перебираю содержимое холодильника. Делаю что угодно, лишь бы не сидеть на месте.

Об усталости от бешеной ночи и боли во всем теле благополучно забываю.

Когда и в кухне становится не к чему придраться, меняю постельное на диване, на котором сплю, и ставлю стирку. Перекладываю вещи в шкафу. Понимаю, что в четырёх стенах просто схожу с ума, поэтому переодеваюсь в мотоциклетную форму и выхожу из квартиры.

Направление сразу беру на ближайший выезд из города. Как только вижу знак, обозначающий, что я покинула территорию Санкт-Петербурга, выкручиваю газ. На поворотах почти кладу байк на бок, протирая наколенниками асфальт. По телу идут вибрации двигателя и рёв от выхлопа, но дрожу я не от этого. Неизвестность убивает.

Катаюсь несколько часов, но голова не проясняется. Еду обратно в город, стараясь вспомнить дорогу, по которой утром ехала на такси. Доезжаю до аптеки, где брала таблетки, но на втором же перекрёстке понимаю, что понятия не имею, куда дальше.

Проблема в том, я была настолько погружена в себя, что даже не замечала того, что происходит за окном такси, хотя и смотрела в него всю дорогу. Идею попробовать восстановить маршрут от ночного клуба отметаю сразу же. В том неадекватном состоянии, в котором я была, помню только неконтролируемое возбуждение.

Меня посещает ещё одна мысль, но и она отпадает, как только смотрю на часы. Долбанные белые ночи. На улице светло, несмотря на время, поэтому я даже не заметила, что уже поздний вечер, а значит, не получится взять у Насти адрес Егора и поехать к нему.

Возвращаюсь домой, стягиваю одежду и встаю под душевую лейку. Пусть время и немало, но жара почти не спадает даже ночью, а в экипировке невозможно жарко, и я вся мокрая.

Ополоснувшись, заматываюсь в полотенце и падаю лицом на подушку. Удивительно, но стоит только коснуться её, и я не успеваю понять, как напряжение, держащее меня на ногах весь день, отступает, давая место усталости и отсутствию сна, и я отключаюсь.

Будит меня настойчивый дребезжащий звонок в дверь.

Нехотя разлепляю опухшие веки и переворачиваюсь на спину. После пары часов сна ощущаю себя ещё более вымученной и измотанной, чем в течении дня. Если бы сволочь перестала без конца давить на кнопку, то я бы просто проигнорировала дверной звонок и проспала бы все следующие сутки, но этого не происходит. Поэтому со стоном поднимаюсь с дивана и натягиваю первое, что попадается под руку: короткий шёлковый халат лавандового цвета. Как только прохладная ткань касается пылающей кожи, с облегчением выдыхаю. Плотнее запахиваю края на груди и затягиваю пояс.

Уже взявшись за ручку, одёргиваю руку. После того, как меня кто-то собирался изнасиловать, максимальной тупостью будет открывать кому-то дверь среди ночи вслепую. Поднимаюсь на цыпочки и смотрю в глазок. Когда вижу визитёра, по спине проползает дрожь. Вроде как и не должна кипишовать, но всё равно открываю небольшой шкафчик с инструментами и достаю оттуда молоток.

Я не из тех дурочек, которые в случае опасности хватают зонтик.

Прячу оружие за спиной и проворачиваю замок, приоткрывая дверь ровно настолько, чтобы хватило возможности выглянуть в неё, но не впускать гостя.

— Диана, наконец-то. — выпаливает Самойлов, едва встречаемся взглядами. — Я тебе весь день звоню, но трубку взял какой-то мужик. Я в курсе о том, что случилось в клубе. Но, клянусь, это не я. У меня алиби. Я стоял в наряде. Диана? — вопросительно выгибает бровь, когда я никак не реагирую на его слова.

Протяжно выдохнув, смотрю ему прямо в глаза, но в квартиру его не впускаю. Мой внутренний паникёр заставляет сомневаться меня в словах Димы, хотя трезвый рассудок и говорит, что он не мог этого сделать.

— Откуда ты знаешь, что случилось? — выбиваю с подозрением, которое невозможно скрыть.

— Меня первого проверили, Дикая. Я уехал почти за три часа до того, как тебя опоили, и всю ночь был в участке в наряде. Можешь позвонить Северовой или Глебовичу и спросить. Подозрения с меня сняты. — протягивает мне телефон. — Звони. Они все камеры просмотрели.

Делаю шаг в сторону, позволяя ему пройти в квартиру. Как только входит, захлопываю дверь и щёлкаю замок.

— Заходи. — указываю свободной от молотка рукой в направлении кухни. Молодой человек разувается, а я в напряжении следую за ним на некотором расстоянии. — Чай? Кофе? — предлагаю, когда садится за стол.

— Кофе, если не сложно. Я только с работы. Даже поесть некогда было. Сегодня был на вызове по убийству. Весь день там провозился. — устало растирает лицо ладонями. — Где у тебя ванная? Пойду хоть умоюсь.

— Соседняя дверь с кухней. Не ошибёшься. — улыбаюсь, ставя чайник и закидывая растворимый кофе в кружку.

Самойлов выходит, и только после этого я опускаю свою оружие на стол, но всё же держу под рукой. Он возвращается всего через пару минут и внимательно смотрит на меня. И тут до меня доходит, что на мне халат, еле прикрывающий задницу. А на мне даже трусов нет! Вашу же мать!

Дёргано перебрасываю взгляд на мужчину, подмечая, что он хмурый и напряжённый, смотрит на покрытую метками Северова шею и ту часть груди, которая виднеется в запахе халата, на искусанные губы, но без какого-либо сексуального подтекста. Так он смотрит на жертв изнасилования или избиения. Холодно и оценивающе.

— Я думал, что всё обошлось. — серьёзно заявляет он, отведя глаза.

— Обошлось. Всё нормально. Это не то. — прикрываю ладонью шею. — Ты сказал, что ничего не ел. У меня есть грибной суп. Будешь? — сменяю тему с надеждой, что мне не придётся ему объяснять, откуда все эти следы.

— Мужчину надо кормить мясом, а не супом, но я такой голодный, что согласен на всё. — улыбается белоснежной улыбкой и садится обратно за стол. — Я волновался о тебе. Ты пропала. На звонки не отвечаешь. На работе тебя не было. Я уехал на убийство, а когда вернулся, меня сразу вызвал Арипов на допрос. — рассказывает, пока я наливаю в тарелку сливочно-грибной суп и ставлю таймер на микроволновке. Нарезаю хлеб, постоянно поглядывая на Самойлова. — Я видел результаты анализа крови. И это не даёт мне покоя, Диана. — замерев, перебрасываю на него взгляд, меня пугает его тон. — Само по себе дикость, чтобы кто-то решился накачать наркотой сотрудника полиции, но таким набором… — закусив губу, смотрит на лежащий рядом со мной молоток. — Тебе надо оружие посерьёзнее.