Ставка в войне была сделана на рунную магию и веру в Инноса, в благословление которого король искренне верил. Возможно, в этом был смысл, а такие ограничительные меры помогали удерживать власть, предупреждая возможные бунты и сепаратистские выступления со стороны крупных феодалов, которые, вооружившись «артиллерией», почувствовали бы себя всесильными и независимыми от магов с паладинами, а значит, и от короля. Тем не менее, внутренняя безопасность давалась высокой ценой, ведь всеобщее распространение пушек было бы крупным козырем в войне с орками, которые хоть и не держали крепостей, всё же пользовались деревянными строениями и укреплёнными лагерями. Наиболее эффективно мощь пушек можно было реализовать против орочьих галер, потому ими в первую очередь и вооружали корабли.

Второй причиной малого распространения этих невероятно убойных орудий было то, что сами они выплавлялись из практически чистой магической руды и потому стоили целое состояние. Советники короля считали, что стратегический запас руды можно пустить на более важные цели. В конце концов, одним выстрелом из пушки можно прихлопнуть лишь несколько рассеявшихся по полю орков (если не считать галер и редких случаев осады орочьих укреплений), а один полностью экипированный в лучшие доспехи паладин был, во-первых, гораздо мобильнее, а во-вторых, мог в бою зарубить гораздо больше волосатых нелюдей.

Без технической поддержки, приходилось довольствоваться лишь рунами, в связи с чем большую часть магов в начале войны бросили на передовую, где они и нашли своё упокоение. То, что моё обучение началось за магическим барьером, возможно, спасло меня от неминуемой гибели во время очередного наступления орков. Да уж, кто бы мог подумать, но, возможно, правы те, кто говорит: «всё что не делается – всё к лучшему».

Корристо так и не сменил гнев на милость и не пересмотрел решение о моём годовом отстранении от обучения магии огня. Я всё же наделся, что однажды он смягчится, поэтому изображал смирение и покорность его воле. Не знаю, верил ли в моё притворство Корристо, но, по крайней мере, ему не в чем было меня открыто упрекнуть. Я помнил свои прошлые промахи, не давал себе расслабиться и почувствовать вседозволенность. Было ясно – одна ошибка, и следующая кара будет гораздо суровее предыдущей. Порой мне начинало казаться, что наставник сдерживает моё обучение вовсе не из-за моего проступка, а совсем по иной причине. То, что другим давалось годами, я усваивал за месяцы, если не за недели. Было ясно, что при должной тренировке, я вскоре доберусь до четвёртого круга, а там недолго и до того, чтобы превзойти учителя. Я прошёл ритуал чистого зеркала, а значит на меня указал сам Иннос. Из-за этого обстоятельства Корристо применял ко мне самые суровые мерки, стремясь, по его словам, слепить из неоформленного куска глины верного последователя бога огня. Возможно, это было и так, и он надеялся таким образом привить мне необходимые, согласно кодексу, всем магам моральные качества. Но не было ли истинной причиной промедления с моим обучением ещё и то, что он элементарно завидовал моим способностям, боялся, что ему никогда не занять пост Великого магистра, когда рядом растёт молодой и перспективный избранник Инноса? Я понимал, что во мне говорят гордыня и честолюбие, но всё равно не мог избавиться от такой мысли.

Спустя несколько месяцев, как я начал читать книгу Ксардаса, внешне мало что изменилось, но моё мировоззрение сильно трансформировалось. Слова Корристо, и раньше не всегда убедительные, теперь вызывали ещё большее отторжение. Зато логика отступника, изложенная в книге, была жёсткой и до умопомрачения последовательной. Он писал о том, о чём такие, как Корристо, боялись даже задумываться. Теперь я прекрасно понимал, откуда у Ксардаса такое пренебрежительное отношение к моему ментору, являющемуся поистине олицетворением консерватизма. Прочитав и обдумав вводные главы книги, я, наконец, добрался до места, касающейся контроля разума. Именно в этой главе описывались первые практические упражнения. Чтобы не быть голословным, приведу из неё выдержку, наиболее ярко иллюстрирующую содержание:

«Демон в оболочке гомункулуса, порождённой его собственной извращённой мыслью и энергией заклинателя, опасен невероятно, однако меркнет это перед тем, какие возможности откроются для сущности потусторонней, коли верх над разумом мага она одержит. Потому исключительно крепок духом должен быть призывающий, должен готов быть скорее умереть, чем душу свою под контроль демона отдать. Каждый адепт, силы свои испытывающий на поприще этом нелёгком, всегда под рукой должен держать острый нож, чтобы кровь себе пустить, коли почует, что теряет контроль. Ослабленное, умирающее тело станет менее желанной добычей для демона, а выброс адреналина при ранении, придаст магу сил совладать с ситуацией. Если же и эта последняя мера не помогла – значит, самоубийство единственный выход. Даже смерть гораздо лучше, чем отдать свою душу в распоряжение порожденья тьмы.

Чтобы не доводить до крайности, каждый адепт должен пройти специальную подготовку, и помимо мер, описанных в предыдущих главах, иметь превосходство в телепатическом поединке. Тренировка заклинания контроля даже на слабых демонах опасна для новичка, и посему есть лишь одно средство, чтобы подготовить себя к первому ритуалу призыва. Как известно, к монастырям и городским домам Инноса часто прибиваются больные и убогие, разумом обделённые и на милостыню уповающие. Жаль этих нищих духом, но прогресс науки и магического искусства важнее любых чувств. На таком убогом должен впервые адепт свою силу испытать. В этом обряде нет никакой опасности для мага, а обделённому разумом терять уже боле нечего.

Под полный контроль необходимо научиться брать умалишённого человека, управлять каждым его шагом, видеть его глазами. Лишь когда такое упражнение даётся легко, можно приступать к настоящим ритуалам призыва. Помните о том, что никогда нельзя испытывать эту технику на здоровом здравомыслящем человеке – ужасны могут быть последствия такого эксперимента, в беспомощную марионетку может он навсегда превратиться, лишившись воли, желаний и чувств. Кроме того, и колдующий может серьёзно пострадать, столкнувшись с мощным ментальным барьером в разуме человека. Только при подготовке специальными зельями одурманивающими и ослаблении воли подопытного, возможна такая процедура, как это происходит, к примеру, при ритуале чистого зеркала».

Далее шли описания подробностей процедуры. Я изрядно удивился, узнав, что уже как минимум дважды сам подвергался заклинанию контроля, причём один раз в весьма мощной и необычной форме – когда Ксардас прятал мои воспоминания. Он справился со своей работой на славу, раз совет магов не смог обнаружить подвоха, и, зондируя мой мозг, счёл меня практически безгрешным. То, что я после всех этих процедур оставался в здравом уме, вселяло в меня надежду, что описанная Великим Магистром техника, действительно, применима и при верном выполнении всех правил достаточно безопасна. Я боялся экспериментировать, но без этого дальнейшее изучение книги было бессмысленным, и жажда знаний двигала меня вперёд. Несколько дней я провёл в раздумьях и, наконец, решился обратиться к Диего. Я вспомнил, как он рассказывал про одного умалишённого, заброшенного недавно за барьер.

Это был молодой и довольно безобидный тип, но за свою невероятную глупость, рассеянность и откровенный идиотизм, он получил прозвище Мад или Мэд, что на жаргоне южных островов попросту означало сумасшедший. Этот парень не ориентировался в социальных связях, для него не было различий между лагерями, а к стражникам он обращался также фамильярно, как и к рудокопам. Встреть он ненароком Гомеза, наверняка не побоялся бы обратиться к нему: «эй, дружище». Периодически Мад набивался кому-нибудь в друзья, увязывался хвостом, считая, что они теперь будут неразлучны. Конечно, чаще всего после этого он получал хорошенькую трёпку, порцию оскорблений и издевательств. Как-то раз, к примеру, на него вылили целое ведро дерьма и помоев, и это было ещё весьма по-доброму. Тем не менее, никто до сих пор не убил прилипалу, что было вызвано не жалостью, а тем, что народ не хотел лишать себя удовольствия посмеяться над кретином. Иногда это было, действительно, забавно – взять хотя бы то, что он с гордостью носил данное ему имя Мад, не понимая его значения. Как бы его ни унижали, он ничему не учится и продолжал вести себя, как пятилетний ребёнок. Только если его хорошенько избить, он обижался, отчего не разговаривал уже с доброй половиной лагеря, чему объекты такой обиды были несказанно рады. В общем, лучшего кандидата на роль умалишённого было не сыскать. А если его ещё угостить болотником…