Главным образом вознегодовали те, кто поставил руду на победу наёмника. Они кляли его дрянной меч, кузнеца, который его выковал, жребий, который указал именно на этого бойца. Те, кто поумнее, ругали самого Клинта за то, что не додумался парировать такой мощный удар мягче, уйдя немного в сторону. Послушники Братства выкрикивали благодарности Спящему, стражники, ещё минуту назад завидовавшие, теперь смеялись над бабскими украшениями на мече. Не нашлось только таких, кто жалел бы о безвременной кончине наёмника – она не опечалила даже его товарищей, ибо он успел порядком достать всех своим щегольством, а в жеребьёвке участвовал вопреки воле Торлофа, который разрешил попытать счастья только трём лучшим бойцам среди присутствовавших: Горну, Корду и Блейду. Впрочем, щёголь сполна поплатился за своё самоуправство.

Что касается меча, то его вычурную рукоять после боя прибрал к рукам начальник арены в качестве трофея, рассчитывая заказать к нему новое лезвие и продать какому-нибудь кретину, не разбирающемуся в оружии, но ведущемуся на побрякушки.

Все понимали, что убийство было непреднамеренным, ведь таковым по правилам боёв считалось лишь добивание беззащитного или серьёзно раненного противника. В данном случае всё произошло строго по правилам, и потому храмовый страж был объявлен вне всяких сомнений победителем этого раунда. В соответствии с планом, должны были пройти схватки один на один между всеми лагерями. Два боя с участием Нового лагеря уже состоялись, теперь предстояло столкнуться бойцу из Братства с человеком из гвардии Гомеза.

Таблички с именами записавшихся на турнир воинов от каждого лагеря лежали в разных мешках. Скатти – распорядитель боёв и по совместительству глашатай – вышел на середину арены и опустил руку в холщовый мешок Старого лагеря. Все замерли в нетерпении, а он, будто бы специально, выжидал, долго шаря рукой и наслаждаясь моментом. Наконец, он вытянул жребий – маленькую дощечку с выцарапанными на ней буквами, набрал воздуха в лёгкие и приготовился звучно огласить имя везунчика, который сможет сегодня показать свою доблесть. Никто не успел понять, как на арене оказался телохранитель барона Шрам, который быстрым шагом подойдя к Скатти, грубо выхватил у него жребий и громко выкрикнул: «Я буду сражаться! Кто не побоится бросить мне вызов?». С трибун послышались крики неодобрения, особенно из сектора Братства – ведь именно их боец должен был биться в этом раунде.

Скатти некоторое время стоял в растерянности, с удивлением глядя на Шрама, который самодовольно улыбался, ничуть не смущаясь тем, как искажается при этом его изуродованное рубцами лицо, и не беспокоясь, что своим поступком он нарушил все мыслимые правила, а, возможно, и вовсе поставил под удар отношения между лагерями. Наглец обводил взглядом трибуны, держась за рукоять меча, который можно было с чистой совестью назвать уникальным. В колонии лишь несколько человек могли похвастать снаряжением такого качества. Секрет сплава, из которого был выкован этот меч, был известен лишь избранным, а может, и вовсе утерян. Лезвие было серо-чёрного цвета и имело слоистую, композитную структуру. То ли оно было по-особому обработано кислотой, то ли на самом деле состояло из бесчисленного множества склеенных между собой тонких проволочек. В своей жизни я встречал лишь одно оружие, выполненное в подобной технике – секиру генерала Ли, которая непродолжительное время была жемчужиной оружейной коллекции Гомеза, нагло разграбленной будущими наёмниками перед уходом. Не было сомнений, что в состав сплава входит магическая руда, однако никакими волшебными свойствами оружие не обладало, видимо, потеряв их в процессе обработки. Несмотря на это, владельцам таких произведений искусства не требовалась никакая магия, чтобы расправиться со своими недругами.

Несмотря на все вышеописанные достоинства, меч Шрама выглядел блёкло по сравнению со сверкающими на солнце полированными клинками даже рядовых стражников. Тем не менее, клинок всё равно внушал трепет благодаря своеобразной слегка изогнутой несимметричной форме. Трудно сказать, как правильнее называть это оружие – мечом, саблей или вовсе ятаганом. В манере исполнения чувствовались южные традиции, и скорее всего меч был родом из когда-то могучего города Сетариф, который во времена расцвета Великой Империи Робара Первого был центром обширной провинции, включающей большую часть Южных островов. Спустя годы этот осколок империи распался на множество мелких княжеств, захирел и превратился в сырьевой придаток могучих соседей – Миртаны и халифата ассасинов.

С юга вывозили всё, что можно, начиная от специй и экзотических фруктов, заканчивая рабами и небольшими кораблями, массово производимыми на маленьких верфях. Кораблестроение было важнейшей отраслью, как в Сетарифе, так и в других островных княжествах. Производимые на Южных островах корабли обеспечивали не меньше двух третей от потребности негоциантов всего ведомого мира. Преимущество на море и удалённость от континента спасали юг от полного захвата Миртаной. Некоторые бароны формально признавали короля Робара Второго своим сюзереном, но из-за недавнего нашествия орков и эти немногие начинали подумывать о полной самостоятельности, учитывая относительное спокойствием в их собственных землях.

Из-за затянувшейся войны с орками, пользуясь возможностями, которые даёт хаос и разруха, тысячи искателей приключений, словно мухи на мёд, устремились с Южных островов к берегам Миртаны в поисках славы и богатства. Одни становились пиратами, наживаясь на недальновидных торговцах, поскупившихся нанять достойный эскорт. Другие предпочитали твёрдую почву под ногами и отправлялись вглубь континента, где, как правило, становились наёмниками или солдатами удачи, используя любую возможность, чтобы подзаработать. Именно к породе сухопутных крыс, как говаривал Торлоф, относились Торус и Горн, хотя в колонии было немало народу и из первой группы – бывших пиратов и невезучих контрабандистов, нарвавшихся на военные патрули.

В общем, клинок Шрама, в отличие от меча злополучного Клинта, не отличался вычурностью и показным богатством, зато мог привести в немой восторг любого настоящего ценителя оружия. Этот меч был достоин короля. Сам Шрам, казалось, не придавал никакого значения висящему на поясе оружию, даже не потрудившись дать ему имя. Неведомо, как такое сокровище попало в руки телохранителя Гомеза. Возможно, оно было трофеем, добытым ещё во время восстания, а может, подобно многим другим предметам роскоши, было привезено из внешнего мира по особому заказу. Сам Гомез не расставался с двуручным «Гневом Инноса», который, хоть и был крайне тяжёл, но зато мог одним своим видом заставить уважать владельца.

Шрам стоял ухмыляясь, и будто бы наслаждался потоком ненависти, который обрушили на него недовольные зрители. Люди, подобные ему, будто бы питались эманациями страха, злобы, страданий и отчаяния. Эти чужие эмоции укрепляли их, делали сильнее и увереннее, создавали ощущение превосходства. Однако, стоило кому-то проявить стойкость и спокойствие, как эти энергетические вампиры, купающиеся в энергии низменных чувств, становились беспомощными и сами начинали выходить из равновесия, распаляясь всё больше в тщетных попытках пронять крепкого духом человека. Шрам прекрасно знал, что никто не сможет ему помешать и не выгонит с арены, ведь Гомез уже дал своё согласие на этот бой и слегка кивнул в ответ на вопросительный взгляд Скатти, пытающегося понять, как вести себя в этой неловкой ситуации. Уловив желание барона, распорядитель турнира призвал зрителей к спокойствию и спросил, есть ли среди последователей Спящего добровольцы сразиться со Шрамом, минуя жребий.

Доброволец нашёлся. Пока Шрам, ухмыляясь, рассматривал ряды послушников и стражей болотного Братства, мускулистый загорелый человек показался совсем с другой стороны, уверенно ступив на арену, будто на порог своего дома. Он был лыс, как и все посвящённые в секту, щёки его украшали витиеватые татуировки. На плечах смельчака красовались железные наплечники, а тело прикрывала кольчуга, у пояса переходящая в боевую юбку, гораздо более презентабельную, чем носили послушники. Помимо юбки, ноги были защищены кольчужными штанами и обитыми железом сапогами. Внушительной толщины наручи, хотя и были на первый взгляд неоправданно тяжелы, зато в битве, пожалуй, могли с успехом заменить щит.