После турнира во всей колонии на некоторое время воцарился мир. С момента обособления магов воды, никогда ещё рудниковая долина не казалась такой безопасной и тихой. Только шайка разбойников, прячущаяся где-то в горах на севере, нарушала идиллическую картину. Гомез посылал разведчиков, чтобы найти их логово, но следопыты либо возвращались ни с чем, либо не возвращались вовсе. Забавно, что Диего и Горн, прекрасно знали, где прячется эта банда. Они даже были знакомы с их лидером Квентином – изгоем, от которого из-за необузданности и непомерной гордыни отказались даже воры Нового лагеря. К нему примыкали лишь подобные ему – озлобленные и отчаявшиеся, те, кому было наплевать на то, что, завтра, во время очередного налёта, они, возможно, получат арбалетный болт в грудь. А если не завтра, то послезавтра. А если не болт, то нож под ребро во время пьяной драки со своими же «товарищами» по банде. Эти люди не знали, куда ещё податься, не хотели решать сложных вопросов, отказывались работать и честно искать своё место под солнцем.

Диего порой даже выменивал на еду кое-какие товары у этих отщепенцев, причём по весьма сходной цене. Конечно, он всегда мог прийти к Бартолло или даже Гомезу и рассказать, что ему удалось найти логово бандитов, засевших в горах, словно заноза в баронской заднице. Однако не в интересах моего друга было выдавать шайку этих головорезов – их существование вполне устраивало его, как и то, что люди Ларса порой организовывали набеги на караваны из Старой шахты, прикидываясь, что это дело рук Квентина.

Диего был человеком широких взглядов и понимал, что однополярность – это прямой путь к диктатуре и ограничению свободы. Мы и так уже который год жили в колонии, отделённой непреодолимым барьером от остального мира. Этого было более, чем достаточно, чтобы почувствовать себя в тюрьме, и Диего не мог допустить, чтобы стены этой темницы сжались ещё сильнее под напором ограничений, правил и новых поборов, которыми может обложить каторжан Гомез, почувствовав вседозволенность. Для Диего, как и для меня, было гораздо приятнее, когда в долине оставалось достаточно много людей, имеющих силу и влияние, а значит, право голоса. Всё это было залогом того, что мелкий мирок под куполом будет и дальше оставаться многополярным, а людям, его населяющим, удастся сохранить хоть какое-то подобие свободы.

Несмотря на страх обнаружения моего отсутствия другими магами, я всё же несколько раз решился встретиться с друзьями, прибегнув к уже опробованному трюку с телепортацией. Встречи эти были недолгими, и мне удавалось вернуться в обитель, не вызвав подозрений. Конечно, я успевал обсудить с друзьями лишь самые насущные проблемы и узнать свежие новости, после чего спешил вернуться, а остальные продолжали беседу уже без меня. Тем не менее, такие разговоры для меня были словно глоток свежего воздуха, и, если бы не они, я определённо мог бы начать сходить с ума, будучи запертым в замке под постоянным присмотром старших товарищей по ордену. Мне не препятствовали свободно передвигаться по крепости, но любое моё длительное отсутствие вызвало бы подозрения и вопросы со стороны Корристо. К счастью, обычно он был слишком поглощён исследованиями, чтобы не спускать с меня глаз, и потому идея с тайной телепортацией вместо тренировки с посохом полностью себя оправдывала.

К моему удивлению, верховный маг круга и сам стал периодически отлучаться из обители, заявив, что эксперименты с магической рудой требуют настоящего материала. Я не знаю, куда он отправлялся, он не брал с собой даже Драго, предпочитая путешествовать в полном одиночестве. Как правило, мой наставник отсутствовал недолго, но порой его вылазки затягивались и на полдня. Узнать что-то более конкретное о его работе не представлялось возможным.

Исчезновение Ксардаса не давало мне покоя, но я не решался отправиться на его поиски, да и не знал, откуда начинать. Даже на дорогу до его старой башни, которую разрушил Корристо, ушло бы слишком много времени – гораздо больше, чем я мог себе позволить, не выдав своего отсутствия. Я надеялся, что отступник сам даст о себе знать, но, похоже, ему не было до меня дела. Я вновь и вновь прокручивал в мыслях свои разговоры с ним, пытаясь отыскать хоть какую-то зацепку, намёк на то, как действовать дальше. Единственным, что могло как-то помочь, была злополучная книга Ксардаса, которую Корристо хранил в своём личном сундуке. Именно эта рукопись была последним незавершённым пунктом моего уговора с бывшим Великим магистром, и совесть требовала от меня исполнить обещание. Кроме этого, меня терзало любопытство – что же такого особенного в этой стопке бумаги, чего так жаждал получить назад Ксардас? Обдумав все за и против, я начал разрабатывать план как добраться до манускрипта.

Зачастую самые простые решения оказываются наиболее эффективными. В одну из встреч, я попросил Диего раздобыть мне немного глины. Эта задача оказалась легче, чем я предполагал, и расторопный следопыт, отковыряв мечом небольшой слой земли из русла мелкого ручейка, впадавшего неподалёку в реку, с лёгкостью извлёк комок глины. Мне даже стало немного стыдно, что я сам не додумался так поступить и обратился за помощью. Конечно, Диего стало любопытно, зачем мне глина, но я побоялся рассказать о своих намерениях даже другу, потому ограничился отговоркой, что хочу провести кое-какие эксперименты, изучив её состав. Диего на это лишь махнул рукой и покачал головой – мол, чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало.

Вторая половина плана была самой рискованной. Я не знал, насколько чутко спит Корристо, поэтому надо было углубить его сон. Можно было попытаться подмешать ему снотворного, но это было слишком опасно и могло меня выдать. Я вспомнил рассказ наставника про то, как он почуял подмешанный ему яд. Кто мог гарантировать, что со снотворным не случится то же? Второй способ был проще – использовать свиток сна. Тут тоже могли возникнуть сложности – я не знал, есть ли у Верховного чародея пассивная защита от магических воздействий. Пришлось рискнуть, понадеявшись на необычность заклятия сектантов. Корристо спал мало и поверхностно, но всё-таки спал. Дождавшись, пока учитель ляжет отдохнуть и задремлет, я издали активировал последний сохранившийся у меня свиток сна, сам плюхнулся на свою кровать и притворился спящим, чтобы слишком не подставиться в случае, если Корристо среагирует не так, как планировалось.

Маг спал, будто младенец. До этого, он периодически тяжело вздыхал, переворачиваясь с боку на бок, но теперь он мерно посапывал, сон стал спокойнее и глубже. Крайне осторожно, постоянно озираясь по сторонам, я подошёл к наставнику и нащупал ключ, висящий на цепочке на его шее. Последний раз я ощущал себя подобным образом, когда прокрадывался на склад в порту Хориниса. Сколько же лет прошло с тех пор? Шесть? Восемь? Я понял, что подобно другим каторжанам потерял счёт времени. Отбросив дурные мысли, я продавил ключ в подготовленную глину и получил два превосходных слепка. Проделав это, и протерев ключ тряпочкой, чтобы на нём не осталось грязи, я поспешил удалиться. В течение всего процесса мои руки предательски дрожали, я ожидал, что в любой момент учитель схватит меня, засмеётся, бросит какое-нибудь парализующее заклинание, а то и вовсе испепелит на месте. Ничего из моих страхов не свершилось, а Корристо сладко проспал всю ночь, на утро проснувшись немного позже обычного. Он был свеж, бодр и полон сил – давно я не видел его таким отдохнувшим. Поистине, свитки сектантов творили чудеса, их можно было использовать хоть каждый день, чтобы лучше спать. Не удивлюсь, если гуру Братства так и поступали. Хотя, после болотника в снотворном вряд ли оставалось необходимость.

На следующий день я соединил слепки ключа и обжёг их пламенем заклятья. Получившаяся форма для отливки слегка потрескались – глина была не лучшего качества и едва ли годилась для лепки или гончарной работы. Тем не менее, нужные контуры надёжно увековечились внутри. Оставалось дело за малым – раздобыть оловянную ложку, какие были в ходу у стражи. Само собой, ни маги, ни рудные бароны не пользовались такой посудой, используя серебро или, на худой конец, посеребрённое железо. Рудокопы же напротив, были слишком бедны, и потому уплетали похлёбку деревянными ложками, порой грубо выточенными тупым ножом из какого-нибудь обломка доски. Так поступали те, кто зажиточнее, потому что остальные хлебали настолько пустой бульон, что его можно было пить прямо через край тарелки, а то и вовсе из кружки. И это был далеко не худший вариант, потому что от самодельных столовых приборов можно было получить занозу в нёбо, а то и заработать диарею, ведь мыть за собой посуду многие попросту не считали нужным, да и негде было – не ходить же ради этого на реку, а лужа внутри лагеря несмотря на все запреты, пахла немногим лучше выгребной ямы.