В принципе, на описании этих двух основных характеров приговорённых можно было бы и остановиться, но был ещё и третий, хоть и редкий подвид каторжан. Народ такой породы не признавал криминальных авторитетов, не считал нужным подчиняться и кланяться кому-то, занявшему своё положение силой, хитростью, или ещё по какому-либо сомнительному праву, например, знатного происхождения. За последнее прегрешение таковые частенько и оказывались за барьером. Причины, которые двигали этими людьми, могли различаться очень сильно. Кто-то мечтал добраться до власти сам, кто-то имел обострённое чувство справедливости, кто-то попросту был нигилистом по природе. Некоторые были осуждены несправедливо или за какие-то мелочи, хотя, впрочем, попадались и такие, что оставалось лишь удивляться, как их носит земля.

Диего высматривал непокорных, независимо от их прошлого. Он знал, что именно такие личности, которыми двигают сильные чувства, неважно – често– или правдолюбие, всегда достигают больше, чем другие. Для понравившихся новичков у Диего всегда находилась какая-нибудь стоящая работёнка. Иногда он мог помочь и бескорыстно, но на самом деле в любом случае оставался в выигрыше, используя этих людей в своих интересах, а в случае, если их карьера пойдёт вверх, рассчитывая на благодарность и ответную помощь. Именно благодаря такому подходу за годы жизни в колонии Диего оброс большим количеством полезных связей и знакомств.

Светловолосый мужчина с забранными в хвост волосами, который так дерзко сопротивлялся Буллиту, полностью удовлетворял последнему из вышеописанных критериев, и потому Диего уделил ему чуть больше внимания, чем всем остальным. Следопыт остановил экзекуцию. Стражники под руководством Буллита нехотя оставили свою жертву в покое и, наконец, побежали догонять уже ушедший в сторону лагеря конвой. Новичок довольно быстро поднялся на ноги, умылся и привёл себя в порядок. В целом, он легко отделался – его оглушили на мелководье, и вода немного смягчила удары по ничем не защищённому телу. Сам парень тоже не оплошал, ловко свернувшись и закрывая жизненно важные части тела. Получи он хорошенько по почкам или по голове, мог бы уже и не встать. Походило на то, что прибывшему такое обращение было не в новинку.

Диего думал, что его уже ничем не удивить, но этот парень всё-таки смог сообщить нечто необычное. В конце концов, не каждый день кто-то объявляет, что ему нужно срочно увидеть верховного мага круга огня, да не просто ради любопытства, а потому, что надо передать письмо. Следопыта удивило, как можно передавать письмо с человеком, которого через мгновение искупают в пруду, но я знал, что есть весьма надёжные способы защитить чернила. Можно прибегнуть к магии, а можно обойтись и более простым способом – письмо было продавлено на воловьей коже, а не написано на бумаге. Впрочем, убедился я в этом существенно позже, лишь когда парень всё-таки смог пробраться в замок.

Я пожурил Диего, что он просто-напросто не отобрал у бродяги письмо, ведь тогда оно уже было бы у меня в руках, но призрак справедливо заметил, что ему подходить к магам нельзя, также, как и мне встречаться с кем-либо без ведома Корристо. Оставалось лишь ждать. Меня очень удивило, что послание было передано таким способом. Обычно, почту из внешнего мира отправляли вместе с заказанными припасами. Похоже, кто-то всерьёз заподозрил неладное или очень не хотел, чтобы послание попало не в те руки. Не было сомнений, что курьеру пообещали хорошую награду, которую он получит только в случае, если доставит письмо невскрытым.

– В общем, мне пришлось заняться этим парнем, – рассказывал Диего, – Торус вконец разленился и решил, похоже, все свои обязанности свалить на меня. Не понимаю, зачем это ему нужно, он же ничего не делает целыми днями – даже обходы по лагерю уже почти забросил, пустил всё на самотёк, отдал в руки шельмецов, вроде Шакала. Ему-то хорошо – пользуясь безнаказанностью, стража сразу стала выбивать из скребков чуть ли не вдвое больше взносов за защиту, а Торус, понятное дело, в доле. Не иначе как копит себе золотишка, а чёрт, – замялся Диего, – руды, на чёрный день. Эх, когда ж этот барьер уже прогниёт вконец, – вздохнул следопыт, – но что-то я отвлёкся. Прислал значит, Торус ко мне нового оборванца, чтобы я его испытал. Ну я тоже не дурак, направил его к Яну за списком припасов. Назвал это испытанием веры и намекнул, что список ни в коем случае не должен попасть к Ларсу. Коли парень не дурак, то поймёт, какой шанс ему выпал. А Торус пусть хоть подавится. Раз уж он может себе позволить скидывать свои обязанности на других, то чем я хуже?

– И не говори, – поддержал Горн, – Торлоф у нас тоже любит снять с себя ответственность. Ли ему поручит что-нибудь, а он сразу вызовет кого-то из нас, перепоручит всю работу, а сам усядется в таверне и попивает пивко. «В лагере, как на корабле, должна быть строгая иерархия. Старпому не положено драить палубу», – говорит он в таких случаях. Белиар дери его дурацкие сравнения.

– Говоришь, у парня были светлые волосы, забранные сзади в хвост? – полюбопытствовал Лестер.

– Да. Кстати, со светло-русыми волосами прибыл только один новичок, все остальные в этом месяце были черны, как смоль, если конечно не считать того седого, что умер через два дня после смены в шахте… – покачал головой Диего и продолжил описывать новичка, – одет он был в нательную рубаху, что поддевают под доспех, ботинок не было – одни портянки, будто его только что выдернули из сапог. Странно, что сыромятные наручи не отобрали – видно, спешили. Бородка и усы аккуратно подстрижены, сгребли его явно недавно. Может, и отправили последним, так как только что арестовали. Возможно, он служил в ополчении прямо здесь, в Хоринисе, а то и вовсе прибыл охранником в составе конвоя. Наверно, дезертир, вроде тебя, Лестер, или не поделил что-то с командиром.

– Парень-то, судя по волосам, нордмарец, что ему делать в Хоринисском ополчении? – вставил я.

– Да пёс его знает, – ответил Диего, – я и не настаиваю. Всё это мои домыслы. Кто ж здесь в колонии интересуется прошлым? А акцента у него нет, говорит чисто, словно из столицы вчера приехал. Уж в этом-то я разбираюсь – многих повидал.

Лестер тем временем сидел в задумчивости и, наконец, произнёс:

– Сдаётся мне, что я уже видел у нас этого парня. Он пришёл с идолом Кадаром – проповедником из Старого лагеря. Не похоже, чтобы он спешил в шахту по твоему поручению, а ботинками он, видно, уже успел обжиться.

– Не иначе, как снял с трупа какого-нибудь рудокопа, – усмехнулся Горн.

– Не, – покачал головой Диего, – знаю я эту историю. Купил их у Фиска. О том, как он провёл Уистлера уже пол лагеря балакает. Тот рассчитывал заполучить меч с изукрашенной рукоятью, что осталась от этого горе-бойца наёмника, как его звали-то…

– Клинт. Сучье семя, дери его… – выругался Горн.

– Неважно, – оборвал следопыт, – в общем, Скатти решил, что добру пропадать не годится и продал рукоять Уистлеру, про любовь которого к бабьим штучкам знает весь лагерь. Тот заказал кузнецу Хуно перековать клинок, но руды вовремя не заплатил, да ещё и решил поторговаться. В итоге кузнец послал Уистлера к Белиару и, чтобы возместить свои расходы, продал готовый меч перекупщику Фиску. Когда Уистлер спохватился, было уже поздно, а Фиск задрал для него такую цену, что мама не горюй.

– Всё это очень познавательно, но при чём здесь светловолосый новичок? – не выдержал долгой присказки Горн.

– А при том, – наставительно сказал Диего, – что он вызвался помочь Уистлеру и тайно выкупить меч, будто для себя. В отличие от Хуно, руду он взял авансом, а потом и был таков – ни меча, ни руды, зато штаны и ботинки себе новые прикупил. Ох уж Уистлер злился, аж весь красный был и в крапинку, прям как одёжка призраков. Свою глупость открыто он признать не решился, но люди всё равно прознали, и теперь даже рудокопы смеются за его спиной.

Мы рассмеялись и подивились находчивости и наглости новичка. Редко кто схватывал правила жизни в колонии так быстро.