Я кивнула, едва понимая, о чём он говорил. Больше всего мне хотелось сейчас умыться и добраться до кровати – пусть даже вторую половину ее и займет де Валенсо. И когда я коснулась головой уже набитой не соломой, а пухом подушки, то мгновенно заснула. И снились мне не дворцы и не парижские улочки, а горы и луга родного Прованса.

Только утром я как следует изучила квартиру и познакомилась со здешними слугами графа. Когда я проснулась, моего супруга уже не было в постели, и я смогла без смущения привести себя в порядок.

Накануне у меня не было времени разглядывать кровать, и только сейчас я заметила ее великолепие. Она была широкой и роскошно украшенной – массивная, из покрытого лаком дуба. А белье было из тонкой шелковистой ткани – должно быть, немыслимо дорогой. Интересно, сколько женщин тут побывало до меня?

– Что же вы не позвали меня, мадам? – расстроилась молоденькая горничная Аннет, которая заглянула в спальню, когда услышала, что я встала. – Я помогла бы вам уложить волосы.

Я перехватила их простой деревянной заколкой, и хотя я понимала, что такая прическа не годилась для выхода в город, появиться в таком виде в столовой я вполне могла себе позволить.

К завтраку были поданы куриные яйца всмятку, сыр (не шедший ни в какое сравнение с тем, к которому я привыкла в Провансе), масло, пшеничный хлеб и печеные яблоки с сахаром.

Экономка мадам Пижо – пышная женщина средних лет – спросила меня о пожеланиях на обед и ужин, но в этом вопросе я пока предпочла полностью положиться на ее вкус, чем она оказалась вполне удовлетворена.

– Рыба сейчас слишком дорога, мадам, зато мясо можно купить по весьма разумной цене. И свежих овощей зеленщик приносит вдоволь.

Граф вернулся, когда я уже вышла из-за стола. Он поцеловал меня в щеку и сделал дежурный комплимент, на который я ответила такой же дежурной улыбкой.

– Прямо сейчас мы едем к мадам Шарлиз – ее салон один из самых модных в Париже. Нет-нет, переодеваться не нужно – на вас прелестное платье. Да и что бы вы ни надели, она всё равно подвергнет это критике.

После такой аттестации модистки я ехала в ее салон с заметным волнением – я и сама понимала, что мой наряд слишком старомоден и провинциален.

Впрочем, когда наша карета покатила по столичным улицам, я мигом забыла о модистке. Здесь, в Париже, всё было другим – и сам город, и его жители.

На окнах домов, и без того слишком маленьких, висели ставни – словно жители хотели закрыться от солнца, которого наверняка и так тут было немного. Улицы были узкими и грязными, и почти на каждом перекрестке можно было увидеть просивших подаяние нищих. Наверно, разочарование отразилось у меня во взгляде, потому что граф сказал:

– Скоро вы увидите и другой Париж, Альмира!

И действительно – чем ближе к центру мы подъезжали, тем шире и светлей становились улицы. Я заметила несколько одинаковых карет с большими цифрами, нарисованными желтой краской прямо на дверцах.

– Это фиакры, наемные экипажи, – пояснил де Валенсо. – Поездка в них стоит около двадцати су.

Салон мадам Шарлиз располагался на красивом бульваре, и его витрины были начищены до блеска. Едва мы вошли, к нам устремилась стройная женщина в платье, сочетавшее в себе и простоту, и роскошь – оно не было украшено ни вышивкой, ни кружевами, но сшито было из красивой и явно недешевой ткани.

– Рада приветствовать вас, дорогая графиня! – она обняла меня с сердечностью, которая скорее подходила к встрече двух задушевных подруг, а не людей, которые впервые увидели друг друга.

Но, возможно, в Париже такие приветствия были нормой, и я постаралась улыбнуться как можно шире.

– Я вас оставлю на пару часов, – сказал де Валенсо. – Надеюсь, Дениза, вы оденете мою жену так, чтобы мы могли появиться в лучших домах столицы.

– Разумеется, ваше сиятельство, – рассмеялась модистка, – можете в этом не сомневаться.

Она провела меня в большую светлую комнату, заставленную манекенами и столами с разложенными на них тканями, лентами, нитками, и пригласила двух девушек, которые помогли мне раздеться и стали снимать с меня мерки.

– У вас превосходная фигура, ваше сиятельство. На вас любой наряд будет смотреться великолепно. Граф сказал, что один из туалетов вам понадобится для посещения Версаля. В прежние времена для визита во дворец я разодела бы вас как куклу. Когда-то его величество любил роскошь во всём – в том числе и в дамских нарядах. Вызывающие декольте, пышные, украшенные драгоценными камнями платья – всё это кануло в лету. С тех пор, как рядом с его величеством появилась маркиза де Ментенон, наш король переменил свои предпочтения. Теперь любые излишества считаются пороком.

Я одобрила все предложенные ею фасоны, решив положиться на ее вкус, поскольку не имела оснований в этом вопросе доверять собственному. Только я ужасно волновалась, не нанесет ли это брешь в нашем бюджете, о чём и сказала графу, когда через два с половиной часа он за мной вернулся.

– О нашем бюджете позвольте думать мне, дорогая Альмира, – усмехнулся он в ответ. – Нам предстоит посетить королевский дворец, побывать на нескольких светских приемах, а возможно, еще и театре – сами понимаете, что двумя-тремя туалетами тут не обойтись.

Что я могла на это возразить. Я впервые оказалась в Париже, и мне вовсе не хотелось, чтобы графу было за меня стыдно.

Мне ужасно хотелось посмотреть город, но его сиятельство решил отложить прогулку на следующий день – уже к утру мадам Шарлиз пообещала доставить мне одно из платьев, в котором я могла показаться перед знакомыми своего супруга. Но, словно извиняясь за то, что он лишил меня прогулки, де Валенсо велел кучеру остановиться возле маленького уютного заведения, которое он назвал кафе.

– Здесь подают отличные кофе и шоколад. Уверен, вам понравится.

И шоколад, и пирожные мне и впрямь понравились, а вот странный коричневый напиток показался мне ужасным на вкус – неужели кто-то готов был платить деньги за такое горькое пойло? Но граф только посмеялся надо мной и сказал, что это пойло сейчас ужасно популярно в столице.

Домой я вернулась, полная самых противоречивых впечатлений. А вечером муж вывел меня на улицу полюбоваться фонарями. Стеклянные лампы были подвешены на шнурах, протянутых между стенами домов на расстоянии двадцати шагов друг от друга. И пусть они не могли полностью разогнать темноту, они наполняли улицу мягким приятным светом, отчего она смотрелась совсем по-другому, чем днем.

Нет, всё-таки Париж был особым городом, к которому непросто было привыкнуть.

– Вы должны блистать при дворе, ваше сиятельство! – мадам Шарлиз не скупилась на комплименты. – Его величество любит красивых женщин. И пусть сейчас он уже куда сдержаннее, чем прежде, он вряд ли сможет не отметить столь изысканную красоту. Появись вы во дворце лет десять тому назад, я бы ни на секунду не усомнилась, что наш король не отпустил бы вас от себя. О, поверьте, я знаю, о чём говорю. Когда-то к моим услугам прибегала герцогиня де Фонтанж. В ту пору она была в большом фаворе у его величества, так что мои платья уже бывали в Версале. И если бы бедняжку герцогиню не отравили, и она подольше задержалась бы в спальне короля, я могла стать придворной модисткой.

Меня смущали ее намеки, и я могла лишь порадоваться тому, что десять лет назад была еще слишком мала, чтобы покорять Версаль.

Но следовало признать, что в своем деле мадам Шарлиз была мастерицей – платье сидело на мне как влитое. Сшитое из тонкой ткани пепельного цвета («ах, ваше сиятельство, мадам де Ментенон ввела в моду серо-черные цвета, и двор словно поблек, помрачнел!»), оно было украшено кружевом чуть более светлого оттенка и серым жемчугом.

Меня удивило, что к платью с изнанки были приколоты небольшие мешочки, набитые какой-то травой.

– Без этого в Версале нельзя, – пояснила модистка. – Летом там бывает жарко, но нет никакой возможности принять водные процедуры, и если вы хотите приятно пахнуть, то сушеные травы – лучший выход. Говорят, сейчас его величество не выносит тяжелых ароматов – амбра или мускуса – поэтому я положила в саше апельсиновые цветы.