Я написала мужу о рождении сына, но корреспонденция добиралась до адресата слишком долго, поэтому письмо, которое я получила от него спустя некоторое время, было отправлено им еще до того, как он получил мое.

Граф сообщал, что сражается сейчас под командованием герцога Люксембургского, военное мастерство которого позволил французским войскам одержать трудную победу при Неервиндене.

«Мне горестно говорить о том, сколько славных воинов осталось на поле боя. И хотя потери врага еще более значительны, это приносит мало облегчения.

Мы долго преследовали бегущего противника, и воины Вильгельма Оранского из-за нехватки мостов через Геету вынуждены были бросаться прямо в воду».

О своих заслугах он почти не писал, лишь вскользь упомянув о том, что был удостоен недавно учрежденного его величеством ордена Святого Людовика. Зато с большой теплотой отзывался о героизме своих товарищей – барона Пуанкаре и шевалье Дижона.

В конце письма он велел передать месье Эрве, чтобы тот не отправлял ему денег, как делал это прежде, до окончания его участия в военных баталиях, но просил меня позаботиться о том, чтобы мадам Карбонье получила ежегодную плату за пребывание в ее пансионе вдовствующей графини де Валенсо.

Лето оказалось слишком дождливым, и на полях и лугах стояли лужи, приводившие в отчаяние не только месье Эрве, но и меня. Погода отражалась и на нашем настроении – хандрили все, включая и обычно улыбчивую Кэтрин.

Моя сестра Генриетта родила девочку, но из-за того, что ливни превратили дороги в непроходимые болота, я еще не имела удовольствия повидать маленькую племянницу.

И потому когда однажды горничная доложила о прибытии гонца, я подивилась тому, что тот ехал в такую ужасную погоду. Я велела проводить его в гостиную и сама спустилась туда спустя несколько минут.

Меня дожидался молодой офицер – его форма была испачкана грязью и потому он стоял у дверей, должно быть, боясь испачкать мебель и ковер.

– Я слушаю вас, сударь! – сказала я, а сердце уже почувствовало неладное. – И прошу вас – садитесь. Наверно, вы проделали большой путь и устали.

– Благодарю вас, ваше сиятельство, но позвольте мне сообщить вам печальную весть стоя. Ваш муж, граф де Валенсо, геройски погиб во Фландрии.

Он говорил что-то еще, но я уже не слышала – комната поплыла у меня перед глазами.

Он подхватил меня, подвел к дивану, помог сесть.

– Я позову горничную, ваше сиятельство!

– Нет, сударь! – почти закричала я.

Мысли в моей голове сплелись в непонятный клубок – их было так много, что трудно было сказать, которая из них в большей степени приводила меня в ужас и отчаяние.

Мне было жаль де Валенсо – и пусть я так и не сумела полюбить его как мужчину, я была благодарна ему за то, что он мне дал – за его титул и имя и за сына, который лежал сейчас в колыбели и которого я любила больше всего на свете. Он был хорошим человеком, хотя я не сразу разглядела это под той маской цинизма и равнодушия, которую он на себя нацепил. И мне было жаль, что мы пробыли вместе слишком мало времени, чтобы оценить друг друга по достоинству.

Но вместе с искренним сожалением о гибели графа я не могла отогнать от себя и другие мысли – о том, что будет со всеми нами теперь, когда он погиб? Со мной, с Кэтти, со старой графиней. У де Валенсо было много долгов, и как только кредиторы узнают о его смерти, они накинутся на нас безо всякой жалости. А поскольку денег у нас не было, они вынудят нас продать за бесценок то немногое, что у нас было, и от такого удара поместье уже не оправится.

Мне было стыдно перед покойным мужем, что в столь скорбный час меня тревожили такие низменные заботы. Но ведь я думала сейчас не только о себе, но и о нашем маленьком сыне, которого уже следовало называть графом – но что унаследует он от отца? И не окажется ли он в числе тех дворян, которые, имея громкий титул, не имеют более ничего?

Если кредиторы нас разорят, мы все окажемся на улице – и я, и дети, и мать Эмиля. Я не могла этого допустить. И хотя сейчас я собиралась пойти на сделку со своей и не только совестью, я была уверена, что граф бы меня поддержал.

– Не надо звать горничную, сударь! – я понизила голос. – Простите, что напугала вас.

– Что вы, ваше сиятельство, – пролепетал он, – это я вас напугал. Я должен был проявить больше такта и как-то вас к этому подготовить.

Но его слова прозвучали нелепо. К таким известиям нельзя подготовить. Он сам понял это и смутился.

– Вы приехали в Прованс только, чтобы сообщить мне это? – спросила я. – Вы проделали очень долгий путь.

– Да, ваше сиятельство, – поклонился он, – и я сразу же отправляюсь назад.

– Могу ли я обратиться к вам с просьбой, сударь?

– Разумеется, ваше сиятельство. Я служил под началом вашего мужа, и он был храбрым офицером и прекрасным человеком. Я сделаю для вас всё, что хотите!

Он едва держался на ногах от усталости, и моим долгом было предложить ему ужин и ночлег, но прежде я хотела получить от него одно обещание.

– Прошу вас, сударь, не говорите никому о том, что граф де Валенсо погиб!

Я понимала, насколько странной должна была показаться ему моя просьба. И почти не сомневалась, что он станет думать обо мне дурно. Но это было неважно. Важно было, чтобы он сначала дал мне слово, а потом его сдержал.

– Я понимаю, что рано или поздно об этом станет известно, но мне нужно сохранить это втайне хотя бы до сбора урожая – иначе кредиторы нас разорят. Я понимаю, что вы сочтете мою просьбу кощунственной, но…

– Отнюдь, сударыня! – на его сухих потрескавшихся губах появилась грустная улыбка. – У меня тоже есть семья, и я боюсь, что если меня постигнет та же участь, что и его сиятельство, им тоже придется несладко. Вы можете быть уверены, что никто не узнает, зачем я сюда приезжал.

– Благодарю вас, сударь! – я едва сдержала слёзы.

А потом сама позвала горничную и велела разместить господина офицера на ночлег и принести ему в спальню сытный ужин. А когда он вознамерился отказаться, сумела настоять на своем.

На следующее утро Сьюзан сообщила, что он уехал, как только рассвело.

– Господин граф такой внимательный, ваше сиятельство! – сказала она, укладывая мои волосы. – Не стал полагаться на почтовые службы, а прислал своего ординарца, чтобы поздравить вас с рождением сына.

Я кивнула, надеясь, что она не заметит моих покрасневших от ночных рыданий глаз.

Теперь я особенно тщательно старалась учитывать все наши доходы и расходы. Но прогноз по урожаю был неутешительным. Дожди не унимались всё лето, и все посевы стояли в воде.

– Боюсь, ваше сиятельство, что мы не соберем и половины того, что в прошлом году, – мрачно сказал месье Эрве. – Этого только-только хватит на семена.

Но это я понимала и сама. Крестьяне не только не смогут расплатиться с нами за землю, но и будут ждать помощи от нас. Но сможем ли мы продержаться сами?

На фоне чахлых полей с зерновыми цветущий лавандовый луг смотрелся уже почти красиво, и мы с Кэтти часто приходили туда, чтобы полюбоваться рядами фиолетовых кустов. Запах лаванды был способен хоть чуточку успокоить мои расшатанные нервы.

Кэтрин была еще слишком мала, чтобы понять всю тяжесть ситуации. Но даже она обратила внимание, что на стол сейчас подавалось меньше блюд, чем прежде, и среди них нечасто были так любимые ею пшеничные пироги.

Мы старались экономить на всём, но этого было недостаточно. И в начале августа я отправила крестьян из Валенсоля в горы – собирать лаванду, пообещав платить им столько же, сколько платили за сушеные цветы в Грассе.

– Это безумие, ваше сиятельство! – отчаянно восклицал месье Эрве. – Что мы станем с ними делать? У нас нет никого, кто бы хоть что-то понимал в производстве духов или ароматических масел.

– Так привезите сюда месье Лестьенна, – велела я. – Он знает об этом куда больше, чем мы, и если мы не станем скупиться, то наверняка не откажется поделиться с нами своими секретами.