Я не могла позволить себе читать его письма в присутствии кого-то другого – потому что иногда, стоило мне прочесть какую-то строчку, как мои щеки вспыхивали от смущения.

А сейчас я почти ругала себя за то, что в своем письме была столь откровенна. Не подумал ли его милость, что я намеренно выставляю себя в столь благоприятном свете, дабы дать ему лишний повод мной восхититься? От этой мысли меня бросило в жар.

На самом деле у меня вовсе не было такой цели! Я всего лишь хотела поделиться своими мыслями с кем-то, кто понимал меня так хорошо, как не понимал никто и никогда.

И то, что я почти ничего не знала о бароне Пуанкаре, делало наше общение особенно непринужденным. Иногда я порывалась спросить, сколько ему лет, и есть ли у него семья, но всякий раз останавливала себя. Самой себе я не решалась признаться, насколько я уже очарована им и насколько боюсь разочароваться.

До тех пор, пока мы общались исключительно как друзья по переписке, мы многое могли себе позволить, а любое поднятие завесы сделало бы такое общение уже невозможным.

– Мамочка, ты сегодня получила письмо? – спросила меня Кэтти, когда мы отправились с ней в горы за лавандой.

Я почувствовала, что краснею, и торопливо спросила:

– С чего ты взяла, дорогая?

– Ты сегодня так улыбалась за обедом!

Кажется, я покраснела еще больше и строго велела себе перестать вести себя как неразумная девчонка. Но потом всё равно старалась как можно быстрее наполнить корзину цветами, чтобы вернуться домой, закрыться в спальне и достать из-под подушки еще не дочитанное письмо.

«О, счастлив тот, кто смог изгнать желанье славы Из сердца своего, кто избежал отравы Стремлений суетных, безрадостных забот, Кто временем своим распоряжаться волен, Имеет скромный дом, судьбой своей доволен И невозможного не хочет и не ждет.

Возделывает он то поле, на котором Трудился дед его, он равнодушен к спорам, Что власть имущие ведут между собой, Не тщится разгадать причины непогоды И за одним следит: чтоб не погибли всходы, Когда грозит бедой им ветер грозовой.

Он видит, что нужды его семья не знает, Он видит, как в полях колосья серп срезает, Как виноградари срывают виноград, И кажется ему, что влажные долины, Холмы зеленые, просторные равнины Дары осенние вручить ему спешат.

Пусть не владеет он роскошными дворцами, С их капителями, колоннами, коврами, Пусть роскошь не вошла в приют его простой,— Он видит, как зима сменяется весною, Ковер живых цветов он видит пред собою И наслаждается живою красотой.

Глушь, сердцу милая! Вдали от жизни шумной, Вдали от суеты, от роскоши безумной Я начал забывать страданья прошлых дней. Долины тихие, ручьи, лесные тени, Вам видеть довелось души моей смятенье, Теперь свидетели вы радости моей.

Когда я читал эти строки Онора де Ракана, я почему-то думал о Вас, Ваше сиятельство. Если они не понравятся Вам, то нижайше прошу меня простить – я вовсе не хотел ничем Вас обидеть. Мне просто приятно думать о том, как Вы гуляете по лугам в своем поместье, наслаждаясь солнцем, пением птиц и ароматами цветов.

Возможно, сейчас у вас опять идет дождь (как, надо признать, и у нас), и нарисованная мной картина не вполне соответствует действительности, но рано или поздно дождь закончится, и небо станет чистым и ясным».

Да, за окном опять шел дождь, но на душе у меня было светло и солнечно.

– Я возьму пару бутылей фиалковых духов, бутыль духов с омелой и еще одну – с вербеной.

На этот раз месье Доризо прибыл за товаром лично. Он уже стал почти своим человеком в нашем доме, и даже Гвинет уже не морщилась, когда я приглашала его разделить с нами обед. Более того, отсутствие у месье Доризо дворянского титула отнюдь не мешало старой графине приятно общаться с ним за столом. А детям он всякий раз привозил из Грасса новые игрушки, так что они тоже встречали его с большой радостью.

– Представьте себе – моя сестра вообразила, что ее подруга после нескольких лет бездетного брака оказалась в интересном положении исключительно потому, что целый месяц наносила на запястья духи с ароматом омелы. Я пробовал объяснить Шарлиз, что дело вовсе не в духах, а в том, что ее подруга и супруг, вероятно, приложили к этому несколько больше усилий, чем прежде, – тут он смутился и с опаской посмотрел на Гвинет, но та только погрозила ему крючковатым пальцем. – А другая ее подруга, которую все давно уже записали в старые девы, вдруг вышла замуж. Угадайте, какое объяснение Шарлиз этому нашла?

– Неужели, фиалковые духи? – рассмеялась я.

– Именно! – подтвердил месье Доризо. – И как бы я не убеждал ее, что жених повелся вовсе не на духи, а на хорошее приданое невесты, она мне не поверила.

Наш товар хорошо продавался, но я боялась, что это может побудить месье Доризо самому начать производство духов с теми растениями, которые использовали мы. Он был большим докой в этих вопросах, и наверняка у него бы получилось куда лучше, чем у нас. Впрочем, на этот вопрос он ответил сам.

– Признаюсь, ваше сиятельство, что я изготовил несколько пробных партий духов с похожими ароматами, – тут он вздохнул и виновато опустил голову. – Но Шарлиз утверждает, что это – совсем не то. И что когда она пользуется моими духами, она не ощущает ничего подобного тому, что чувствует, когда пользуется вашими. Не удивлюсь, если у вас есть какие-то секретные ингредиенты.

Я ограничилась тем, что ответила ему улыбкой. Хотя кое в чём он не ошибся.

Нашим секретным ингредиентом были те заклинания, которые читали мы с мадам Туссен всякий раз, когда нужная трава бросалась в огромные чаны. Вернее, сначала она читала их сама, но потом ей пришло в голову, что куда больший эффект это будет иметь, если слова будет произносить рыжеволосая женщина. И как ни странно, она сумела в этом меня убедить. И хотя я по-прежнему воспринимала всё это с изрядной долей скептицизма, делать это я не отказалась.

Месье Доризо оставил нам за товар весьма приличную сумму денег, и мы с Гвинет и месье Эрве стали составлять список того, что нам следует купить на большой осенней ярмарке в Марселе, куда собирался отправиться наш управляющий. Нам следовало позаботиться и о продуктах, и о семенной пшенице, и о новой добротной одежде для Фабьена и Кэтти.

Это было такое приятное обсуждение, что мы хоть и спорили друг с другом, но спорили с улыбками на лицах. Мы давно уже не могли позволить себе подобных трат и теперь вспоминали почти забытые ощущения.

– Тебе самой не помешает новое платье, – строго сказала Гвинет.

А я как раз думала о том же самом – но только для нее.

Звук подъехавшей ко крыльцу кареты мы услышали как раз тогда, когда обсуждали покупку сладостей и специй. Уже вечерело, и в столь поздний час уже не принято было наносить визиты без предупреждений.

– Шевалье Патрик де Прежан! – доложил встретивший гостя слуга.

Мы с Гвинет переглянулись – что могло заставить шевалье приехать в Прованс?

– Счастлив приветствовать вас, ваше сиятельство! – гость поклонился и поцеловал мне руку. А потом направился в сторону старой графини. – Рад видеть вас в добром здравии, дорогая тетушка.

Она позволила ему себя обнять. За эти несколько мгновений месье Эрве, взглядом испросив моего разрешения, тактично удалился, заявив, что он распорядится насчет ужина.

– Из-за дождей дороги так развезло, что по ним просто невозможно ездить, – пожаловался шевалье де Прежан, усевшись в кресло, которое он сначала подвинул поближе к камину. – Мой экипаж застревал несколько раз, и приходилось ждать, пока мой кучер не находил кого-то, кто мог бы нас вытащить.

– Зачем же, дорогой Патрик, ты отправился в путешествие именно сейчас, когда идут проливные дожди, и на дорогах столь опасно? – Гвинет прищурилась.

– Я ездил по делам, – уклончиво ответил он, – и подумал, что, раз уж я оказался недалеко от Веленсоля, то было бы неплохо нанести вам визит. Настали суровые времена, и близкие люди должны держаться вместе, разве не так?