– Позвольте познакомить вас с моей супругой Альмирой.

Я снова поклонилась, позволяя внимательному взгляду дамы ощупать меня с головы до ног.

– Она недурна, – наконец, признала графиня. – Надеюсь, она сделает то, чего не смогла сделать твоя первая жена – родит тебе сына. Вы же понимаете, милочка, что у де Валенсо должны быть сыновья – иначе титул приберет к рукам этот шакал Прежан.

– Не думаю, что стоит говорить об этом сейчас, матушка, – нахмурился Эмиль.

– А когда же еще? – возразила она. – Ты навещаешь меня так редко, что я скоро забуду, как ты выглядишь. Тебе вовсе не следует уезжать из Парижа – де Валенсо должны жить в столице, а не в каких-то горах. И жениться тебе следовало на девушке из семейства, которое приближено ко двору.

На сей раз в ее обращенном на меня взгляде промелькнуло презрение – она сразу угадала во мне провинциалку.

– Как ваше здоровье, матушка?

– Благодарю, я чувствую себя неплохо. Правда, мне уже надоело сидеть тут целыми днями в окружении полоумных старух и стариков. Теперь я слишком редко бываю в центре столицы, а в театре не бывала с прошлого сезона. Скажи им, что я желаю побывать в опере!

– Непременно, матушка! А теперь прости, мы вынуждены вас покинуть, – и прежде, чем она попыталась протестовать, добавил, – нас ожидает его величество.

Этот аргумент подействовал на графиню, и она отпустила нас почти милостиво. А на выходе нас уже ожидала женщина средних лет, которую мой муж представил мне как мадам Карбонье.

– Хорошо, что вы приехали именно сегодня, ваше сиятельство. Вчера ваша матушка чувствовала себя неважно и не узнавала даже меня.

Я поняла, что она была хозяйкой этого дома, а сам дом был чем-то вроде приюта для стариков из благородных семейств. Граф передал ей мешочек с деньгами, и она заверила его, что он всегда может рассчитывать на ее помощь.

Когда мы снова сели в карету, я долго не могла заставить себя начать разговор, хотя вопросов было много.

– Наверно, я должен был рассказать вам про нее раньше, еще до свадьбы. Но сумасшествие моей матери – не наследственное. Она стала такой, когда отец проиграл остатки своего состояния. Он отнюдь не был заядлым игроком и за карточный стол садился крайне редко. Но в тот раз не смог остановиться – тогда он проиграл не только деньги, но и старинный перстень, доставшийся матушке от бабушки. С этим перстнем она никогда не расставалась – когда-то он был подарен моему предку самим Филиппом Смелым, – и она полагала, что он имеет не только историческую, но и магическую ценность. Когда у нее располнели руки, перстень стал ей мал, и она попросила отца отвезти его к ювелиру, чтобы тот его раскатал. А отец по дороге нанес визит своему старому знакомому, где и сел играть в ландскнехт.

Этот рассказ давался ему непросто, и в некоторые моменты мне даже хотелось его остановить – я и так уже всё поняла.

– Она так и не простила отца. Впрочем, между ними всегда были натянутые отношения. Она ненавидела наш замок в Провансе, а когда отец вынужден был продать дом в Париже, она отказалась уезжать из столицы. Ее безумие было не буйным, но ее уже нельзя было оставлять одну. А после смерти отца я несколько лет провел на военной службе. Тогда я и узнал про этот пансион. Мадам Карбонье запрашивает безумные деньги, но матушка может вести там почти привычный образ жизни – там горничные, хороший стол, красивый сад и даже светское общество. Постояльцев там немного, и у каждого есть свои апартаменты из нескольких комнат. Должно быть, вы полагаете, что это излишняя роскошь?

Именно так я и полагала, но сказать ему об этом не смогла. Но полагаю, мое молчание было не менее красноречивым.

– Я не могу лишить ее того немногого, что у нее осталось.

– Вполне понимаю вас, Эмиль, но, возможно, именно горный воздух юга пошел бы ей на пользу?

Он усмехнулся в ответ:

– Когда вы узнаете ее получше, вы сами поймете, что она никогда не поедет в Прованс.

– А вы, ваше сиятельство? – я решила воспользоваться ситуацией, чтобы снова задать ему тот вопрос, что уже задавала. – Как долго вы намерены еще пробыть в Париже?

– Я не могу оставить столицу, пока его величество недомогает – это вызовет его неудовольствие.

Он сказал только это, но я поняла – он и сам не намерен возвращаться в Прованс.

Наступила осень, и Париж становился всё более темным и мрачным. Возможно, для жителей столицы такая атмосфера была приличной, но мне, выросшей под южным солнцем, отчаянно не хватало света и тепла.

Мой супруг часто ездил в Версаль – здоровью его величества уже ничто не угрожало, но он пребывал в хандре, и никаких больших увеселительных мероприятий во дворце не проводилось. Впрочем, я тоже побывала там еще два раза, во время одного из визитов удостоившись чести быть представленной мадам де Ментенон. Маркиза произвела на меня впечатление весьма умной женщины, и разговор с ней не был лишен приятности.

Граф, как мог, старался меня развлекать – мы каждую неделю посещали театры: Комеди Франсез и Королевскую академию музыки и танца. Но несмотря на то, что спектакли не оставляли меня равнодушной, они не могли заменить мне того, чего я лишилась, уехав в Париж.

Меня удивляло, что за эти месяцы его величество ни разу не приехал в столицу. Мне казалось странным, что огромный и величественный Лувр потихоньку переставал быть королевской резиденцией, превращаясь в пристанище членов всевозможных академий: надписей, художеств, архитектуры.

– С тех пор, как его величество переехал в Версаль, он был в столице всего несколько раз, – коротко сказал граф – мой муж не считал возможным обсуждать решения своего сюзерена.

Ну, что же, если королю не нравился Париж, то в этом я была с ним вполне солидарна.

Впрочем, однажды столица преобразилась – когда праздновать победу маршала де Лоржа над Карлом Вюртембергским при Пфорцгейме на улицу высыпали все местные жители. Была иллюминация, и я тоже ощутила нечто весьма похожее на восторг.

Однажды я не выдержала и напомнила графу о дочери.

– Если вы не собирались возвращаться в имение до самой зимы, то почему мы не взяли с собой Кэтти?

– Всё не так просто, Альмира, – вздохнул он. – Ей нездоровилось в столице, и доктор порекомендовал отвезти ее на юг. Прошу вас, поверьте, я люблю свою дочь, и мне неприятно, что вы думаете, будто это не так. Но находясь при дворе, я забочусь и об ее интересах. Если я оставлю службу, нам не на что будет жить. Более того, я намерен вернуться на военную службу. Сейчас Франция нуждается в тех, кто способен держать в руках шпагу. Я поступаю под командование Буффлера в самом скором времени.

Мы уже несколько месяцев были мужем и женой, но ближе друг к другу так и не стали. Иногда граф проявлял неожиданную нежность, и мне начинало казаться, что наши отношения немного меняются, но проходил день-другой, и он снова замыкался в себе.

Хотя такое поведение ничуть не удивляло меня – я наблюдала его во многих семейных парах. И за примерами не нужно было далеко ходить – мой отец тоже не считал нужным общаться со своей супругой более необходимого, и она куда чаще разговаривала с подругами и прислугой, чем с собственным мужем.

Возможно, его сиятельство не считал меня достойной собеседницей в силу моей молодости и недостатка образования, и это обижало меня. Да, я знала куда меньше, чем он, но я с детства любила читать, и этим чтением были не только романы о любви. Правда, библиотека отца не могла похвастаться свежими книгами, но там были труды и французских мыслителей прошлого, и философов других стран.

Иногда я мечтала, чтобы граф поинтересовался моим мнением по какому-нибудь серьезному вопросу. О, уверена, я смогла бы его поразить! Но, наверно, подобная мысль ему даже не приходила в голову.

Когда с деревьев стала облетать листва, я заявила, что хочу вернуться домой. Если бы у меня были собственные деньги, я сделала бы это уже давно. Но ту небольшую сумму, которую мне дал отец перед отъездом, я уже потратила на красивую куклу для Кэтти – не могла же я приехать к малышке с пустыми руками.