– Ну, что же, – граф долго молчал, прежде чем ответить мне, – не стану вас отговаривать. Боюсь, Париж зимой понравится вам ничуть не больше, чем осенью. Тем более, что я и сам отбываю в действующую армию. Но представляете ли вы, по каким дорогам вам придется сейчас ехать?

Я храбро кивнула, но как же я ошиблась! Наша карета застревала на дороге так часто, что мы дольше стояли, чем ехали. Иногда мы вынуждены были делать остановки в чистом поле, и мне приходилось спать внутри экипажа. Граф дал мне денег и на дорогу, и на ведение хозяйства, но я старалась не тратить их на ночевку в гостиницах. Я не знала, как распорядился деньгами управляющий нашим имением, и предпочитала иметь средства на то, чтобы купить хотя бы самое необходимое.

Дорога так измотала меня, что у меня не было сил даже на то, чтобы обрадоваться родному Провансу. Здесь тоже уже вовсю была осень, но здесь еще вовсю светило солнце, а ветер бы ласковым как котенок.

Мы миновали несколько знакомых мне деревень, которые уже находились на землях, принадлежавших де Валенсо. Урожай уже был собран, и видневшаяся вдалеке мельница весело махала крыльями, перемалывая свежее зерно.

К особняку мы подъехали поздним вечером, но даже в темноте я смогла разглядеть, что его фасад действительно приобрел совсем другой вид. Выбежавший на скрип колес лакей распахнул сначала дверцу кареты, а затем, когда я поднялась по ступенькам, и тяжелые входные двери дома.

– Прошу вас, ваше сиятельство! Господин граф известил нас о вашем прибытии, но мы ожидали вас несколько раньше.

Я зашла в дом и, сбросив с плеч накидку, поежилась.

– Надеюсь, хотя бы в комнате мадемуазель де Валенсо тепло?

Но потому, как смутился слуга, я поняла, что в спальне у девочки тоже было прохладно. Я провела в этом доме слишком мало времени и потому попросила горничную проводить меня к Кэтрин.

– Она только недавно заснула, ваше сиятельство, – сказала девушка.

– Ничего, – возразила я. Мне хотелось увидеть ее немедленно.

Мы прошли по длинному коридору, на стенах которого в свете ярко горевшей свечи отражались наши искаженные тени, и оказались перед дверью спальни.

– Благодарю вас, – я взяла свечу из рук горничной. Я не помнила ее имени и подумала, что утром мне стоит заново познакомиться со слугами. – Вы можете идти отдыхать.

Я была голодна, но куда больше мне хотелось выспаться.

Кэтти спала, свернувшись клубком под тонким одеялом, и я невольно замедлила шаг, не решаясь потревожить. Но половица скрипнула, и девочка подняла голову. А уже через секунду она обнимала меня со всей силой своих тоненьких ручек.

– Я знала, что вы вернетесь! – восторженно заявила она. – А нянюшка говорила, что, должно быть, вы с папенькой останетесь в городе до весны. Что-то она скажет теперь?

Ее худенькие плечи дрожали, и она переминалась с ноги на ногу, почти пританцовывая на холодном полу.

– Ложись скорее в кровать! – скомандовала я. – А завтра я велю протопить печи по-хорошему.

– А вы? – девочка подняла на меня огромные глаза, казавшиеся сейчас не зелеными, а почти черными. – Наверно, у вас в спальне еще холодней.

Она смотрела на меня с такой мольбой, что я не смогла устоять. Кровать была узкой для двоих, но зато вдвоем нам было куда теплее, чем поодиночке.

На следующее утро я смогла оценить всю основательность проделанного ремонта. Гостиная, столовая, спальня, несколько гостевых комнат и парадная лестница сияли чистотой и даже некоторым шиком. Не скажу, что мне понравились все новшества, что управляющий счел нужным привнести в интерьер дома, но в наличии хорошего вкуса месье Эрве отказать было нельзя.

Сам управляющий – высокий мужчина средних лет – принес мне отчет с информацией о произведенных расходах. Расходы были огромны. Нет, я не сомневалась, что все деньги пошли по назначению, но если бы граф счел нужным со мной посоветоваться, я предложила бы обойтись более дешевыми тканями для обивки стен и менее помпезной мебелью. Да я бы вообще не стала ремонтировать гостевые комнаты! Зачем? Его сиятельство так редко бывает в родовом имении, что вряд ли кто-то из его друзей или родных нанесет ему визит.

– Я понимаю, ваше сиятельство, что суммы потрачены большие, но поверьте, я старался экономить каждый ливр. И господин граф непременно хотел, чтобы всё было сделано по высшему разряду. Я уже отправил отчет его сиятельству, и он посчитал все произведенные расходы вполне разумными.

Я не стала с ним спорить – дело уже было сделано, а ссориться с человеком, от которого в поместье зависело так много, мне совсем не хотелось.

– Хорош ли был у крестьян урожай? – спросила я. – Не было ли заморозков или засухи?

Месье Эрве посмотрел на меня с удивлением. Должно быть, он не ожидал от женщины такого интереса к хозяйственным делам. И потому ответил коротко, полагая, что для удовлетворения моего любопытства этого будет достаточно:

– Урожай был хорошим, ваше сиятельство. И я уже отчитался о собранных податях перед господином графом.

Своим ответом он показал, что не считает нужным отчитываться еще и передо мной. Но если он полагал, что я стану довольствоваться подобными отговорками и в дальнейшем, то он сильно ошибался. И я решила, что должна прямо сейчас ему об этом сказать.

– Послушайте, любезный месье Эрве, – обратилась я к нему с холодной улыбкой, – мне хотелось бы, чтобы вы поняли, что до тех пор, пока я буду находиться в нашем имении, я хотела бы, чтобы вы сообщали о текущих делах не только его сиятельству, но и мне. Господин граф сейчас находится далеко, и скоро он покинет Париж и отправится в действующую армию, и ваши письма вряд ли быстро достигнут адресата. И пусть я еще не очень сведуща в вопросах управления поместьем, я намерена этому научиться и буду признательна вам, если вы поможете мне в этом.

В его ответном взгляде я заметила смятение.

– Вы не доверяете мне, ваше сиятельство? – его голос дрогнул.

– Ничего подобного, месье! – возразила я. – Мне всего лишь хочется помочь моему мужу в тот час, когда он сам отправляется на защиту Франции.

– Как вам будет угодно, ваше сиятельство, – поклонился месье Эрве. Мне показалось, что на сей раз в его голосе прозвучала обида. – Я нынче же принесу вам доходную книгу – только простите, если какие-то записи вы не сможете разобрать – я делал их, не зная, что их станет изучать кто-то еще.

Возможно, он надеялся, что я передумаю, и ему не придется объяснять мне прописные истины, но я не отступилась, и после обеда мы с ним уединились в кабинете графа (тоже, кстати, приведенном в надлежащий вид).

Я без особых раздумий села в кресло своего мужа, и месье Эрве неодобрительно покачал головой. Неужели он думал, что я стану разбираться с доходами и расходами в своем будуаре?

Толстая книга в кожаном переплете велась довольно аккуратно – я не заметила ни подчисток, ни помарок, а все уточнения, которые управляющий время от времени вносил в свои записи, были сделаны внизу страниц. И его почерк был ровным и вполне разборчивым, так что мне почти не требовались его устные комментарии.

В своем родном доме я иногда помогала отцу вести учет доходов и расходов, и хотя система их записи, применяемая месье Эрве, несколько отличалась от той, к которой я привыкла, я без труда в ней разобралась.

Доходы каждого месяца управляющий записывал на одном листе, а расходы – на другом. Особое беспокойство вызвала у меня сумма долгов, что увеличивалась с каждым годом. Не стоило ли графу погасить их, прежде чем браться за восстановление особняка?

Здешние крестьяне занимались тем же, чем и их собратья во всей провинции, и их урожаи были не больше и не меньше, чем в поместье моего отца, и то, что имение моего мужа находилось в таком упадке объяснялось скорее его неразумными тратами, нежели мошенничеством его управляющего.

Вот и теперь, после сбора урожая месье Эрве сделав запись о том, сколько денег он оставляет на ведение дел в имении, остальные деньги отправил его сиятельству в Париж.