Я поблагодарила ее за совет и сказала, что подумаю об этом. Это поместье давно нуждалось в хозяине. И если де Валенсо не мог да и не хотел им заниматься, то это должна была сделать я – хотя бы ради Кэтрин.

Садовника мы нашли в ближайшей к поместью деревушке Валенсоль. Месье Ланже было лет пятьдесят, и говорили, что сад возле его дома был настолько красив, что ему мог позавидовать сам король. Так ли это было на самом деле, проверить прямо сейчас было затруднительно, поскольку цветы и деревья не имели обыкновения цвести зимой. Но территория рядом с его на удивление аккуратным домиком действительно была ухоженной и разительно отличалась от грязных дворов большинства его односельчан.

Проживавшие на землях де Валенсо крестьяне отдавали графу значительную часть своих доходов. Причем, если в прежние времена дворяне брали с них плату за использование земли в натуральном виде, то теперь такая практика уже была не в ходу, и прежде, чем расплатиться с хозяином, они должны были продать то, что с этих земель получили. Продавать товары в городе иногда приходилось за бесценок, и многим из них, даже тем, кто были трудолюбивы, приходилось перебиваться с хлеба на воду.

Поэтому в обмен на работу садовника в поместье я предложила месье Ланже освободить его от уплаты оброка в графскую казну. И хотя это не отменяло его обязанности уплатить талью в казну короля, я не сомневалась, что он должен был посчитать эту сделку весьма выгодной для себя.

Но, помимо обсуждения внешнего вида нашего парка к месье Ланже у меня был и другой вопрос.

– Скажите, месье, не делает ли кто из местных жителей ароматизированную воду или масла из цветов?

Я всё еще не могла не думать о помандере, который мы купили в Париже за сто пятьдесят ливров. И о том, сколько стоил даже самый маленький и простой флакончик духов в лавке столичного парфюмера. А ведь основой безумно дорогих ароматов было то, в чём у нас не было недостатка – розы, жасмин, лаванда.

– Никак нет, ваше сиятельство, – он покачал головой, весьма удивленный моим вопросом.

И я поняла, что искать людей, которые знают хоть что-то о технологии приготовления духов, мне следует совсем не в деревнях. Но всё-таки месье Ланже тоже мог мне помочь.

– Я хочу, чтобы весной вы засеяли луг, что тянется от озера до леса, вы засеяли пахучими травами, и чем приятнее будет их аромат, тем будет лучше.

Месье Ланже нахмурился – должно быть, моя просьба показалась ему странной и бессмысленной. Но желания хозяев он обсуждать не привык, а потому только поклонился и удалился в деревню.

Через неделю отец поехал в Марсель, чтобы купить там свежей морской рыбы, и я уговорила его взять нас с Кэтрин. Девочке полезно было посмотреть на море, а я хотела найти в городе лавку, похожую на ту, что мы с графом посещали в Париже.

Но даже это оказалось сделать не так просто. Хозяин магазинчика на одной из центральных площадей был весьма любезен со мной, пока считал меня покупательницей, но стоило мне завести разговор на волнующую меня тему, как он потерял ко мне интерес и стал куда менее разговорчив. Нет, он не знает, как изготавливают духи или ароматические масла – он покупает их уже готовыми. И нет, он не может открыть мне имена своих поставщиков. «Простите, мадам, но это невозможно».

В теплой, пропитанной запахом моря таверне мы с Кэтрин полакомились вкуснейшим супом из морепродуктов, потом покатались на карусели и посмотрели на представление уличных артистов.

На другую парфюмерную лавку мы набрели совершенно случайно – я просто уловила сильный аромат, тянувшийся с высокого крыльца, и только тогда посмотрела на вывеску. И вот владелец этой лавки оказался куда более гостеприимен.

– Вы хотите стать парфюмером, мадам? – улыбнулся он, подкрутив длинный седой ус. – Согласен с вами – это весьма доходное дело. Только, боюсь, вам не позволят заниматься им самостоятельно – на этой полянке уже пасутся другие звери. Его величество отдал права на это славное дело корпорации перчаточников-парфюмеров, которая сметет любого, кто встанет у нее на пути.

Я заверила его, что вовсе не собираюсь изготавливать ароматизированную воду в больших объемах – так, исключительно для личного использования. Ведь покупать ее – ужасно дорого.

– Я посоветовал бы вам, мадам, съездить в Грасс. Этот город – центр французской парфюмерии. И он совсем недалеко отсюда – тоже в Провансе. Поверьте мне, там производят не только перчатки. И там, я уверен, вы сможете найти кого-то, кто согласится открыть нужные вам секреты.

Я поблагодарила его за совет, а на обратной дороге спросила отца, бывал ли он в Грассе. Оказалось, что бывал и сохранил об этом городе не самые приятные воспоминания – кожевенное производство наполняло его улицы и площади ужасными ароматами.

От его рассказа мне стало дурно, и я едва справилась с подступившей к горлу тошнотой. А возможно, виной этому был вовсе не рассказ, а тот суп из морепродуктов или подпрыгивавшая на ухабах карета.

Но тошнота повторилась и на следующий день – утром, когда горничная принесла в столовую залу завтрак, мне снова стало дурно. Стрепня нашей кухарки и прежде не отличалась особыми изысками, но на сей раз показалась мне особенно противной. И когда я поморщилась и торопливо поднесла ко рту стакан с водой, кормившая Кэтрин мадемуазель Тюрье внимательно посмотрела на меня и тихо сказала:

– О, поздравляю вас, ваше сиятельство!

Я не поняла, о чем она говорит, и нахмурилась. А она смутилась и закашлялась. Но поскольку я ожидала ответа, она пробормотала:

– Кажется, мадам, вы в положении.

Эмма никогда не обсуждала со мной те вопросы, которые, должно быть, обсуждают родные мать и дочь. Она не считала нужным готовить меня к роли жены и матери, поэтому обо всё, что касалось замужества, я имела весьма смутное представление, основой которого были скабрезные разговоры наших служанок.

И потому слова мадемуазель Тюрье стали для меня откровением. Хотя сначала я не поверила ей. Откуда она, никогда не бывавшая замужем, могла об этом знать?

Но, поразмыслив, я пришла к выводу, что ее предположение вполне могло оказаться правдой. Мое тело давно уже подавало мне сигналы, которые я по незнанию прочитать не сумела. Но теперь я находила всё больше и больше признаков происходивших во мне изменений.

И приглашенный через пару дней доктор догадку няни вполне подтвердил.

– Никаких сомнений, ваше сиятельство! – заявил он. – Полагаю, что вы беременны уже не меньше трех месяцев, а это значит, что весной вы подарите господину графу сына или дочь.

Тем же вечером я села писать мужу письмо. Я не сомневалась, что эта новость обрадует его, а возможно, даже заставит хоть на какое-то время оставить военную службу и приехать домой.

Но стоило мне взять в руки бумагу и перо, как на меня напало странное оцепенение. Я не могла найти нужных слов, чтобы выразить то, что было в моих мыслях. Все те письма, которыми мы прежде обменивались с де Валенсо, были выдержаны в едином холодно-вежливом стиле. Здравствуйте, господин граф – здравствуйте, госпожа графиня. Он сообщал мне об успехах или неудачах военной кампании, а я ему – о домашних хлопотах и здоровье Кэтти. Наши письма были скупыми, лишенными всяческой эмоциональной окраски, и едва ли хоть одно из них занимало более страницы.

Сейчас же мне предстояло сообщить ему нечто важное, и я растерялась, не зная, какими фразами это сделать. Столь важное дело я решила отложить до утра. А потом отложила еще на день, и еще.

Своим родным я сообщила о беременности только тогда, когда скрывать ее стало уже решительно невозможно. В том, что это известие обрадует отца, я не сомневалась, а вот радость и Эммы стала для меня неожиданностью.

– Будем надеяться, что у тебя родится мальчик, – сказала она. – Вряд ли его сиятельство ждет появления еще одной дочери. Да и тебе самой будет спокойнее, если у вас будет сын. Твой муж сейчас на поле боя, и кто знает, вернется ли он домой.