Кэтти не могла дождаться, когда ей позволят сорвать с кипариса что-нибудь вкусное, и едва карета остановилась у крыльца, как она бросилась к дереву и, встав на цыпочки, дотянулась до покрытой белой глазурью звезды – но сняла ее не для себя, а для младшего брата. Фабьен тут же стал запихивать лакомство в рот и запричмокивал от удовольствия, вызвав всеобщий восторг.

К нашему приезду стол был уже накрыт, а горевшие в канделябрах свечи придавали ему почти сказочную атмосферу.

Жозефина постаралась на славу, и мы отдали должное и гусю с яблоками, тушеной свинине, и запеченному карпу, и супу из перепелов, и жареным каштанам.

– Следует быть более бережливой, дорогая! – попеняла мне мачеха, с удовольствием позволяя положить себе в тарелку очередную порцию рыбы.

Но и я, и остальные предпочли сделать вид, что не услышали ее слов. В праздник не хотелось думать ни о чём дурном.

Во главе стола восседала старая графиня, и роль хозяйки чрезвычайно ей льстила. Она давно уже не принимала участия в таких обедах и теперь понемногу вспоминала, каково это – встречать праздник в кругу своей семьи. Она умело поддерживала разговоры и управляла горничными и лакеями, которые прислуживали за столом.

И только однажды лицо ее заметно омрачилось – когда разговор зашел о военных баталиях. Папенька высказал пожелание, чтобы все сражения завершились как можно скорей триумфальными победами французской армии, а все солдаты и офицеры вернулись домой. Мы горячо поддержали его слова, но каждый в этот момент, я уверена, подумал о том, как долго уже не было вестей от графа де Валенсо. И только я одна знала, что вестей этих уже не будет. Никогда.

Я понимала, что рано или поздно об этом узнают и другие и страшилась думать о том, что за этим последует.

За неделю до Рождества я отправила письмо барону Пуанкаре в Сен-Жакю-де-ла-Мер. Я посчитала должным ответить ему, и пусть письмо получилось довольно скупым, я надеялась, что его слова о том, что он будет рад получить от нас хоть пару строк, не были простым проявлением вежливости.

Я предложила отцу и мачехе остаться у нас ночевать, но они отказались. А вот предложение положить им с собой немного еды с праздничного стола было воспринято Эммой благосклонно. Я почти не сомневалась, что днем мачеха отправится с этой едой в гости к Генриетте, и потому велела Жозефине положить в лотки побольше и гуся, и карпа, и пряников.

К весне работа в сарае, выделенном под производство духов, работа кипела вовсю. В поместье на неделю прибыл месье Лестьенн, дабы руководить установкой чанов. Работа эта оказалась сложной, и прошло немало времени, прежде чем всё, что требовалось для дистилляции, было размещено в нужной последовательности и соединено между собой.

Когда всё было уже почти готово, в поместье пожаловал Антуан Доризо. Он приехал не верхом, а в карете, и от моего предложения пройти в дом, чтобы обогреться и утолить голод, отказался, предпочтя сразу отправиться в наш цех. Он тщательно осмотрел всё то, что было сделано, и одобрительно кивнул. А после этого дал несколько советов, с которыми месье Лестьенн, подумав, согласился. Из того, что он говорил, лично мне было понятно немногое, но я постаралась запомнить каждое слово.

Когда мы вышли из сарая, я поблагодарила месье Доризо за помощь. Он небрежно пожал плечами – дескать, проезжал мимо, решил заехать и посмотреть, как у нас идут дела.

– Вы начитаете производство в сложное время, – сказал он то, что я понимала и сама. – Парфюм становится слишком большой роскошью, и мало кто готов сейчас тратить платить за него столько, сколько он стоит на самом деле. В прошлом году наши продажи упали на треть, и если этот год снова окажется неурожайным, то упадут и еще. Никто не станет покупать ароматизированную воду, если не на что купить хлеб.

– Вы правы, сударь, – согласилась я. – Но если, как вы изволили заметить, пшеница и рожь снова не уродятся, у нас, возможно, будет хотя бы лаванда. И я слышала, что в Италии ситуация с продовольствием не так плоха, как у нас. Нельзя ли продавать парфюм в другие страны?

Тонкие губы месье Доризо тронула едва заметная улыбка.

– Только не в Италию, мадам! Традиции производства духов у итальянцев куда более давние, чем у нас. И первая парфюмерная фабрика в Европе появилась в начале этого столетия именно там – во Флоренции при одном из монастырей под личным покровительством Папы. Кстати, знаете ли вы, ваше сиятельство, что именно с помощью дистилляции некоторые ученые пытаются получить эликсир молодости. А аптекарь нашего венценосного короля подвергает перегонке не только растения, а и множество других вещей – например, человеческие черепа.

Мне стало дурно от его слов, и он извинился за то, что меня напугал.

– А вы уже думали, как станете упаковывать свой товар? Хорошие флаконы стоят дороже самих духов.

– О, да! – кивнула я, вспомнив помандер, за который де Валенсо когда-то заплатил немыслимую сумму в сто пятьдесят ливров.

– На первых порах я посоветовал бы вам продавать духи посреднику большой партией.

– Например, вам? – догадалась я.

Он с улыбкой поклонился:

– А почему бы и нет, ваше сиятельство? Я дам вам хорошую цену. К тому же ездить сейчас с товаром по стране небезопасно. А я мог бы забирать бутыли у вас прямо здесь. Поверьте мне, договариваться с парижскими лавочниками – то еще удовольствие.

Я обещала ему подумать над этим предложением, и мы расстались почти друзьями.

Но когда я вернулась домой, меня ждала буря в лице старой графини.

– Извольте объяснить мне, что происходит у нас в поместье! – она стояла напротив меня, и глазах ее сверкали молнии. Сегодня до меня дошли кое-какие слухи, которые показались мне просто невероятными!

– Не понимаю, о чём вы говорите, сударыня! – я пожала плечами.

Долго скрывать производство духов, которое должно было начаться, как только всё вокруг расцветет, от нее всё равно было бы невозможно. Но сейчас я была голодна, а потому совсем не склонна к серьезному разговору. К тому же я изначально знала, что она не придет от этой затеи в восторг, а спорить с ней у меня не было ни сил, ни желания.

– Я говорю о том, что на землях де Валенсо вы намерены заняться тем, чем занимаются презренные мануфактурщики, не имеющие ни титулов, ни положения в обществе! Это совершенно недопустимо, и я требую, чтобы вы дали слово, что с именем рода де Валенсо ничего подобного связано не будет.

Она преграждала мне путь в столовую, и я, вздохнув, решила говорить начистоту.

– Боюсь, сударыня, что такого слова я вам дать не смогу.

– Что-о? – возмущенно выдохнула она. – Да как вы смеете такое говорить? И как вы посмели принять такое решение, не посоветовавшись ни со мной, ни с Эмилем? Наглая безродная выскочка, возомнившая себя тут хозяйкой!

Она кипела от гнева, и руки ее, и всё тело сотрясала дрожь негодования.

– Если вы изволите меня выслушать, ваше сиятельство, то я вам всё объясню, – я старалась говорить как можно спокойнее, но это словно только еще больше распаляло ее.

– Я не намерена ничего слушать! Я завтра же велю снести тот сарай, в котором вы решили проводить свои мерзкие опыты! – судя по всему, она получила исчерпывающую информацию о том, что там происходило. – О, мне говорили, что вы вышли замуж за Эмиля едва ли не обманом. Мой сын всегда был слишком доверчив. Но я, сударыня, не такова! Мне слишком дорога честь рода де Валенсо, чтобы я могла хоть кому-то позволить ее попирать. И если ваш отец и ваша матушка не объяснили вам в детстве, как подобает вести себя женщине благородного происхождения, то я сделаю всё, чтобы Эмиль расторг с вами брак.

– Что вы ели сегодня на обед, сударыня? – холодно спросила я.

Этот вопрос заставил ее растеряться, и за нее пришлось ответить мне самой.

– Вы ели и мясо, и сыр, и белый хлеб. А теперь извольте вспомнить, что подавали к столу у Шавро, к которым вы были приглашены на ужин на прошлой неделе? Кажется, вы говорили, что приехали из гостей почти голодной. Но вы, разумеется, не задумывались над тем, почему мы можем позволить себе несколько больше, чем наши соседи?